Я спустилась в холл и узнала от Роббинса, что обед подают, как и завтрак, а-ля фуршет в гостиной с выходом на террасу.

– Оттуда открывается вид на сады, ваше высочество, – сказал он. – Смею надеяться, он придется вам по вкусу.

Я вежливо поблагодарила его, в очередной раз мысленно отметив, что слуги порой не только ведут себя лучше, но даже изъясняются достойнее тех, кого принято называть «вышестоящими».

Серебро сияло, хрусталь блестел на щедро накрытом столе. Передо мной было такое роскошное разнообразие яств, которое не сумела бы обеспечить и сама миссис Дейтон. В предвкушении пиршества у меня самым неподобающим образом заурчало в желудке, что простительно, если учесть вчерашний неудачный ужин. Проворно взяв чистую тарелку, я радостно предалась самообслуживанию. Вокруг ходили другие гости, но в первые пять минут все мое внимание было сосредоточено на восхитительном угощении. Перепелиные яйца! Омары в масле! Спаржа в голландском соусе оказалась такой нежной, что таяла на языке. Я принялась самозабвенно расправляться с добытыми трофеями и смаковала божественного омара, когда кто-то уселся рядом со мной.

– Вы очень смелая, – прозвучал голос Ренара Лафайетта. – Или это то самое качество, которое англичане называют «флегмой»?

Я высосала остатки мяса из хвоста омара, издав при этом неприличное чавканье, и сурово спросила, стараясь скрыть смущение:

– Вы о чем?

– Ну как же? Вы с таким аппетитом обедаете, как будто в этом доме никто не умер от отравления.

Я посмотрела на свою частично опустевшую тарелку и внезапно почувствовала, что уже совсем не голодна.

– А вы о чем подумали? – продолжал Ренар. – Может, вы флегматично скрываете какой-то секрет?

– Я слышала, вы с леди Стэплфорд не ладили, – перешла я в атаку, чтобы сменить тему.

Ренар с французской беспечностью пожал плечами:

– Мой девиз – живи как хочешь и не мешай жить другим. Леди Стэплфорд придерживалась других взглядов.

– То есть?

– Она не одобряла мой образ жизни.

Я ждала продолжения, не сомневаясь, что он на этом не остановится – Ренару явно нравились чужое внимание и звук собственного голоса.

– Это старая история. В молодости я был тем еще сумасбродом. Однако, по-моему, таковы все более или менее дельные люди. Вы не находите? Впрочем, вы слишком молоды. У вас еще есть время, чтобы стать… дельной.

Я промолчала, поскольку не нашла, что ему возразить, однако же почувствовала некоторую обиду. Лафайетт улыбнулся:

– Простите. К моему собственному удивлению, воспоминания все еще причиняют мне боль. Отец отрекся от меня – давным-давно, сейчас его уже, конечно, нет в живых. А следом от меня отвернулось и все высшее общество. Тем не менее, сейчас, спустя много лет, глядите-ка – вот он я, трапезничаю за графским столом. Получается, победа все-таки осталась за мной.

– А как отнеслась к вашему присутствию в Замке леди Стэплфорд?

– Не имею представления. Мы и словом не перемолвились, однако не думаю, что она была счастлива меня увидеть. А что, собственно, она могла бы мне сказать? Ее муж мертв, она все потеряла. Кого теперь интересует ее мнение?

– Особенно если учесть, что теперь она и сама мертва, – добавила я.

– Tant pis![16] – сказал Ренар. – Тем не менее, жизнь должна продолжаться. Позвольте на этом вас покинуть – наслаждайтесь омаром в гордом одиночестве.

Француз удалился, а я снова почувствовала себя одновременно оскорбленной и сбитой с толку. Отодвинув тарелку с недоеденным омаром, я отказала себе в десерте и вернулась в спальню. У меня за спиной остались гости, которые обедали и вели беседы, однако я решила, что, если буду приставать к людям с вопросами в переполненной гостиной, это лишь привлечет ко мне ненужное внимание. Шагая по холлу, я сделала неожиданное открытие: мне нечем заняться. До сих пор жизнь гостей в Замке была упорядочена расписанием свадебных приготовлений, теперь же мы все оказались предоставленными самим себе. Мужчины могли собраться в других гостиных – курить сигары, пить виски и играть в карты; для женщин были предусмотрены лишь чай и пирожные, а мы только что пообедали. Будь я сейчас дома, в Стэплфорд-Холле – хотя, конечно, странно думать о нем, как о своем доме, – дел у меня было бы невпроворот. Я вдруг поняла, что скучаю по рабочей суете. И как это графу с графиней и всем их приятелям удается вести такую праздную, бессмысленную жизнь с самого рождения? Именно такой жизни хотела для меня матушка, но теперь я пришла к выводу, что не соглашусь на нее ни за что.

Кто-то коснулся моего плеча, и я, вздрогнув от неожиданности, обернулась. Передо мной стоял лорд Милфорд, он же мистер Фицрой.

– Не уделит ли мне ваше высочество минутку внимания? – с предельной вежливостью осведомился он. – Позвольте проводить вас в малую библиотеку.

Я почувствовала невероятное облегчение – это был тот самый человек, который умел улаживать любые проблемы. Так что, изобразив лучезарную улыбку, я милостиво кивнула ему.

Малая библиотека располагалась в угловой башне и действительно оказалась необычайно тесной комнатушкой. Зато там были большие окна, выходившие в заросший дикими цветами садик с фонтаном. Мне сразу представились поколения графов и виконтов, которые коротали время в этой библиотеке с открытой книгой на коленях и взором, устремленным на божественный пейзаж.

– Как же я рада вас видеть! – воскликнула я, как только Фицрой затворил за нами дверь.

– Весьма польщен. – Он подошел к столу и положил на него небольшую папку. – Однако, полагаю, вы не питаете глупой надежды, что я позволю втянуть себя в эту авантюру?

– Авантюру?! – возмутилась я. – Женщина убита!

– Да неужели? – невозмутимо взглянул он на меня. – Пока это всего лишь предположение. Ваше собственное. А я на личном опыте могу сказать, что, выступая под чужим именем, нужно проявлять осторожность. Главное – не привлекать к себе внимания.

– То есть вы готовы пожертвовать правосудием лишь потому, что не хотите, чтобы кто-то узнал, что никакой вы не лорд Милфорд?

– А с чего вы взяли, что я не лорд Милфорд? Может, это мое настоящее имя?

– Да неужели?

– Некоторое время назад вы с мистером Маклеодом любезно согласились подписать некие документы, взяв на себя тем самым обязательство хранить в тайне все, что произошло на Шотландском высокогорье[17]. Там не хватало одной бумаги.

– Так вы об этом хотели со мной поговорить?

– Эфимия, выбросьте уже из головы нелепую мысль о том, что меня может заинтересовать скоропостижная смерть леди Стэплфорд. – Фицрой вскинул ладонь, пресекая мои возражения. – И даже если на секунду допустить, что ее убили, я, во-первых, не намерен привлекать внимание к собственной персоне, вмешиваясь в расследование, а во-вторых, мне нет никакого дела до бытовых убийств где бы то ни было.

– Но в этом замешан лорд Ричард! Вы говорили, что хотите знать обо всех странных событиях, как-то связанных с семейством Стэплфорд!

– Ну, не я, а скорее мистер Эдвард этого хотел. Давайте перейдем к делу. – Он достал из папки лист бумаги. – Это копия Закона о государственной тайне. Буду благодарен, если вы ее тоже подпишете.

– А если не подпишу?

Фицрой вскинул бровь:

– Только не думайте, что вам удастся применить шантаж, чтобы заставить меня помочь в разгадывании местной тайны.

– Значит, вы согласны, что в смерти леди Стэплфорд есть тайна? – мгновенно вскинулась я.

Фицрой протянул мне перо:

– Подписывайте.

Я медлила.

– Вы же знаете, насколько эффективно я умею действовать. В данном случае моя задача – обеспечить секретность событий, произошедших на Шотландском высокогорье. И я это обеспечу. – Он сделал паузу. – Концы в воду. В переносном или в прямом смысле.

В окна лился жаркий солнечный свет, но, несмотря на это, меня вдруг охватил озноб.

– Ну вот, я вижу, вы понимаете, Эфимия. А теперь будьте хорошей девочкой. Подписывайте.