— Я… — ерошу волосы, и сам не зная, что ей сказать. — Дело не в тебе…

— Все ясно, — поправив платье, Саманта грациозным прыжком встала на ноги и пошла к бару. Плеснув в два стакана коньяка, молча подошла и ткнула один мне в руки. Так же молча села рядом и начала медленно пить.

— Дай мне огня, Бурин, — наконец очнулась она, заговорив каким-то незнакомым, низким и хриплым, голосом. — В сумочке. Она где-то… В общем, где-то по дороге к постели.

Ну, да. Мы влетали и не смотрели особенно по сторонам.

Сумочку я нахожу почти у входной двери. Вздыхая, наклоняюсь, извлекая из нее зажигалку и сигареты. А все ведь могло быть сейчас так замечательно! Если бы не одна заноза, которая каким-то чудом проела во мне какую-то черную дыру! И так же, зараза, глубоко засела, что и не выдернешь!

Саманта закуривает, жадно втягивая дым. А поле откидывается на подушки.

— А знаешь, Бурин, я тебе даже завидую, — шепчет она тихо, глядя в потолок.

— Чему? Тому, что мне досталась самая сексуальная девушка мира, а я не смог заняться с ней любовью? Тут не завидовать нужно, а к психиатру обращаться!

— Ой, Бурин, ну, причем здесь психиатр? — машет рукой Саманта, слегка поморщившись. — Он же все равно тебе не поможет!

Ну, почему же? Может, таблеточек каких-нибудь даст, которые вышибут из мозгов одну совсем не нужную там особу?

— Это любовь, Бурин, — тихо произносит Саманта. — И мне очень жаль, что это не я.

— Любовь? — я тихо смеюсь в ответ. Какая там любовь? Наваждение, страсть какая-т о ненормальная, — согласен! Но чтобы вот так прям и любовь? Ну, уж нет!

— Ты что, даже сам еще не понял? — Саманта смотрит на меня удивленными глазами. — Да у тебя этот диагноз на лбу написан!

— Я тебя, конечно, обожаю, Саманта, но давай без таких выводов, — бурчу в ответ.

— А, — кивает она головой. — Все ясно. Неразделенная любовь. Выходит, мы с тобой в одной лодке?

Кажется, мне только что признались в чувствах. А я, как дурак, даже и не знаю, что ответить. Да и вообще, что можно сказать девушке, которая только что была готова тебе отдаться, а ты все испортил? Уж лучше промолчать, чтобы не делать ей еще больнее. Лучше бы я вообще не трогал Саманту сегодня!

— Ну, так борись, Бурин, ты же чемпион! — Саманта снова выскользнула из постели, опустив на тумбочку уже пустой стакан. — Не жди, пока она сама на тебя свалится! — распахнув балконную дверь, она вышла на воздух и снова закурила.

А я так и остался сидеть на постели, как идиот, понимая, что ей сейчас, наверно, в тысячу раз больнее, чем было мне в этой подворотне возле общаги. И ведь даже сказать нечего…

— Мне трудно это принять, — чуть хрипло произнесла она, возвратившись. — Но, знаешь, я буду рада, если у тебя все сложится, — Саманта провела пальцам по моей губе. — Я буду в тебя верить, Бурин, хоть и не обещаю, что приду на свадьбу, — подхватив сумочку, она быстро вышла из номера. Даже раньше, чем я усел сказать спасибо за ее такую большую душу.

Кажется, в этот момент я потерял самую прекрасную девушку, какие только существуют. И ради чего? Ради какого-то странного наваждения? И с чего Саманта вдруг решила, что это — любовь?

Слегка охренев от произошедшего, чувствую себя как-то вообще нереально. Голова пустая и, кажется, немного кружится, а тело, как будто по нему лупили всю ночь, — не болезненно, нет, так, чем-то тупым, и теперь оно, будто ватное.

Никогда со мной такого еще не случалось. Да я даже представить себе не мог, что вот так просто сам, САМ, отстраню от себя самое сексуальное наваждение из всех, когда-либо мной виденных!

Но лицо новенькой, которое прямо таки всплывает перед глазами, явно говорит о том, что у меня появилось совсем другое наваждение, и оно, как наркотик, вытесняет из головы и из моего жизненного пространства всех остальных женщин. И что теперь? Так будет всегда? Я стал моральным импотентом?

Расхохотался бы сейчас над этим, но мне как-то ни разу не смешно. Кажется, лекарства от этой девчонки мне не найти…

— Ого! — парни даже замерли, когда я вернулся. — Что-то ты быстро!

— А мне казалось, что ты, Бурин, должен бы уже знать, что ни бой, ни то, что происходит с красавицей за закрытыми дверями, не должно длиться слишком недолго! Ты же не только на результат работаешь, нужно еще и наслаждение получить и доставить окружающим! — стал развлекаться Тоха. — А тут не просто красавица, тут же один ходячий секс!

— Дурак ты, — цежу я, хватаясь за очередной стакан.

— Ого! — Глеб даже присвистнул, а после пристально, изучающее всмотрелся мне в лицо. — А ну, отойдем.

Допив до дна, киваю и выхожу на воздух.

— Я так понимаю, не было у вас там ничего? — вот только один Шиманский умеет так смотреть. Цепко. Под его взглядом иногда чувствуешь себя, как под рентгеном. И, хотя кажется иногда что он вообще не обращает внимания и занят чем-то совершенно другим, чаще всего вдруг оказывается, что именно он-то и заметил все, даже мельчайшие детали. Хотя вообще спиной сидел и ни в чем не участвовал!

Мне оставалось только хмуро кивнуть и затянуться дымом, струйкой вылетевшим из его сигареты.

— Так все серьезно? — Шиманский, немного помолчав, вскинул на меня свой взгляд-рентген.

— Кажется, я только с Самантой сейчас это и понял, — немного рассеянно отвечаю, теребя рукой волосы и стараясь на смотреть на Глеба. Чувствую себя так, будто это и не я вообще. Отвратное, надо сказать, ощущение. — Даже мысль о том, чтобы прикоснуться к другой, противна, — и голос у меня какой-то чужой, хриплый. Вот честное слово, как будто превращаюсь в какого-то мутанта. Как будто меня покусал какой-то ненормальный, и теперь я тоже становлюсь иным, теряя свою сущность. Может, Лера, — на самом деле и не Лера вовсе, а какой-нибудь вампир? При одном воспоминании о ней губы сами собой расплываются в улыбку, а по рукам начинает бежать табун мурашек, до самых плеч.

— Ну, так и чего ты потерялся, Слав?

— Да как-то, знаешь… Не складывается у нас, в общем.

— Так ты сложи, — друг снова густо выдыхает свою отраву, а я, как чумной, втягиваю ее в ноздри. Сигаретный дым обычно действует на меня покруче алкоголя. Сам я не курю, но стоит только надышаться, а если еще пару раз и затянуться, что бывает совсем уж редко, то меня прямо вырубает. Может, подсознательно мне этого как раз и хочется? Вырубиться сейчас, а потом проснуться нормальным, самому себе привычным Славой Буриным и жить, как раньше?

— Тоха, конечно, дурачился, но в общем все сказал правильно. Привык ты, что тебе все с неба падает в плане девчонок. А ты вот подумай. Бой ты что, просто так выигрываешь? Сколько тренироваться приходится, а? Ради нескольких триумфальных часов пашешь ведь неделями!

— Так то — бои, — я снова тереблю волосы, как пацан. — А это, — другое. Сердце тебе не бои, его не выиграешь!

— А ты постарайся, — Глеб снова выдыхает, и, бросив окурок под ноги, начинает топтать его ногой. — Выхода у тебя все равно другого нет. Забыться, как я вижу, уже не получится.

— Это — да, — я тянусь к его пачке, из которой Глеб достает еще одну сигарету, но он прячет ее в карман.

— Тебе светлая голова нужна, Бурин. Подумай лучше, как девушку свою завоевывать будешь! А то вырубишься сейчас, и все. А завтра будешь сопли на кулак наматывать. Потому что с каждым днем будет становиться только хуже.

Бля, а ведь он прав! — понимаю, вспомнив о том, как все перевернулось, когда я увидел с ней рядом какое-то мурло. Реально, оно уже с каждым днем все хуже начинает становиться!

— Спасибо, брат, — протягиваю ему руку, которую он крепко пожимает.

Как же на самом деле хорошо, когда есть друзья, способные вправить тебе мозги!

Он только кивает головой, и, молча докурив, возвращается в зал. А я тоской смотрю на вход, понимая, что обычное веселье, которым в последнее время наполнены наши вечера и ночи в «Искре» и после нее, мне уже недоступны.