Дверь со скрипом отворилась. Внутрь сунул голову встревоженный аколит и позвал:

– Брат Никель? Прибыл один из городских магистров, и он хочет использовать ваш кабинет в монастыре для проведения совета!

– Мой кабинет?! – ахнул Никель и помчался отстаивать свою территорию.

– Это вот он и должен был быть, – договорил Чавен. – Ох. Ну, боюсь, магистру Киновари и брату Никелю друзьями никогда не стать.

Сланец вытащил из кармана свой старый тупой резец по камню и сунул его Кремню вместе с куском стеатита[3], чтобы занять мальчика:

– Посмотрим-ка, что ты сможешь из этого сделать. Только будь внимателен и думай прежде, чем резать – это хороший, чистый кусок.

Дверь открылась снова, и в комнату вошёл Киноварь Ртуть, провожаемый эхом пронзительных воплей брата Никеля.

– Этот парень думает, что он уже аббат, – поморщился Киноварь. – Сланец Голубой Кварц, я рад видеть тебя – и вас, госпожа Опал! Хорошо ли приняли вас братья?

– Мы только прибыли, – ответила Опал.

– И вы, и мальчик можете смыть дорожную пыль, всё к вашим услугам, – кивнул ей Киноварь, – но, боюсь, мне придется похитить вашего мужа на время, госпожа. Хотя и вы можете прийти тоже, разумеется. Частенько случается, что проблемы, над которыми Хранители бьются час, моя Вермильон решает в минуту.

В комнату прошёл брат Никель и, сердито глядя исподлобья, как человек, пришедший домой и вдруг обнаруживший, что в его любимом кресле развалился какой-то незнакомец, напустился на гостей:

– Вы что, начали без меня? Повели разговор, а меня не дождались? Не забывайте, что это вы в гостях у Метаморфического братства.

– Никто не забыл о тебе, брат Никель, – успокоил его Киноварь. – Кроме того, мы же собирались перенести совет в твой кабинет, помнишь?

Пока монах бросал на магистра взгляды, способные испепелить гранит, рядом заёрзал лекарь:

– Боюсь, наш разговор займёт почти всю вторую половину дня, а мы с капитаном Вансеном и так уже прождали некоторое время. Найдётся у нас что-нибудь перекусить и освежиться?

– Вы можете поесть вместе с братьями в установленное время, – холодно отозвался Никель. – Вечерняя трапеза всего через несколько часов. Мы обещали мастеру Киновари относиться к вам, как к одним из нас, пока вы гостите здесь. Наша пища простая, но полезная.

– Да, – согласился Чавен, чуточку погрустнев, – уверен, так оно и есть.

– …И вот я внезапно обнаружил, что стою здесь – не за много миль от Границы Тени, а в центре Города фандерлингов, на огромном зеркале, – Вансен нахмурился, взгляд его был тревожен. – Нет, во время путешествия между «здесь» и «там» происходило больше всякого… но остальное ускользает от меня… как сон…

– То, что вы здесь, с нами, это подарок судьбы, капитан, – произнёс Чавен, – так же, как и знать, что когда вы виделись в последний раз, принц Баррик был жив и здоров.

Но и доктор выглядел озабоченным.

Сланец заметил, как он начал хмуриться при словах Вансена о том, как тот понял, что стоит на зеркальном полу Зала совета Гильдии, между двумя одинаковыми изображениями грозного бога земли Керниоса.

– Что он был жив – я ручаюсь, – откликнулся солдат, – а что здоров – тут я не так уверен…

– Прошу прощения, – вставил Киноварь, – но сейчас вы должны послушать меня, поскольку мои новости касаются молодого принца. Кое-кому из наших всё ещё позволено работать наверху, в замке, – трудиться над заказами Толли, – и один из них – с величайшим риском – доставил новость о вашем прибытии Авину Броуну.

– Лорд-констебль, – кивнул Вансен. – Как он?

– Он больше не лорд-констебль, – покачал головой Киноварь, – а об остальном вы узнаете сами. Он послал вам вот это, и мой человек тайком передал записку мне.

Вансен пробежал глазами письмо, беззвучно шевеля губами, и спросил:

– Могу я прочесть вам это?

Киноварь кивнул.

- «Вансен, я рад слышать, что ты цел, и ещё более рад узнать новости о наследнике Олина. Я не понимаю, что произошло и как ты оказался здесь – эти коротышки передавали послание один через другого»… Я прошу прощения за манеры графа, – Вансен покраснел.

Киноварь только отмахнулся:

– Мы слышали о себе и худшее. Продолжайте, пожалуйста.

- «…но и едва ли я могу что-то в этом понять. Важно другое: ты ни в коем случае не должен подниматься на поверхность. Люди Т.» – это, конечно, означает «Хендон Толли» – «следят за мной днём и ночью, и только то, что солдаты ещё доверяют мне и многие из них остаются мне верны, служит для Т. препятствием тому, чтобы меня убрать. Сумеречное племя – да будет оно проклято всеми богами, – попритихло, но, как я думаю, они просто что-то замышляют. Мы можем выдержать осаду лишь потому, что у них нет кораблей, но у них явно есть оружие и кроме видимого нам. Они наводят ужас на всякого, кто пытается с ними бороться – как ты и сам наверняка знаешь…» И я знаю, – подтвердил Вансен, поднимая глаза от бумаги. – Страх и смятение – их мощнейшее оружие, – он вернулся к письму. – «Всё ещё ничего не известно, – тут он запнулся, как будто внезапно ощутил комок в горле, – и о принцессе Бриони, хотя некоторые утверждают, что Шасо, совершая побег, захватил её как заложницу. Однако же то, что мы ничего не слышали о нём, хотя скрылся он достаточно давно, не сулит ничего хорошего, – прежде чем продолжить, Вансен сделал глубокий вдох. – Вот каково наше положение: Т. правит Южным Пределом от имени младшего сына Олина, инфанта Алессандроса; племя теней стоит под нашими стенами, и пока они остаются серьёзной угрозой, он не осмеливается убить меня или заточить в темницу. Ты же, Вансен, сейчас должен оставаться в укрытии, хотя – я надеюсь – настанет такой день, когда я смогу поприветствовать тебя лицом к лицу, услышать твою историю и поблагодарить за все оказанные тобой бесчисленные услуги…» – слегка смущённый, Вансен прокашлялся. – Остальное неважно. Всё значимое вы услышали. Квары притихли, но не ушли, стены будут защищать нас ещё долго, даже несмотря на чары фаэри…

– Если квары захотят проникнуть в замок, они не станут возиться со стенами, – заявил Сланец. – Они пройдут через Город фандерлингов… и через храм, в котором мы сейчас сидим.

Вансен поглядел на него как на сумасшедшего:

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что?! – Никель, дрожа, вскочил. – Да что ты говоришь? Зачем им сдались и мы, и наш священный храм?

– К храму это не имеет почти никакого – или совсем никакого – отношения, – угрюмо отозвался Сланец.

– А какое отношение это имеет к Городу? – спросил Киноварь. – После того, как они преодолеют стены замка, зачем бы им связываться с нами? – он осёкся и глаза его расширились. – Стой! Клянусь Старейшими, ты сейчас говоришь совсем не об атаке сверху!

– Теперь ты понимаешь меня, магистр, – Сланец повернулся к Вансену. – Есть много такого, чего ты всё ещё не знаешь о нас и нашем городе, капитан. Но, может быть, пришло время тебе узнать…

– Ты не имеешь права говорить о таких вещах! – Никель почти выкрикнул это. – Не перед этими… Высокими людьми! Не перед чужаками!

Киноварь поднял руки:

– Успокойся, брат. Но, Сланец, возможно, он и прав – это не обычное дело, и только Совет Гильдии может принимать такие решения…

Сланец треснул кулаком по столу – да так, что все подпрыгнули:

– Вы что, не понимаете? – сейчас он был действительно зол: на Высокий народ, который своими интригами втянул фандерлингов в чужие войны; на Никеля и других, кто был слишком труслив, чтобы открыть глаза на правду… Злился даже на Опал, как осознал он внезапно, – за то, что привела домой Кремня, странного тихого маленького мальчика, из-за которого в жизни Сланца и началась вся эта неразбериха. – Вы что, не видите? Ничто больше не обычно! Никель, мы больше не можем скрывать такие секреты, как дороги Шторм-камня. Мы не можем притворяться, что всё идёт как раньше. Я сам видел кваров – почти так же близко, как капитана Вансена сейчас. Я говорил с их леди Ясаммез, и от неё веет такой жутью, что слюна пересыхает во рту. И ничего обычного в ней нет! Мой мальчик, который сидит здесь, принёс волшебное зеркало с той стороны Границы Тени – то самое, что, по словам Вансена, принц Баррик, может быть, несёт сейчас обратно в столицу кваров. Это что, обычное дело? Разве хоть что-то из этого обычно?