– Пилот Шахов, еще одна такая выходка и я возьму вас в летную зону для отработки фигур высшего пилотажа.

Во время испытательных полетов я показывал такой каскад фигур, что практически все выползали из машины с подгибающимися ногами и зелеными лицами.

– Вам ясно?

– Так точно!

Шахов замер, но в глазах играли чертики.

– Вот как, оказывается, надо было с тобой работать, – тихо сказал Возгальцев.

Я усмехнулся и продолжил:

– Хотя вы уже пилоты, но за время обучения на вас налагаются курсантские ограничения: покидать территорию центра запрещено, необходимо строго соблюдать распорядок дня и выполнять приказы офицеров. Указанные ограничения будут сразу же сняты после окончания обучения. Я думаю, у вас появился вопрос, что же надо сделать для окончания. Для этого надо получить зачет по летной практике и показать себя в реальных боях. Зачет буду принимать я, ставить оценку в бою – сарги. Окончательное мнение о профпригодности делают комполка и комэск, которым вы приглянетесь. К сожалению, те из вас, кто в течении двух месяцев не сможет пройти испытания, будут отчислены в обычную часть. Вопросы?

Судя по всему, речь моя оказала определенное воздействие. Пилоты и их инструкторы молча стояли. Первые – в состоянии обалдения, вторые – по привычке, подчиняясь дисциплине.

Вопросов не было. Я удовлетворенно кивнул. Вчера, уже глубокой ночью, я изложил свою программу обучения, которая во многом продолжала политику Новосибирских курсов – молодых пилотов я собирался бросить, как утят, сразу в гущу событий. Три первых дня теория и летная практика, а затем – бои. Единственно, что отличало новичков – постараюсь сначала организовывать бои с нашим перевесом. Ладыгин первоначально возражал, но потом махнул рукой. Дивизия очень нуждалась в свежих не только обученных, но и обстрелянных кадрах.

– Разойдись!

Днем к нам прибыло еще четыре офицера, что позволило полностью укомплектовать штат Центра и даже назначить постоянного представителя, который будет летать по учебным заведениям и подбирать новых кандидатов.

Как и было обещано, в 14.00 в учебную аудиторию Центра явился медик в лице капитана медицинской службы Любаревич В.С. Я, сидя на месте преподавателя, с некоторой ревностью проследил за понятно какой реакцией молодых пилотов. И негромко сказал:

– Парни, слюну можете не выпускать, место рядом занято, – и в ответ на вопросительные взгляды пилотов сообщил: – она моя невеста.

Вздох разочарования пронесся по аудитории. Валя же, не обращая внимания, положила руку мне на плечо. По помещению пронесся еще один вздох сожаления.

– Какие-то они у тебя дохлые, – обводя взглядом мою гвардию, поделилась она впечатлением от увиденного.

– Ничего, – небрежно сказал я, – половина выживет, другую спишем в расход.

В аудиторию прошла волна вздохов, но уже другого содержания. Все признаки, что они напуганы или обозлены. Пусть понимают, что учеба здесь относительная.

Валя провела экспресс-анализ состояния пилотов. Вопреки ее первоначальному мнению, все они были здоровы. А как же, в армии находятся уже несколько месяцев! Пока проводила осмотр, некоторые непонятливые или пораженные красотой, попытались к ней клеиться. Я решил с этим покончить.

– Валентина Сергеевна, – в упор глядя на смазливого выпускника Астраханских курсов, только что прошедшего осмотр, – пилоты не прошли комплексной прививки. Сколько там уколов?

– Шестнадцать, – не моргнув, сказала Валя.

– Можете начинать от с этого, – я показал на смазливого. Того как ветром сдуло.

Возгальцев, с трудом сдерживая смех, – он прекрасно понимал подоплеку разговора о несуществующих прививках, подошел ко мне с какой-то мелочью и сразу поплатился за отвлечение по пустякам.

– Кстати, Валенька, вот капитан Возгальцев пострадал в одном из боев и ему запрещено летать. Не посмотришь?

Возгальцев поморщился – я наступил на его любимую мозоль.

– Медицинская комиссия…, – начал он, но был оборван.

– Не рассуждать! – вдруг рявкнула моя любовь таким ледяным тоном, что капитан больше не рассуждал, а чуть ли не бегом направился в медчасть. Так и жили. То по Фрейду, то по уставу.

К 15.0 °Cидоров разбил пилотов на три девятки. Мы не проводили время понапрасну и пока пилоты благоустраивались, определялись с их личностными характеристиками. Своих, новосибирских мы знали, как облупленных, астраханских пришлось делить с опорой на личные дела. И теперь в Центре существовало три полноценных учебных эскадрильи. Я с самого начала потребовал, чтобы у пилотов были свои машины, которые они обкатают в период учебы и будут использовать, став уже настоящими беркутами. Ладыгин считал это баловством и бесцельным расточительством. Он, хотя и обещал новые машины для каждого пилота, но, как это бывает, передумал и отказал мне. Командующий ВВКС Московского округа встал на его сторону. Тогда я просто позвонил главкому и сообщил о расхождениях во взглядах. Через несколько минут на планшетник командира дивизии беркутов пришло сообщение о прибытии к 13.00 партии Су-47АП в количестве тридцати пяти машин со строгим приказом отдать Центру. Ладыгин восхищенно обложил меня матом и что-то пробурчал о любимчиках начальства.

Машины мы разделили между пилотами, а остаток – между офицерами. У меня сушка уже была и я снисходительно смотрел на проводимую дележку. Затем, решив не раскачиваться, начал поднимать одну эскадрилью за другой и давал задания по проведению фигур высшего пилотажа. Получалось лучше, чем предполагал. Но какие же это еще щенки. Неужели я был таким же?

Когда поднялась последняя группа, взлетел сам и показывал фигуры высшего пилотажа. Затем начал гонять поэскадрильно. И вдруг увидел, что гравитационный локатор ведет себя странно. Его индикатор постоянно менял пеленг. Так он должен был работать либо в случае резкой смены высоты, либо при подкрадывающегося за пологом невидимости врага. Смена пеленга показывала небольшую массу. Это был шершень. И достаточно близко. Мне показалось, что остались доли секунды до открытия им огня.

Не раздумывая, я нажал гашетку спаренных пушек. На директрисе огня находилась машина Шахова. Пришлось выпустить несколько снарядов, сделать пропуск, пока электронный прицел держал сушку на линии огня, затем снова змейкой выпустил очередь. Бил я, честно говоря, наугад, пытаясь по изменению гравитации определить точное нахождение шершня.

Попал! Подбитая машина врага лишилась невидимости и медленно падала. Пилот пытался уйти, но шершень уже горел, пламя расползалось по корпусу и вскоре ему пришлась катапультироваться в спаскапсуле. Еще один пленный.

Посмотрел в локатор и гравитационный локатор. Чисто. Мои птенчики, воспользовавшись тем, что их командир был занят, прекратили работать и сбились в кучу. Пришлось напомнить им о задании и потребовать прекратить сачковать. Честно говоря, я был бы рад использовать выражения покруче, но Валя взяла за привычку прослушивать мои разговоры в воздухе, а потом при встрече воспитывать.

Через полчаса мы сели. До ужина еще было время и я выстроил пилотов на плацу, чтобы каждому раздать причитающееся. Привел ошибки, предупредил, что завтра до обеда каждый должен будет прогнать комплекс фигур не менее десяти раз. Вариант упрощенный.

Один из астраханцев – сержант Видяев – поинтересовался, что означает упрощенный.

– Без использования бортового компа, – пояснил я, – только в ручном управлении.

Когда убедился, что вопросов больше не будет, медленно прошелся вдоль строя, внимательно вглядываясь в лица. Надо сделать накачку. Что я им нянька, от каждого шершня спасать?

Как назло, подошла Валя, пришлось выбросить все приготовленные матерные и околоматерные выражения.

– Сержант Шахов, – вкрадчиво спросил я, – как вы понимаете режим безопасности во время полета?

Марат подобрался, понимая, что с него снимают стружку.

– Виноват, товарищ полковник, – не стал он отпираться.

– Да куда уж больше, – согласился, – он же был почти около тебя. За гениталии не хватал?