Ага-ага. Вот только я своим желаниям не доверяю. Но не признаваться же ему в этом.

А значит, остаётся только делать вид, что меня эта ситуация особо не смущает. Тем более, что кровать большая и мы спокойно сможем даже не соприкасаться всю ночь. Я на это очень надеюсь.

— Иди в ванную первая. А я займусь временными охранками, чтобы нас ночью никто не побеспокоил, — произносит Севастьен у моего уха, немного руша мой настрой.

Киваю, не видя смысла спорить. Выставить защиту так, как он, я всё равно не сумею. Разрушить, или обойти запросто, а вот сплести так виртуозно не смогу. Поэтому прохожу в комнату и, найдя глазами зеркало, принимаюсь разматывать многослойную карилью, наблюдая в отражении за мужчиной, который сложив наши сумки у кровати, сосредоточенно застыл у дверей, плетя заклинания.

— Я оставлю тебя ненадолго. Схожу, закажу ужин, — произносит, оглядываясь на меня.

— Я не голодна, — пожимаю плечами.

— Предполагается, что мы с дороги, а значит уставшие и голодные, — хмыкает он.

Ах да, легенда.

— Тогда ладно, — соглашаюсь, про себя решив, что есть заказанное я всё равно не обязана.

Чувствую себя крайне неловко, и спешу скрыться в ванной комнате, прихватив из своих вещей длинную закрытую ночную сорочку, самую скромную из тех, что смогла отыскать в лавке женского белья, куда забегала накануне отъезда. В ней меня, при всём возможном желании, ещё попробуй отыщи. То что надо для ложного чувства безопасности. С гигиеническими процедурами и переодеванием я управляюсь довольно быстро, а потом настаёт момент, когда нужно вернуться в комнату, где меня ждёт мой фиктивный супруг, запретный плод и ходячий соблазн в одном лице. Осторожно приоткрыв дверь, выглядываю из ванной. В комнате пусто. Видимо, ушёл за ужином. Выдыхаю с облегчением и быстро юркаю в кровать, прячась под одеялом. Ух, как волнительно. Мощусь на длинной подушке и тут мне приходит в голову гениальная мысль. Сажусь, осматривая наше брачное ложе. Подушек более, чем достаточно. Значит барикадам, долженствующим защищать мой душевный и физический покой, точно быть.

Севастьен возвращается в комнату, когда, довольная собой, я уже усердно притворяюсь спящей, отгородившись на своей половине кровати. Слышу шаги и ощущаю разлившийся в воздухе аромат горячей пряной еды. Но продолжаю размеренно дышать. Мужчина пару секунд стоит на одном месте, словно прислушиваясь, и мне чудится его внимательный взгляд. Сплю я! Сплю! И это не трусость, а благоразумие. Именно так и никак иначе.

Волнение понемногу уходит. Герцог от кровати тоже. Кажется, я слышу тихий хмык, а потом он садится ужинать, явно стараясь не шуметь. Усталость последних дней и ночей, когда я корпела над материалами дела до утра, понемногу берёт своё и тело расслабляется, как и разум, погружаясь в сон. Надо же, первый раз в жизни мне предстоит провести ночь в одной кровати с мужчиной, а я это просплю. Даже обидно чуть-чуть. Совсем капельку.

А утром первое, что я слышу, это странно-знакомый мерный стук под щекой. Со стоном поворачиваю голову, пытаясь понять на чём это я так удобно лежу, и вокруг крепче сжимаются обнимающие меня руки, а мой нос утыкается в тёплую гладкую кожу. Как же мне нравится этот запах. Его запах. Никогда ещё он не снился мне так явно. Прижимаюсь губами к мужской шее, чувствуя как бьётся под ними пульс. И слышу прерывистый выдох, а в следующий миг в моих волосах запутываются сильные пальцы, посылая по моей коже искры удовольствия. Целую вновь, пытаясь продлить этот сон, прижимаюсь всем телом к моему Тьену, сейчас только моему, вопреки всему, что нас разделяет. А разделяет нас, в данный момент, надо сказать, немногое. Слишком остро ощущается мужская ладонь на моём бедре, слишком явственно я чувствую обнажённым животом жар большого тела, слишком чётко улавливаю подушечками пальцев быстрый стук его сердца. Настолько, что меня запоздало накрывает осознание. Это не сон. Замираю в руках Севастьена, забывая, как дышать.

Это что? Это как? Постепенно вспоминаю вчерашний вечер. Мы в Босварии. Вдвоём. В гостинице. В одной кровати. Я точно помню, что строила барьер из подушек. Он что его убрал? Задушу, если так. Отстраниться бы, да кто мне позволит.

— Доброе утро, любимая, — раздаётся излишне довольный хриплый голос. — Словами не передать, как мне приятно, что ты сама искала моих объятий ночью.

Сама? Да ладно. Вскидываю голову и озираюсь вокруг, избегая смотреть на мужчину. Подушки на месте, в отличие от меня. Как я оказалась на стороне Севастьена? Да и ночнушка, долженствующая блюсти мою добродетель, с этой ролью явно не справилась, сбившись и оголив, то что не должна была. Одни панталоны держат оборону.

Стоит об этом подумать, как рука Севастьена сдвигается выше, большой палец скользит под оборочки моего белья и проводит жаркую линию по ягодице, вызывая волну дрожи. Возмущённой, как мне хочется думать, а вовсе не чувственной…

— И твои поцелуи меня очень порадовали, Скар, — улыбаются его губы слишком близко. — Ты первая начала, моя сладкая. Как я могу не ответить тебе взаимностью? Никак не могу.

О чём это он? Делаю резкий вдох, собираясь возмутиться произволом, но не успеваю даже пикнуть, как в один миг оказываюсь прижатой к кровати большим тяжёлым телом, а рот затыкают его настойчивые губы. Этот поцелуй не похож ни на один из тех, что у нас уже были. Я тону в неспешной, неотвратимой и какой-то собственнической нежности его ласки. Скольжение губ, языков, укусы и стоны. Одно дыхание на двоих. Одно безумие. Нужно остановиться, нужно оттолкнуть… Нужно… Нужно? Зачем?

Сама не замечаю, что обхватываю руками его шею, зарываясь пальцами в короткие волосы, как много раз до этого мечтала. Мои ноги бесстыдно раскинуты и сквозь тонкую преграду батистовой ткани, я ощущаю, как вжимается в меня очень твёрдая, обжигающе горячая и большая плоть, одновременно пугая и даря мучительное наслаждение. Он толкается бедрами, и низ живота сводит мучительной жаждой. Желание затапливает моё сознание сладкой патокой, заставляя забыть обо всём на свете. Кажется, мы не должны этого делать. Кажется, я не должна… В рот скользит его язык сплетаясь с моим и бедра снова ударяют, нажимая на чувствительное местечко, отчего моё тело выгибается дугой, а голова запрокидывается. Может это всё-таки очередной сон? Может… Тогда мне не нужно думать о том, как остановить эту сладкую пытку. Хватаю ртом воздух, а к шее прижимаются мужские губы. Он чертит ими огненные узоры, сводит с ума, лаская языком чувствительную кожу. Великая Праматерь, до чего же хорошо. Каждое его прикосновение становится для меня новым откровением о собственном теле.

— Спряталась от меня в этом балахоне, — рычит Севастьен, накрывая мою грудь ладонью, сжимая её через сорочку. А в следующий миг его губы смыкаются на выпирающем через батист соске. Ощущение мокрой ткани и его зубов на болезненно чувствительной вершинке, вырывает стон из моего горла и затягивает искрящий узел внизу живота.

— Тьен…

— Что, моя хорошая? — воркует он, посасывая и терзая мою грудь.

Вскидываю бедра, вжимаясь в него, потираюсь, как блудливая кошка о мужскую плоть, как никогда прежде желая освобождения.

— Пожалуйста…

— Сейчас, моя маленькая, моя сладкая девочка, — его поцелуи смещаются ещё ниже. Горячий язык ныряет в трепещущий пупок, пока пальцы пощипывают ноющие соски.

Мотаю головой по подушке, выгибаясь в его руках, подставляясь под ласки, всем телом умоляя о большем. И когда чувствую, как с меня стягивают те самые панталоны, выдыхаю почти с облегчением. А потом кричу в голос, потому что ощущаю прикосновение жарких губ там, где никак не ожидала. Пытаюсь ускользнуть от слишком безумной ласки, но меня удерживают его руки, раздвигая мои ноги ещё шире, закидывая на широкие плечи.

— Что ты творишь?!! А-а-а-х, перестань… я не выдержу… не смогу, — всхлипываю, и мечусь по кровати, выгибаясь дугой, пока мужчина буквально пирует на моей плоти, вылизывая и посасывая, толкаясь языком внутрь, заставляя сходить с ума от нестерпимого наслаждения.