– Не надо! Куда бежим?! Как говорил наш нарядчик: Не лызь поперэк батька в пэкло! Вси там будэмо!

Вано отнял у девушек сак и, взяв в напарники Егора, стал нагружать рыбу. Первое, что ему вывернулось под руку была большая нельма.

– Эй, кто-нибудь! – радостно заорал Вано… – Смотри, какая!

– Анна, вон Анна! Иди сюда! – поддержал Егор.

Серебряная хищная красавица лежала на песке, изогнув мощную темную спину. Анна двумя руками не без труда потянула ее под жабры, хвост волочился по песку.

Оба рундука в лодке были загружены до краев, рыба уже начала выскакивать, подогнали и стали грузить вторую лодку. Габуния с Беловым отошли за свой столик, Грача было не оторвать от рыбы, Егора от веселой Анны. Вано налил по маленькой, он вообще наливал не по-русски – в маленькие металлические стаканчики.

Девушку звали Николь.

– Настоящая француженка, двадцать четыре года, очень хорошая, но приставать бесполезно! Ничего не действует! – улыбался Вано. – Поверь мне, брат Саша! Крепость грузинскую в кино видел? Одинокую, на скале?! Вот – это она!

Вано от вина делался еще веселее. Белову он нравился, он не мог не нравится, иногда, правда, Сан Саныч вспоминал, что Вано лейтенант госбезопасности, он на мгновение задумывался об этом и, снова, улыбаясь, кивал славному грузину. Вот, – думал Белов, вспоминая свои споры с Фролычем, который не любил сотрудников органов! – вот чекист, а какой человек!

– А ты к ней причаливал, значит?! – ревниво спросил Белов, когда они выпили и стали сворачивать закуску.

Ему хотелось еще поговорить о Николь, он все искал ее глазами среди девушек, работающих у лодок. Ему не нравилось, что она «француженка», казалось, что она особенная не поэтому, а потому что она сама такая особенная!

– Говорю тебе… Я тут с прошлой осени, до меня комендантом был лейтенант Лазаренко. Пьяница и скотина, каких поискать! Он с ней чего только не делал… без работы держал – считай, голодом морил! Ни в какую! Среди них есть такие! – Вано неопределенно развел руки, то ли восхищаясь, то ли не понимая. – Некоторые девчонки ее недолюбливают, кажется, ну, понимаешь – белая ворона. – Габуния закусил ус и перестал улыбаться, думая о чем-то, потом вздохнул и сказал негромко: – Тут им всем плохо, Саша, – он повернулся и посмотрел на берег, на девчонок, садящихся в лодки. – Немки, латышки, русские… какая разница. Если бы со мной так сделали, я бы камень на шею привязал!

Все уже погрузились, ждали только их.

– Да ты сам все знаешь! Во время войны, когда их только привезли, за буханку хлеба можно было, кого хочешь. Этот Лазаренко так и делал. Так и говорил: хочешь мамашу, хочешь дочку… – он выразительно посмотрел на Белова, – вот так!

– Врал он, пес! – Белов недовольно тряхнул головой. – Я работал в то время, это было бы известно! – Белову не хотелось, чтобы так было, но он знал такие случаи. Люди говорили.

– Гаремы заводили, Саша! – Габуния поднял спокойные черные глаза на Белова. – От голода женщины на все шли. Семьи спасали!

– И как же… – не уступал Белов, – разве вам это можно?!

– Нельзя, конечно. Связь со ссыльными… Кого-то сажали… но человек слабый! Ты один в этой пустыне, женщин, сколько хочешь, и все они в твоей власти! Жизнь их детей в твоих руках! Сами приходили! Много такого Саша! Очень много!

Белов и верил, и не верил. Ему казалось, что лейтенант, как и все грузины, преувеличивает. Они забрались в мотобот.

Всю недолгую дорогу до поселка Белов смотрел на Николь. Она должна была чувствовать его взгляд, но не посмотрела ни разу. Улыбаясь, слушала Грача, который раздухарился и оседлал любимую тему. Память у старого механика на давние события была исключительная:

– В 1908 году работали мы на рыбопромышленную компанию. Две тысячи человек нанимали тогда на рыбную ловлю! – Грач со значением всех осмотрел, – и мы эти бригады с самых верхов сюда на пески доставляли: лодки, снасти, соль… Бочки для засолки рыбы по дороге брали – в Енисейске их из лиственницы клепали, а в Костином или в Бахте из кедра! Кедровые намного лучше, а обруча́ из тальника или из черемухи делали! Ой, мастера работали! А бочки были, скажу я вам деточки, и по 20 и 25 пудов! Эвон, какие! – Грач распахнул руки и сделал суровое лицо. – Тогда тут порядку много было! Всё строго по правилам ловилось! И засолку контролировали и чистоту, даже из Астрахани привозили спецов по засолке, те в тузлуке[52] солили, или всухую… по-разному. Я почему знаю, с нами однажды, не соврать, году в десятом или двенадцатом, губернатор Енисейской губернии плавал, сам все осматривал. Такое от царя указание вышло, чтобы рыбы было больше в продаже, и чтобы она хорошо засолена была. Тогда, кстати, на все снасти разрешали ловить – и на самоловы и неводами. По триста, четыреста и пятьсот пудов брали на невод! Это в среднем!

Белов невольно слушал старика, и ему слегка досадно было, что тот раскудахтался про свою рыбу. А может быть и от чего-то другого досадно. Он вцепился взглядом в аккуратную голову Николь. Белый платочек, охватывающий загорелую шею, трепетал под встречным ветром, и Сан Санычу нервно становилось, что он сейчас расстанется с ней даже не познакомившись.

Он стиснул зубы и, матеря себя за непонятно откуда взявшуюся робость, отвернулся обреченно, стал смотреть на тундру, над которой в чистом шатре неба висело ночное солнце – на часах было полпервого.

Или даже не в этом было дело. Ему досадно было за невероятную девушку, которая почему-то должна была жить здесь. Он не мог представить ее во Франции, потому что совершенно не мог представить себе эту Францию, но здесь, рядом с лодками и неводом… такая красивая. Он вздохнул хмуро, повернулся к Вано, тот ворковал со своей грудастой и симпатичной Гертой.

– Слушай, Вано, могу я забрать ее на «Полярный»? – спросил первое, что пришло в голову.

– Кого? – не понял Вано.

– Ну, ее, – кивнул в сторону Николь.

Вано повернулся к Белову. Улыбнулся хитро:

– Почему нельзя, дорогой! Ты что, влюбился? – грузин понимающе обнял Белова.

– Погоди, я серьезно, у нас зарплаты очень хорошие!

– Оформить можно… – подумав, сказал Вано, – а она захочет?

– Не знаю, – Белов удивился его вопросу, – мне как раз матроска нужна…

– У нее никого тут нет, может, и захочет! Давай компанию соберем, песни петь будем! Ты сам и поговори с ней… – Вано легкомысленно подмигнул Белову, повернулся и стал что-то шептать на ухо своей подружке. Та хихикала, посматривала на Белова и кивала головой.

Николь задумчиво глядела на залив, по ледяной поверхности которого бежали теплые вечерние лучи. Небо на горизонте было нежно-желтым, а выше голубело. Она спокойно повернулась и внимательно посмотрела на Белова. И было в ее взгляде что-то… может, просьба, или жажда чего-то… а может, и ответ на тревожные, немые вопросы Сан Саныча.

Бывают такие взгляды в жизни, которые решают все. Даже если ты еще не понял, что уже все решилось, оно решилось. Но это потом, по прошествии лет становится ясно… Белов же видел это теперь. Эта случайная, ни на кого не похожая девушка – его судьба!

Бот причалил к поселку, возникла веселая суета, девчонки начали грузить рыбу в носилки, бригадир с несерьезным эстонским недовольством – даже брови не сдвинул – остановил их и, не торопясь, пошел заводить движок и запускать механизированную погрузку.

Вытащили на берег весла, паруса, длинный и тяжелый невод развесили сушиться. Габуния показал Белову крайний дом на берегу:

– Приходи, все придумаем! – сказал и ушел со своей Гертой. За плечи ее обнимал.

Белов глядел ему вслед и не понимал, почему Габуния выбрал именно эту, милую, но очень обычную девушку. Николь была богиней рядом с ней. Егор не отходил от хохочущей и, кажется, счастливой Анны. Он совершенно забыл, что он боцман и тоже был босой, с подвернутыми штанами, хвастаясь силой, помогал носить, вытягивал лодки. И всякий момент, когда это можно было, держал ее за руку, а она, не стесняясь подруг, держала его. Белов и Анну рассмотрел внимательно – ничего особенного, веселая, крепкая девчонка с двумя тугими и короткими косичками. Лет восемнадцать… выглядела она взрослее Егора… била на нем комаров и без стеснения прижималась пухлой грудью к его тельняшке. Белов понимал их, но ему не хотелось, чтобы Николь вела себя так же… с Николь так нельзя было.