Любаревич открыла рот, чтобы набрать побольше кислороду для активизации деятельности головного мозга и обнаружения аргументов, а я спокойно обошел ее и пошел к своей тарелке.

Краем глаза я увидел, что пилоты рассыпались, скрываясь от обозленной врачихи. Отрежет еще чего-нибудь.

– Ну ты, брат, страшная штука, – обрадовал меня Кивров, – саму Любаревич заткнул.

Нашу отношения начались с того, что по моему требованию ему был объявлен выговор перед строем полка. Капитан, конечно, надулся и со мной не разговаривал. Но через два дня у него родился сын. Обстановка над Москвой была тяжелой. Несмотря на уважительную причину, отпустить его из полка Ардашев не мог. Нюансов состояния жены новоявленный отец не знал и новость была, как кувалда по голове. Радостная такая кувалда. Он очень хотел мальчика и, вопреки мнению врачей, мечта сбылась. И его очень интересовало, откуда я это узнал.

Я только загадочно улыбался и молчал. Если бы подумал, Кивров сам бы догадался, что я всего лишь использовал электронную печать и нагло влез на сайт роддома, где скачал последние новости о состоянии беременного контингента. Но Кивров был в состоянии счастливого отца и только моргал. Головной мозг, похоже, у него отключился. В таком состоянии бросать в бой его было опасно, но Ардашев был вынужден отправлять в стратосферу все силы. Там периодически возникали определенные проблемы. На массированные удары саргов уже не хватало, а вот булавочные уколы вновь начались и наносились постоянно, растягивая нашу оборону и заставляя пилотов напряженно работать.

Нас направили решить одну задачку. Легкий крейсер саргов время от времени приближался к поверхности Земли над Москвой на расстояние, безопасное от огня с поверхности планеты. Дальнейшую дразниловку он передавал паре шершней, для которых самонаводящиеся ракеты были неразумной роскошью. Приходилось поднимать легкие истребители и отгонять нахалов в ближний космос, где их подбирал крейсер.

Привалову эти игры надоели и он решил покончить с саргами одним ударом. Четверка Су разделились на две пары и пологой дугой на огромной скорости начала охватывать шершней. Мне ситуация не понравилось. Слишком уж лениво крутились тарелки врага. Такое чувство, что нас подманивали. Хотелось верить, что комэск с его опытом боев сумеет выбрать правильное решение.

А затем стало поздно. Из крейсера вдруг показалось еще четыре шершня, которые, мгновенно разогнавшись, дружно атаковали сушку комэска. Привалов был пилотом опытным, а его комп имел программы высокой маневренности. Сушка сумела частично увернуться от огня, но часть снарядов поразили машину. Су сразу отяжелела и стала бессильно падать на Землю. Машине, похоже, хана. В таком случае одна возможность спастись, если пилот оставался жив. Падать до высоты в 4 километра и катапультироваться. С этой высоты крохотному компу спаскапсулы хватит гравитационной скорости, чтобы, маневрируя, опустить пилота на землю, даже если тот совершенно беспомощен.

Сарги, конечно, знают технические возможности человеческой техники и попытаются добить Привалова. Так и есть. Два шершня, послужившие приманкой, связали боем вторую пару. А четыре машины, нокаутировавшие подполковника, разделились. Две повернули ко мне, чтобы задержать, а две направились к машине комэска. Ишь, Манштейны и Гудерианы, все просчитали!

Пара, устремившаяся ко мне, рассчитывала, что я буду обороняться, вращаясь в вертикальных виражах, чтобы уклоняться от пушечных очередей. Чтобы привести меня к такой мысли, они начали издалека вести огонь одиночными пушечными выстрелами. Я и глазом не повел. Комп сам, без моей помощи, слегка меняя курс, легко уводил сушку от снарядов.

Однако, хватит демагогических кривляний. Хоть от комэска я не в восторге, но он мой командир и человек, попавший в беду. Надо спасать. Я пошевелил штурвал, освобождаясь от контроля компа и начал наращивать скорость в форсажном темпе. Атакующие меня тарелки саргов стремительно выросли в размерах. Их пилоты заметались, не зная, как поступить с атакующим землянином.

Я упростил им задачу, выпустив в них все четыре ракеты. Пусть попрыгают в смертельном танце. А сам, не снижая скорость, набросился на два других шершня, которые, как гурманы, не торопясь крутились вокруг изуродованной сушки, выискивая лакомые кусочки.

Мое появление не осталось незамеченным. Пилоты ли сработали, а может компьютерные системы обнаружения, но шершни засуетились. Поздно. Большая скорость позволила вцепится в ближайший шершень, и удерживать его в кольце прицела чуть больше секунды. Для моего компа этого оказалось достаточным. Два очереди пушечных снарядов уперлись в борт одного шершня. Тонкая броня держалась несколько миллисекунд, а затем снаряды поразили двигатель. Шершень взорвался.

Комп совершил хитроумный маневр, сушка увернулась от развалившегося шершня, потеряв при этом львиную часть скорости. Я бросил взгляд на компьютерную модель боя. Сушка комэска бессильно падала, но ее поврежденный комп, имея 5 % мощности, все же сообщил моему, что через полминуты катапультирует пилота. Большего он добавить не смог, бомбардируя компьютерным мусором. Бессознательное положение, как диагностировал бы здоровье человека в таком состоянии врач.

Значит надо продержаться 30 секунд. Плюс посадка капсулы, которая не вооружена и ограниченно маневренна. В общем, минута, грубо говоря. И что мы имеем?

Две сушки вертелись с шершнями. Похоже, там силы равны. С аэродрома уже поднялись новые тарелки, но сюда они не успеют. Из четверки шершней атаковавших Привалова и меня осталось два. Ракетами я сумел сбить одну.

Эти два, пилоты не из последних, решили все же добить Привалова. Пользуясь тем, что я оказался немного в стороне они рванулись в направлении израненной сушки. Я рванулся следом. Запасы водорода стремительно таяли. Черт с ним, больше минуты бой не продлится, а там как-нибудь сяду.

Шершни уже пристреливались к сушке, которая вяло маневрировала. Я издали открыл огонь по ближайшей машине. Мне повезло. Обычно неэффективный дальний огонь причинил шершню какое-то повреждение и тот шустро рванул к своему крейсеру. Последний рванул навстречу моей сушки. Мы оба открыли огонь, который оказался бесполезным. Миг и машины на большой скорости врезались друг в друга. Перед глазами вспыхнул огонь, больно ударивший по всему телу…

Сознание медленно ко мне. Голова не просто болела – она буквально разрывалась на части от боли. Ткнул пальцем в диск кибердока. На крохотном экранчике вышла информация. Использовано две инъекции. Поэтому я и пришел в себя. Дал команду вколоть еще одну дозу обезболивающего. Потом вывел на экран диагноз моего медицинского помощника по состоянию организма. По сути, ничего страшного. Большая потеря крови, не сильные ушибы головы, возможно легкое сотрясение мозга, а вот это серьезнее – повреждение правого уха, срезана мочка, ушная раковина… Ребята, да у меня уха нет! То-то правая сторона головы так болит, прямо-таки разрывается.

Кое-как вытащил упаковку саморастягивающегося лечебного пластыря, прилепил его на пострадавшее ухо. Потревоженная рана ответила стреляющей болью, пронизывающей всю голову. Но затем пластырь, пропитанный в том числе и обезболивающей мазью, слегка ослабил боль, сведя ее к эффекту воющей дрели.

В глазах прояснилось. Наконец-то я понял, что нахожусь в спасательной капсуле, которая в свою очередь лежала в густой пожухлой осенней траве. По приятельски похлопал по борту. Последнее, что я помнил – летящий на меня шершень, врезывающийся в лоб сушки. Таран. Как выжил? Во всяком случае, садился я на автопилоте, капсулу вел ее комп.

Откинул сферическую крышку, вышел… выполз из кабины, свалился в траву. Несмотря на осень, запах травы и цветов был таким оглушающим, что я замер, наполовину уснув, наполовину упав в обморок. Я, кажется цел, хотя во время обучения на Новосибирских курсах офицеры приводили массу примеров, когда обе машины при столкновении разносило на куски. Причина одна – гравитационные поля двигателей взаимодействуя, приводили к взрыву. А я почему-то выжил…