– Ну и что?

– Жалко. Дядь Коля хороший мужик был…

– А чего жалко?! – Белов остановился. – Он украл? Украл! Ну и пусть сидит! Столько ворья развелось!

– Дядь Коля не вор, он последнее отдаст, – не согласился боцман. – Он в суде на них матом орал, он фронтовик, у него нервы и руки нет, а детей трое маленьких…

Пошли молча. Большая стая уток, низко и совсем не обращая внимания на охотников, пронеслась мимо. Белов поглядывал на небо – птицы летало много, и он соображал, сколько тут можно простоять. Хотелось спокойно поохотиться, сходить на озера. Он обернулся, прикидывая, как далеко отошли, и свернул от берега. Продрались через густой ивовый кустарник, поднялись от реки и вскоре перед ними открылся уходящий за горизонт простор. Под высоким небом волновалось разноцветное море холмов, озер и болот, они шли по мягким цветным мхам, по низким, не выше колена, кустикам карликовой березки и ивы, и настороженно вглядывались в пространство, наполненное птицами. Егор снял с плеча мелкашку. Он уже не раз охотился, и в соревнованиях по стрельбе участвовал. Попасть хоть в гуся, хоть в утку ему ничего не стоило.

– На тот бугор пойдем… – Белов не договорил и присел.

Совсем рядом от них, непонятно откуда поднялся гусь, будто раненый он бежал по кочкам, помогая большими крыльями, потом взлетел невысоко и тяжело. Охотники от неожиданности даже не подняли оружие. Белов снял с плеча ружье и двинулся вперед. Егор тоже пошел, волнуясь и спотыкаясь о кочки, представлял себе, как надо быстро вскидываться и стрелять. Второго гуся они тоже проворонили, он взлетел сзади, когда уже его прошли. На бугорке было большое гнездо, выстланное сухой травой и выложенное мягким серым пухом. Семь крупных желтовато-палевых яиц лежали. Белов взял одно, посмотрел на свет, потряс возле уха.

– Возьмем? – спросил Егор.

– Не знаю, насиженные уже… Давай, разойдемся, надо влет стрелять!

Двинулись порознь. Белов шел осторожно, держал наготове ружье. Егор тоже глядел во все глаза, но двигался быстрее, нетерпеливыми зигзагами. Вскоре поднялись сразу два, Белов выстрелил и промазал, а Егор опять не успел. Стоял, озираясь в досаде. Со стороны капитана раздался выстрел. Белов стрелял в затаившуюся гусыню, она так и осталась сидеть на гнезде, по аккуратной серой шее стекала темная кровь.

– На обратном пути заберем, – Сан Саныч перевернул тяжелую птицу и расправил ей крылья, чтобы издалека было видно. – Штук пять стрельнем на кухню…

Гнездовья стали попадаться чаще, по нескольку гнезд рядом. Гуси подпускали хорошо. Егор убил одного, долго его рассматривал, и больше стрелять не стал. Обратно шли тяжело. Птицы оттягивали руки. Вспугивали новых гусей, они отлетали и садились на ближних буграх. Егор уже и пожалел, что не стал больше стрелять, гусей, и правда, было очень много. Он представлял, как будет рассказывать осенью в техникуме.

Белов неожиданно присел и дернул Егора вниз. С десяток оленей шли в их сторону. Сан Саныч распластался на мху среди кустиков, пулями заряжал двустволку. Олени были метрах в четырехстах, светлыми пятнами выделялись на фоне тундры.

– Из мелкашки нельзя? – зашептал Егор.

– Лучше из ружья… – мотнул головой Сан Саныч и замер, глядя на своего боцмана. – Стрельнуть хочешь?

– Угу, – чувствуя, как останавливается сердце, кивнул Егор.

– Держи! – они поменялись ружьями. – В сердце целься! Я к тому болотцу переползу, если что, толкну их на тебя.

Капитан «Полярного» уполз, смешно виляя задом. Олени шли, нагнув головы, паслись на ходу, но приближались быстро. Егор выставил вперед ружье, локти и колени, утонувшие во мху давно уже промокли. Волновался, каждую секунду приподнимал голову и смотрел на оленей. И опять думал с радостью, какая богатая тундра. Сколько здесь птицы и зверя. Воображал себя в этих краях, как будто живет тут один со своей женой и маленькими детьми. Как добывает мясо и складывает его в мерзлотник на долгую зиму… Два гуся прилетели и сели на соседний бугор. Замерли. Не шевелился и Егор, гусыня пошвырялась клювом в гнезде и стала устраиваться на яйцах. Егор перевел глаза на оленей – их не было! Он высунулся, заозирался – не было нигде! Увидел Белова, стоящего на коленях и машущего руками. Егор обернулся – олени были у него за спиной! Он вскочил на ноги, прицелился, но было очень далеко! Егор горел со стыда, стараясь не смотреть в сторону Сан Саныча. Это был позор, такой позор!

– Ты что!? – подбежал капитан, – чего не стрелял?

– На гусей загляделся! – виновато отвернулся Егор.

– Хо!! – Белов опять брякнулся на землю. – Бегут! Кто-то спугнул…

Егор уже лежал за кочкой, прижимаясь к земле. Олени бегом возвращались своим следом.

– Не торопись, подпусти ближе… – шептал Белов.

Егор крепко упер приклад в плечо, и, выцелив переднего, нажал на курок. Олень продолжал бежать, Егор выстрелил еще раз. Животное остановилось и глядело на охотников, по светлому боку текла кровь. Остальные смешались и кучей кинулись в сторону.

Сначала вынесли на берег битых гусей, потом, взявшись за рога, стали тащить оленя.

– Оленуха. Жирная! – пыхтя от натуги, возбужденно радовался Белов. – Ну, что ты, рад?!

Остановились, передыхая. С берега поднимался Грач с целой командой босых мужиков. Дичь разобрали и двинулись к землянкам. Белов шел, сосредоточенно глядя на небо. На севере нехорошо темнело. Ветер дул так же ровно, как и утром. Пока они ходили, к берегу подогнало несколько больших льдин.

– Может, еще сходить, им стрельнуть? – показал Егор на идущих впереди мужиков.

– Уходить надо, – Сан Саныч кивнул на темный горизонт, – погода меняется.

– А точно, Сан Саныч, давай оставим им оленуху, – поддержал Егора Грач. – И муки бы им дать… Как думаешь?

– Хотите, оставим… – Белов вдруг остановился недовольно. – Вы мне бросьте эту жалость, сирот нашли! Может, они убийцы, вы что про них знаете?! Этот бригадир темнит что-то…

– Чего уж ты говоришь, Сан Саныч, их тут бросили, а они работают! С собаками так обходиться негоже…

– Ты меня не агитируй, Иван Семеныч? Продуктов дадим, но и в Сопкаргу про них сообщим… чего это ты зэков так полюбил? По мне – лучше бы их тут вообще не было!

– Ты, Сан Саныч, капитан, тебе и решать, но с людьми так нельзя! Давай возьмем их рыбу, невелик крюк?! – не сдавался Грач.

– Куда возьмем? На палубу? А если шторм прихватит и все разморозится, кто отвечать будет? – разозлился Белов на упрямство механика. – Лодка у них теперь есть, сами отвезут…

Когда готовились отплывать, словно подтверждая подозрения Белова, подошел бригадир и заговорил негромко:

– Гражданин капитан, извините, мы хотели сказать… у нас тут три покойника! – бригадир смотрел тревожно.

– Где? – насторожился Белов.

– В мерзлотнике… В декабре еще от голода ослабели и всё кашляли, а потом померли. Двое. А один поссать вышел и замерз…

Белов смотрел строго и недоверчиво.

– Можете сами посмотреть – кожа, да кости, ни драк, ничего не было! Посмо́трите?

– Не пойду я никуда, от меня ты что хочешь?

– Вы бы их глянули, мы бы акт какой составили и схоронили бы? Нам-то никто не поверит!

Белова окликнули, и он, не ответив бригадиру, пошел к шлюпке.

Провозились с лодками, оставили заключенным половину оленя, муки и три пары кирзовых сапог. Егор отдал китайцу свою старую крепкую тельняшку и втихую от Белова отрезал двадцать пять метров веревки из боцманских заначек.

Вышли в восьмом часу вечера. Ужинали поздно, Егор в носовом кубрике рассказывал про охоту, как олени сами набежали на выстрел. Матрос Сашка простыл, лежал с высокой температурой. Климов слушал внимательно, покуривая в иллюминатор. Йонас спал перед вахтой.

В рубке на штурвале стоял старпом, капитан поглядывал на компас, на серенькое небо, небольшой снежок налетал временами. Погода портилась, волна шла с левого борта и «Полярный» прилично покачивало. Еще баржонка сзади дергала.

Белов рассказал Захарову о рыбаках.