— Со мной пойдёте? — спросил я их.

— Куда?

— Я командир небольшого отряда сопротивления, бьём немцев и их прихвостней при любом удобном случае. Если вы пройдёте проверку и будете готовы сражаться с нами плечом к плечу, то я вас приму в свой отряд. Если считаете, что навоевались, то дам вам одежду с едой, подлечу и через несколько дней отправлю прочь, — сообщил им я. — Если выберете этот вариант, то уходить будете ночью и под моим контролем, чтобы потом не рассказали фашистам про месторасположение моей группы, если попадётесь живыми к ним в руки.

Бывшие солдаты и бывшие пленные (интересно, а какой статус у них сейчас?) переглянулись между собой, помялись, а потом один за другим приняли моё предложение.

— Куда их хочешь определить? — тихо спросил меня Прохор после беседы с найдёнышами. — Я хочу предложить заселить их к евреям, а то сразу к себе тащить предателей — это как-то прям не по душе. Исчо натворят гадостей каких.

— Туда я их и веду, Прохор, — также тихо ответил ему я. — И предатели там не все, это не логично в плане траты подготовленных и верных немцам специалистов. Один, ну два. Остальные массовка, на которую у меня имеются свои планы.

На каждого незнакомца я наложил слабое заклинание, чтобы они могли пройти сквозь охранный периметр. Чары «выветрятся» из ауры через пару часов. То есть, предатели в группе даже не успеют отдохнуть и осмотреться после перехода по заснеженному лесу.

— Захар, они поживут у вас несколько дней, пока я не решу, что с ними делать, — сообщил я мужчине после взаимного приветствия. — Одежда у вас есть для них?

— Найдём, — пообещал он и следом уточнил. — Не новую, конечно, сами ходим в чиненой. Но чистую и без прорех дадим.

— Перед новой одёжкой пусть ещё помоются. Баньку давно топили? — влез в разговор Прохор.

— Да вот сегодня и топили, — ответил ему Захар. — Ещё не до конца должна выстудиться. Но мы ещё протопим и воды принесём, чтобы на всех хватило.

Баню евреи с помощью Прохора поставили буквально за неделю после того, как возвели срубы после заселения в лагере. Совсем маленькую, но на их семью её было достаточно. Семеро в неё не влезут, потому придётся мыться найдёнышам по очереди в два захода.

— Я завтра в середине утра зайду в гости. Особо много не болтайте при них, ясно? — сказал я.

— Разумеется, мы всё понимаем, — кивнул собеседник.

— Тогда до завтра, — попрощался я с ним.

Применять магическое лечение на гостях я не стал. Умирать они не собираются, а тратить магическую энергию не хочу на тех, кто может оказаться лазутчиком.

На следующий день в десять часов утра я входил в лагерь к «соседям», как их иногда называли Паша с Прохором.

Беседу я начал сразу с теми, у кого аура волновалась весьма примечательно. Правда, с первым я ошибся, это оказался не предатель, а обычный трус, которого ко всему прочему полностью сломали в плену. Ещё бы немного и он либо наложил бы сам на себя руки, либо перестал бы бегать от смерти и с покорностью барана пошёл к ней навстречу при первой же возможности. Хотя, учитывая, что рабочие и похоронные команды часто расстреливались немцами, скорее всего, он уже решил принять второй вариант. Устав бояться, прятаться и мечтать дожить до завтра. Всех я обрабатывал ментальными чарами

А вот в случае с двумя другими я попал в точку. Обеспечив их после беседы подчиняющими амулетами, чтобы засланцы не наделали дел, я продолжил вызывать в комнату остальных из их семёрки. Пятый собеседник меня удивил.

— Не знаю, как к вам обращаться, товарищ… — он вопросительно посмотрел на меня, после того, как уселся на табурет за стол напротив меня.

— Киррлис, товарищ Киррлис. Этого хватит для начала, — ответил я. — Это монгольское имя, если оно тебя удивило.

— Я Иван Макарович Есин, до плена служил заряжающим в расчёте тридцатисемимиллиметрового зенитного орудия сто пятого дивизиона двадцать второй армии. Попал в плен в бессознательном состоянии в середине июля, когда в составе сводной группы прикрывал прорыв наших войск из окружения и попал под бомбёжку, — представился он.

— Как сбежали? — я начал с тех же вопросов, которые задавал всем собеседникам в начале разговора. Магию использовал позже. Также решил действовать и сейчас, но в итоге наша беседа потекла по новому руслу.

— Товарищ Киррлис, у меня для вас имеется важная информация, — вдруг заявил он с серьёзным видом. Даже попытался вытянуться сидя, что у него не особо вышло.

— М-м?

— Один из тех, с кем я бежал, не тот, за кого себя выдаёт. Мне кажется, что он фашистский агент.

— Кто?

— Егор Брылов, так он назвался. Настоящего имени не знаю.

— Почему ты считаешь, что он предатель? — поинтересовался я у него.

— Я… мне… — смешался он, — не могу словами точно описать, это я чувствую, товарищ Киррлис…

Для него важным стал взгляд Егора. Он у него был взглядом человека, лишь недавно узнавшего, что такое сильный голод. Все пленные из числа красноармейцев давно уже прошли через эту ступень. Да, они всё также жадно смотрели на еду, давились слюной от вида хлебной корки, но при этом их взгляд был голодно-равнодушный, голодно-смирившийся. Как-то так. А вот у Брылова он был совсем другим. Так выглядят люди, которые ещё неделю-полторы назад ели вдоволь, и их организм всё ещё не перестроился, как и сознание. Среди толпы пленных такие взгляды замечаются на раз кем-то внимательным. Обратив внимание на эту особенность товарища, с кем удалось сбежать из плена, Иван стал исподволь приглядываться к нему дальше. И чем больше смотрел, тем больше замечал. Например, походка и повадки у Егора сильно отличались от тех же у пленных красноармейцев. Те редко поднимали взгляд, сутулились, смотрели под ноги, вжимали голову в плечи на одних инстинктах, которые приобрели за время концлагерной жизни. А вот Брылов иногда, забывшись, начинал поглядывать на окружающих свысока, с ровной спиной и расправленными плечами, порой (очень редко, но было такое) брезгливо морщился. Потом — руки. Ногти подстриженные (!), пусть и с грязью под их кромкой, кожа на кистях без старых шрамов, заживших язвочек, без трещин, появляющихся из-за недостатка витаминов, не шелушится.

— И ест он не так, как мы, — закончил свой рассказ Иван. — Вы присмотритесь, если мне не верите. Нам скоро пообещали обед, вот во время него можете сравнить нас и его.

— Про остальных что-то можешь сказать? Ещё подозрительные есть? — спросил я, пропустив мимо ушей его последние слова.

— Мокшин странный, то ли сломался мужик совсем, то ли агент немецкий ловко под забитого маскируется. Ещё Алесь, как там его, э-э, Снитко, что ли, подозрительный. Я бы на него точно ничего такого не подумал, но он несколько раз с Брыловым переглядывался и болтал отдельно ото всех.

— Молодец, всё верно заметил, — кивнул я и после этого наложил на него ментальные чары. — Ты Иван Есин, зенитчик, попал в плен летом?

— Да, товарищ Киррлис, — чётко произнёс он.

— То, что ты мне рассказал перед этим, — продолжал я допытываться, — твои мысли или кто-то хотел донести их до меня через тебя?

— Мои.

Задав ещё несколько вопросов, я полностью убедился в том, что мой собеседник не пытался что-то скрыть и обмануть меня. После этой проверки я снял ментальное давление с его разума. Всё, что я хотел узнать — узнал.

— Ты полностью прав в своих наблюдениях, Иван, — произнёс я. — Тот, кого ты знаешь под именем Егора Брылова, на самом деле немец из Прибалтики. Зовут его Ерих Ланге, родился в восемнадцатом году, в тридцать девятом эмигрировал в Германию со всеми своими родными. Почти сразу же получил предложение от немецких спецслужб о сотрудничестве, которое принял с огромной радостью. С августа сорокового служит в Гестапо. До войны участвовал в нескольких диверсиях и провокациях на территории СССР, после начала войны выявлял агентов НКВД, крупных партийных работников, поменявших документы и начавших работать против немцев, связников с партизанскими отрядами и городское подполье. Недавно был внедрён в Витебский концлагерь, чтобы попасть в группу беглецов и найти мой отряд. Для этого полторы недели готовился, изнурял себя голодом и тяжёлыми работами. Алесь Снитко на самом деле польский националист Томаш Филипяк, завербованный Гестапо ещё в тридцать шестом году. А Мокшин и в самом деле сломался в плену, ты правильно заметил.