— Не могу, но, кажется, это круче любого наркотика, — самому не верится, что Андрюху можно до такого довести. Кажется, он еще неделю будет ходить с таким вот ошалевшим взглядом!

— Ага, зато как ты после этого сможешь с одной? — подъебывает Эд, которому такого счастья не обломилось. — Теперь, считай, ты, дружище, попросту пропал. На одну у тебя даже и не встанет!

— Иди ты на хрен, — отмахивается Андрюха и его глаза снова начинают покрываться туманом. — Четыре! Языка! Это, блядь, самое охуенное блаженство!

В общем, Карин сделал мой вечер. Ради того, чтобы увидеть его таким, стоило поехать в этот сприпклуб! Даже настроение повысилось, а все левые мысли просто растворились в голове.

Уже через час мы завалились в «Искру», как к себе домой. Взгляд сам собой скользнул по новенькой красной машинке у входа, — ну, что, к гадалке не ходи, Мила сегодня здесь. А ведь, кажется, Артур давно и прочно женат… Но, видимо, такие мелочи в наше время никого ни разу не смущают. Хотя, — о чем я? Разве что-то может смущать, когда женщину упаковывают, как надо? Времена красивых слов и менестрелей с их чистой любовью, поступков и подвигов… Нет, даже не прошли. Эти времена, кажется, и вовсе никогда не наступали. А что? Ведь, если вспомнить историю, то у всех власть имущих всегда были фаворитки. Которых не смущали ни жены, ни возраст их «возлюбленных», ни даже отвратный характер и то, как ними обращались. Нет, женщины всегда были товаром, который только и думает о том, как бы себя продать подороже. А всю романтику придумали… Наверное, сами романтики. Может, им просто очень хотелось верить в большую и чистую любовь? Вот они ее себе и придумывали. И воспевали. Короче, сами выдумали себе какой-то красивый мир, которого нет, не будет и не было никогда!

Мы рассаживаемся в уже давно негласно ставшую «нашей» кабинку. Ее занимают редко, оставляя для нас, особенно, когда Антон с Эдиком дают представление. Тохи еще не видно, а Эд летит в гримерку готовится.

— Как-то мы слабо оторвались, — бормочет Глеб, заказывая ящик шампанского. — И девочкам тоже, — проследив за моим взглядом, он кивает на кабинку с Полиной и Ксаной.

Но нас, кажется, уже опередили, — по крайней мере, у девчонок на столике уже открыто несколько бутылок и полно закусок. Или они тоже отмечают покупку машины? Да, повод неплохой. Особенно, когда это отмывание еще и спонсирует тот, кто эту же машинку тебе и прикупил.

Я напрягаюсь, высматривая глазами Леру, — в прошлый раз она была с ними. Не совсем вообще понятна эта дружба, скорее, было бы логично, если бы она сошлась с девчонками из общаги. А так… Что у нее может быть с ними общего? Разве что она тоже собирается здесь танцевать.

А вот этого я уже принять не могу. Кулаки снова сжимаются, до боли, стоит мне только представить, как Лера выходит здесь на сцену. Ну да, это, конечно, не сприптиз, да и кабинок для приватных танцев здесь нет, заведение другого класса, и все же… Нет, я физически не вынесу, если на нее, полуодетую, будут пялиться потные мужики, по ночам представляя себе, что бы они с ней сделали, а она будет извиваться перед ними всем телом со своей самой соблазнительной улыбкой в мире… Бля, да я же разнесу здесь все на хрен! Или возьму кредит, попав в вечную долговую яму и выкуплю весь этот блядский ночник! Но первое гораздо реальнее, чем второе…

— Ты снова скис, — Шиманский, со своей вечной проницательностью, выдергивает меня из моих садо-мазо сексуальных фантазий. Ну, а по-другому это не назвать, — потому что крышу сносит от одного представления Валеры на сцене в этих тряпках, которые они здесь называют одеждой. И скулы сводит от ненависти к каждому, кто только бросит на нее взгляд. Прямо до хруста зубов.

— Расслабься, — шипит Глеб, вкладывая мне в руки бокал. — И даже не думай напиться в говно сегодня.

Вот кому хорошо сейчас, так это Андрюхе. Глаза до сих пор такие сумасшедшие, как будто он поймал свой вечный кайф и его уже никогда не попустит. Он кивает Глебу, и послушно выпивает свое шампанское до дна. Кажется, Карин вообще не совсем соображает, где находится и что происходит вокруг него. И лицо такое у него … расслабленное и придурочно-счастливое, как у ребенка.

Ну, и я тоже, кажется, нашел свой собственный наркотик, который плющит так, как ни один кайф в мире. Только у меня, кажется, началась хроническая ломка. И с каждым разом она становится все более лютой. Вот, даже и нет здесь Леры, а я уже представляю, как разбиваю морды каждому в этом зале. И, если так пойдет и дальше, то меня, как особо буйного и опасного, запрут в дурку без шанса снять смирительную рубашку.

— Слава, твое психическое здоровье начинает меня беспокоить, — Глеб снова склоняется надо мной, подливая шампанского в бокал, который я даже и не заметил, как опустошил. — Такое ощущение, что ты видишь наяву какие-то глюки. Если так пойдет и дальше, начнешь разговаривать то ли сам с собой, то ли с какими-т о человечками, голоса которых будут звучать только в твоей голове!

Очень проницательно! Только вот этим человечкам я уже я морды по три раза раскурочил. Но лучше об этом никому не говорить, а то мало ли… Дружба дружбой, но не хватало мне еще, чтобы лучшие друзья пригласили мне психиатра!

— Дамы и господа! Шоу начинается! — скупой прожектор на сцене освещает Эда и явно запыхавшегося Антона, которого Эд, судя по недоброй улыбке, убьет сразу же, как только они закончат. Зато Тоха сияет почти так же, как и Карин. Видно, получилось у него то, ради чего слинял. Значит, сегодня будет еще один повод для праздника. Если к тому времени я, конечно, не свихнусь окончательно и бесповоротно.

— Ты бы еще сливок взбитых с шоколадом и орехами заказал, — бурчу Шиманскому, понимая, что даже Андрюха наверняка сейчас выглядит гораздо более адекватно, чем я со своими стиснутыми челюстями и безумными глазами. — Как девки, ей-богу! Только птичьей еды какой-нибудь на шпажках не хватает! Типа кураги, манго и что они там еще едят?

— Да не вопрос! — хохочет Шиманский. — Если тебе это поможет, я даже на танец тебя готов пригласить! Медлячок? Или что-то позажигательней? Бедрами покрутим! — эта зараза откидывает назад челку и начинает соблазнительно, — ну, по его мнению, подмигивать обоими глазами, как будто у него начался нервный тик.

— Ох, бля, если ему такие вещи скоро помогать начнут, чтобы снять напряжение, то я вам, мужики, больше не товарищ, — просыпается Андрюха. — И даже не садитесь за три метра от меня в аудитории! И вообще, мы с вами больше не знакомы!

— Я тебя сейчас шипучкой оболью, — шиплю я, стараясь, чтобы вышло не слишком громко, — Эд с Антоном там же представление представляют, стараются, а мы тут со своими разборками. Когда только успевают кропать все эти свои шутки? Вообще, наверное, не спят!

— Вот об этом я и говорю! — заливается ржачем Карин. — Шампанским облить… Ты бы еще сказал, что все патлы мне повыдергиваешь!

— Иди ты на хрен, — бурчу я, понимая, что начинаю реально расслабляться.

— Идите на хрен вы оба! — вот теперь мы, кажется, уже Шиманского достали. — Я вам, как людям, культурную программу, элитное шампанское, а вы, бля…

— Ну, все, все, прости, — перемигнувшись, мы одновременно хлопаем Глеба по плечу. — Программа реально классная! Не все же нам, как свиньям, наливаться вискарем!

— То-то! — Шиманский назидательно поднимает указательный палец вверх. — Начинайте уже становитьбся интеллигентными людьми!

— Кто? — хохочет Карин. — Эти неандертальцы? Глебушка, ты меня просто поражаешь! Принес культуру в массы, а они о ней даже и не слышали! Ты, случайно, бисера с собой не захватил?

— Капля камень точит, — Шиманский смачно глотнул своего элитного шампанского. — Если на вас долго и упорно благотворно влиять…

— То замахаешься влиять, — расхохотался Карин.

— Вот же придурки, — благодушно усмехнувшись, Шиманский снова пополняет нам бокалы.

— Вряд ли мы сильно облагородимся, если выпьем по ведру этого благородного напитка и напьемся, как свиньи, — продолжает стебаться Карин. — Или у нас бодун будет каким-то особенно элитарным?