Отплыли километров пять, причалили к пескам, выгрузились и началась привычная работа. Все делалось почти молча, изредка бригадир подавал голос, да девчонки переговаривались негромко и хихикали. В лодку с неводом сели парнишка с женщиной и стали выгребать в глубину. Невод падал с кормы, расправлялся неровной линией деревянных поплавков, несколько девушек с голыми ногами и подоткнутыми юбками взялись за береговой конец невода. Оживление вносил Габуния, он уже был одет в «рабочее» – старые полевые галифе и гимнастерку, шутил с девушками, на что они отзывались улыбками, а иногда и острыми шутками.

Было тепло, даже жарко, Белов с Егором разделись до тельняшек, но вскоре снова надели тужурки – комары прокусывали нещадно.

– После шторма их, считай, нет совсем! – Габуния протянул баночку с мазью, – берите! Деготь берестяной с вазелином! Наше, Дорофеевское изобретение!

– Да ну! – не согласился Грач, – этому изобретению сто лет!

Габуния не стал спорить, только улыбался, видно было, что он очень рад гостям. Развели огонь на старом кострище на тундровом взгорочке. Вокруг лежали распиленные вдоль бревна, чтобы сидеть, был устроен столик.

– Вот, что значит немецкая аккуратность! – похлопал Иван Семеныч по отструганной столешнице. – Наши ни за что не стали бы такое гоношить! На песке бы перекусывали!

Габуния поставил на стол сумку и посмотрел внимательно на Грача:

– Почему немцы? Это я просил сделать! – грузин театрально развел руки и стал доставать закуску. – Что тут нам положили? Муксун копченый – люблю, стерлядку не люблю, картошка в мундире… это тоже люблю!

Местные девчата с загорелыми лицами выглядели по-деревенски, все с косами и косичками, одеты, хоть и в рабочее, но чисто. Головы прикрыты платками с подшитыми сетками от комаров, сейчас они их откинули, открыв симпатичные молодые лица. Все босоногие. Только бригадир был в высоких резиновых сапогах и сером пиджаке с пустым рукавом, заложенным в боковой карман. Часть девушек работали на берегу, другие сидели дружной стайкой у своего костра, отмахивались от комаров, и весело выспрашивали о чем-то Егора. Бригадир, не отрываясь следил, как заводят невод, потом встал и подошел к воде. Прикурил, чиркнув спичку одной рукой.

Габуния с Беловым и Грачом выпили. Закусывали. Лейтенант госбезопасности, соскучившись по людям «с воли», не умолкал:

– В совхозе в основном немцы… скажем честно, – он с веселой улыбкой поднимал палец вверх, – в основном, немки! План выполняют, живут хорошо, все есть – пекарня, рыба, овощи, олени… даже свиней завели! В этой бригаде половина немки, половина – латышки, бригадир – эстонец. Зовут Айно…

– Что у него с рукой? – спросил Грач.

– На лесозаготовках деревом раздавило… Давайте еще по маленькой, сейчас потянут!

Лодка с дальним крылом невода, описав круг, причаливала к берегу. Вся бригада зашла в ледяную воду, кто по щиколотку, а кто и по колени… вскоре все уже впряглись и потянули на песок тяжелый невод. По поверхности тащились, играли дощечки-поплавки, временами в пространстве, захваченном сетью, начинала метаться большая рыба.

Чайки, крачки и пара орланов, возбужденные ожиданием, летали над дальним концом невода, падали в него, выхватывали рыбу, кричали и дрались. Нерпы, как поплавки торчали любопытными темными головами. Всем было весело. Габуния в сапогах забрался в самую гущу девчонок – они не особо его стеснялись – шутил свои шутки, специально усиливая акцент, кричал громко, если видел рыбу. Названия рыб он знал по-грузински, по-русски, по-немецки, на латышском и эстонском. Белов тоже был в высоких болотных сапогах, он зашел в глубину, тянул невод, эта работа была ему знакома, выправлял верхний урез, выбирая из него коряги и палки, захваченные снастью. Егор разулся, подвернул штаны и опасливо забежал в ледяную воду. Впрягся возле симпатичной беленькой Анны. Анна весело ему улыбалась, перебирая сеть, они касались друг друга мокрыми красными руками.

– Я боцман, – сказал он вдруг Анне с неожиданной для самого себя смелостью. Ему просто хотелось что-нибудь ей сказать. – С «Полярного»!

– О-о-о! – кокетливо улыбнулась девушка и состроила глазки. Пуговка на ее рубашке как раз расстегнулась от напряжения, открывая заветную щелочку меж пухлых грудей, Анна скосилась на нее весело, руки все равно были заняты, чтоб застегиваться, и она еще смелее улыбнулась Егору, будто разрешая и ему глядеть, куда он хочет.

Крачки, отчаянно крича, трепетали над самыми головами, падали возле рыбаков, выхватывали селедку-ряпушку, торчащую в ячее. К счастливице кидались другие крачки и чайки, возникал галдеж, «воздушный бой!» – кричал, показывал пальцем Вано. Бои возникали то там, то тут, не прекращались, драчливый базар, отчаянно вереща, висел над рыбаками и рыбой. Нерп вокруг невода становилось все больше.

– Подтягивай! Низа подбирай! – распоряжался бригадир неторопливым и аккуратным эстонским акцентом.

– Полно рыбы, Айно! – кричал Габуния. Он вдруг бросил тянуть, нагнулся и, схватив под жабры, волоком потащил на берег огромного осетра, тот зло бился, обдавая всех грязными брызгами песка и воды… Николь! Мария! Бэрэгис! Два пуда тащу!

Однорукий бригадир следом вытаскивал еще одного. Белов схватил большую стерлядь, запутавшуюся острым носом в сети, и не знал, что с ней делать – идти на берег ему было не с руки. Он растерянно держал бьющуюся сильную и красивую рыбу, и тут одна из девушек, высоко подбирая подол юбки и мелькая узкими коленками, подошла к нему, ловко ухватила стерлядь под жабру и потащила на берег. Белов кивнул благодарно, девушка была темненькая, с короткой стрижкой, с острыми, будто хрупкими чертами лица. Взглянула на него, словно они были давно знакомы… и даже, как будто она давно знает его… как любящая сестра посмотрела. Сан Саныч застыл столбом и завороженно смотрел ей вслед. Нездешней красоты тонкие щиколотки мелькали в грязной воде.

Девушка перевалила рыбу через борт лодки, повернулась и снова пошла в невод. Смотрела прямо на него и улыбалась. Молнии ударили в голову и одеревеневшие ноги Сан Саныча. Невод все тянулся, цеплял поплавками сапоги, рыба прыгала, обдавая грязью, люди смеялись довольные… Белов никогда не видел таких глаз. Его сердце замирало, что девушка сейчас исчезнет, сейчас уйдет куда-то и все. Ему хотелось схватить ее за руку.

Но девушка, так не похожая ни на кого здесь, снова встала на свое место, подбирала тонкой рукой грубую просмолённую тетиву невода, привычно выдергивала из ячеи запутавшуюся селедку. Белов не мог не глядеть на нее, но и глядеть не мог – робел, как школьник. Она, все так же спокойно, вместе со всеми тянула и разбирала невод. Никогда никто не смотрел так на Сан Саныча!

– Разрешите! – Белов мешал, его отстранял плечом однорукий бригадир. – Дайте-ка, отвяжу! – бригадир одним движением распустил узел на толстой мокрой веревке.

Выбрали осетров и стерлядей, еще подтянули, сколько смогли. Невод лежал огромной авоськой, набитой рыбой, тут и там торчали наружу узкие, серебряные тела туруханской селедки, больше всего ее и попало, и еще омулей зацепили косячок! В мутном, взбитом песке невода кипела рыба, ближе к берегу растекалась уставшим уже плоским живым серебром.

– Петер, давай сак! – чувствовалось, что и бригадир возбужден. Рыбы было много.

Белов встал на сак с белокурым красавцем Петером, и они стали черпать бьющуюся рыбу. Взваливали на борт лодки, выгружали, рыба наполняла рундуки: серебряные сиги, омули и селедка, жирные чиры, похожие на молочных поросят. Несколько больших щук попались, бригадир цеплял их багром и оттягивал на берег. Он попытался поднять самую большую за огромную челюсть, не осилил, ручка багра, скользкая от рыбы, выскочила из руки. Егор с Вано подскочили и перебросали пятнистых хищниц в отдельный рундук лодки, там же, как в карцере, ворочались темные налимы.

– Штормом к нам рыбу поддало! – бригадир Айно, довольный кивал на водный простор.

Принесли еще один сак, две девушки взялись было, но бригадир зашумел: