Вот только Тьену об этом знать необязательно. Так что, поужинав, делаю спокойное равнодушное лицо и отправляюсь в кровать. Как только оказываюсь под одеялом, Тьен тоже поднимается из-за стола гасит светильники и ложится рядом. Совсем близко. И без всяких баррикад. Глупо, конечно, было на них рассчитывать. А сейчас мне и вовсе почему-то хочется снова оказаться в его объятиях. Очень хочется. Но перебьюсь. Хватит на сегодня уступок. Чтобы не поддаваться соблазну, я даже отворачиваюсь, отодвигаясь на самый край. Слышу тяжёлый вздох за спиной, а в следующий миг меня резко притягивают обратно к себе.

— Как же с тобой сложно, — ворчит Севастьен, заставляя меня лечь на его плечо, обхватывая руками, обернув своим телом. — Ещё бы на потолок отодвинулась. Спи, любовь моя. Завтра тяжёлый день.

Можно, конечно, поспорить, но мне слишком хорошо. И я слишком устала. Завтра скажу ему всё, что думаю о его властных замашках.

Утро наступает для меня довольно поздно. Просыпаюсь я на этот раз одна и не сразу соображаю, где нахожусь. Сквозь ставни в комнату ажурными бликами проникает яркий дневной свет, и за окном слышится уличный шум. Севастьена в комнате нет, но стоит мне оглянуться вокруг, как взгляд натыкается на поднос со свежей едой и листик бумаги, прислоненный к чайничку.

"Мне нужно проконтролировать починку нашей кареты и ещё кое-что проверить. — Гласит записка, которую я хватаю первым делом, как только встаю. — Скоро зайду за тобой. Из комнаты ни в коем случае не выходи. Позавтракай к моему приходу. Целую."

И вот как он умудряется даже заботиться властно? Пытаюсь представить, каково будет под его постоянным тотальным контролем, если я уступлю. Мне до сих пор сложно поверить, что герцог Гиерно, потомок одного из древнейших аристократических родов, родственник короля, действительно желает на мне жениться. Но и обвинять его во лжи у меня нет оснований и причин. Вот и закрадываются в голову картинки возможной совместной жизни. И далеко не всё мне в них нравится. Я действительно слишком хорошо понимаю, что он собой представляет, а моя любовь к этому человеку уже далеко не так слепа, как в детстве.

Комкаю записку и сжигаю одним простым заклинанием. Ничего такого в ней нет, но лучше иметь привычку уничтожать любые улики, даже безопасные, чем случайно забыть то, что действительно может нас раскрыть и подвергнуть опасности.

Дверь открывается, когда я уже полностью готова к выходу и рассматриваю местные пейзажи через закрытые ставни. Севастьен переступает порог, весь такой серьёзный, и первым делом окидывает меня внимательным взглядом. Тёмно-зелёное платье с такой же карильей хоть и богатое, выглядит не очень броско, внимания привлекать не хочется. Я бы и чёрное надела, но мне по статусу не положено.

— Доброе утро, — произносит мужчина, уверенно сокращая между нами дистанцию и заключая в объятия.

— Доброе, — ошарашенно отвечаю я, пытаясь справиться с внезапным волнением.

— Как спалось? — вот не надо со мной таким бархатным соблазняющим голосом говорить.

— Хорошо. А почему ты меня раньше не разбудил? — пытаюсь отстраниться, да кто бы мне позволил.

— А зачем? Ты бы ничем помочь не могла, а так хоть выспалась. Выспалась ведь? — он заглядывает мне в глаза, и почему-то возникает отчётливое ощущение, что если бы не тряпка на моём лице, сейчас меня бы целовали эти чуткие губы, забирая волю, заставляя желать большего. Снова.

— Угу. Спасибо. Как там эта деревянная душегубка? Можно ехать?

— Да. Пойдём. Если поспешим сегодня уже доберёмся до портала и переправимся в столицу, — отпускает он наконец, позволяя перевести дух и подхватывает наши сумки.

— Хорошо бы, — вздыхаю, следуя за ним к выходу.

Вчера вечером в потемках постоялый двор особо рассмотреть не получилось. Да и нечего тут сильно рассматривать, как оказалось. Довольно чисто, не особо многолюдно. Внимания на нас столько, как в приграничном Каймэке никто не обращает. Разве что хозяин. Вот он какой-то странный. Большой грузный мужчина с седой бородой посредственной густоты, мясистым носом и хитрыми глазами, вызывает у меня не самые приятные чувства. Пока Севастьен расплачивается и отдаёт ключи от нашей комнаты, я то и дело ловлю на себе брошенные украдкой цепкие маслянистые взгляды этого хряка.

— Ещё раз посмотрите на мою жену, хали Жорах, и превратитесь в евнуха со вторым ртом на глотке, — тихим и даже каким-то благожелательным голосом сообщает мой “муж”. И смотрит так холодно, что сомнений в его способности воплотить угрозу в жизнь совершенно не возникает. И ведь он в полном праве. Кое-кому излишне ревнивому босварийские нравы точно по вкусу.

— Прошу прощения, хали Торрайа, — подобострастно склоняется хозяин постоялого двора, пряча блеснувшие недобрым огнём глаза. — Ваш слуга просил передать, что карета и лошади уже готовы.

— Благодарю, — кивает Севастьен, и обнимая меня за плечи уводит на улицу.

Ну здравствуй, карета. Давно не виделись. Сжечь бы тебя окаянную.

После вчерашнего ливня мне казалось, что дорога будет по прежнему размыта, но сегодня, как ни странно, о непогоде напоминает лишь поодинокие лужи, да и те очень быстро испаряются под палящим босварийским солнцем. Мерное покачивание очень быстро нагоняет сон. Вот правду говорят, что чем больше спишь, тем больше хочется. И почему я книгу никакую не взяла почитать? Как-то в спешке совершенно не подумала об этом. А сейчас только и остаётся, что улечься на широком сидении в ворох подушек и надеяться, что меня отсюда не стряхнёт, если усну.

Так в полудрёме проходит пару часов пути. А потом неожиданно сон, как рукой отрезает внезапным чувством тревоги, заставляя проснуться с колотящимся об грудную клетку сердцем. Не до конца разобравшись в своих чувствах, я резко сажусь, и осоловело осматриваюсь вокруг. Мы по прежнему едем. От нестерпимого зноя меня защищают неизвестно откуда взявшиеся щиты, тонкая вязь которых явно заметна на стенках кареты. Хотя, почему неизвестно? Почерк мне с детства знаком. И когда только успел? На первый взгляд всё в порядке. Однако странное ощущение зудит внутри, заставляя прислушиваться и ждать беды. Не позволяя себе раздумывать и сомневаться, отодвигаю ставенку на окошке и ищу глазами Севастьена.

— Сев, — зову его, не увидев сразу.

— Что случилось, Кари? — он возникает рядом, внимательно всматриваясь в мои глаза, а я маню его пальцем, чтобы мужчина пригнулся ближе.

— Ты просил говорить, если меня что-то беспокоит, — шепчу я ему на ухо. — Так вот. Меня беспокоит. Прямо сейчас. Тревожно как-то, будто опасность грядёт. Будь начеку.

Взгляд Севастьена вмиг становится пронзительно острым, он словно мысли мои пытается прочесть. Но я сама толком не знаю, что именно меня тревожит.

— Двигаясь дальше, мы встретим неприятности, — пытаюсь облечь в слова свои ощушения.

— Мы должны двигаться, — заиграв желваками, констатирует мужчина, осматривая местность. Он не спрашивает, уверена ли я. Хоть и не Тода, понимает меня не хуже. Всё-таки именно герцог, будучи наставником, шлифовал моё умение слушать ту самую чуйку, что помогла мне когда-то выжить на улицах, объяснив, что это часть моего дара.

— Я знаю, — понимаю, что время поджимает и останавливаться нельзя. Значит будем разбираться с проблемами по мере их возникновения.

Видимо, Севастьен приходит к тому же выводу и мы, несмотря ни на что, продолжаем путь. Холмистая местность осталась позади и сегодня карета катит по равнине, позволяя мне надеяться, что к вечеру я не буду настолько разбита, как вчера. Подсознательная тревога меня не покидает, но тот факт, что мы наготове, делает её менее острой. Те, за кем мы ведём охоту о нас знать ещё пока не могут, значит угроза исходит с другой стороны. Может разбойники? Но нас уверяли, что эти дороги безопасны. Посмотрим.

Их нападение могло бы стать неожиданным. Ребята хорошо подготовились. Когда карета резко останавливается, а снаружи раздаются крики, лязг оружия и ржание лошадей, я сразу понимаю, что это именно то, чего я подспудно ждала. Севастьен, кажется, рубится у двери. Прислушиваясь к шуму, склоняюсь чтобы достать кинжал, но в этот момент с другой стороны распахивается дверь, которую по идее должен был в случае нападения прикрывать Орани, и на меня направляется заряженный арбалет.