– Так ты, значит, тогда шлюха автарка? – Киннитан постаралась сказать это как можно презрительнее. – Ты отдашь меня ему, обрекая на пытки и смерть, только ради того, чтобы получить его золото?

Он уставился на свою ладонь и долго её разглядывал, а потом повернул к пленнице.

– Видишь мою руку? Я бы мог вмиг сломать тебе шею, или выколоть тебе глаза пальцами, или их же засадить тебе под рёбра – и убить тебя, и ты ничем не сможешь мне помешать. Так что я имею тебя. Но у меня в кишках засело кое-что, принадлежащее автарку. Если я не буду исполнять его приказы, оно убьёт меня, и очень больно. Так что автарк имеет меня.

Во встал, слегка пошатываясь в такт зыби, качающей шлюп, и скользнул по девушке рассеянным взглядом – его горячечное возбуждение вновь начало спадать.

– Как и большинство людей, ты понапрасну тратишь время, пытаясь постичь суть вещей. Мир – это шар навоза, а мы – червяки, копошащиеся в нём и жрущие друг дружку, – он повернулся к ней спиной и задержался только чтобы добавить напоследок: – Тот, кто сожрёт всех прочих – победитель, но всё равно – никто иной, как последний живой червяк в куске дерьма.

Кажется, целую вечность Вансен просидел, уставясь в почти кромешную тьму и силясь понять, что же произошло. Во всём теле он чувствовал слабость, накатывала тошнота, а в голове будто монотонно и беспрестанно били в рынду. Над капитаном стоял Сланец Голубой Кварц, рот его широко открывался, но Вансен не слышал ни звука.

«Оглох, – решил он. – Я оглох». А затем вспомнил раскат грома, сбивший его с ног, жутчайший грохот, громче всего, что он когда-либо слышал, если не считать взрывов на дне Глубин.

Вансен постарался запихнуть это кошмарное воспоминание поглубже и снова закрыл глаза. Голова закружилась так, будто он сидел в лодке, которую бурливый поток в этот же миг потащил и завертел с неумолимой силой. Вдруг, впервые за много дней, его накрыло осознание: он действительно находится под землёй – глубоко в норе, вырытой под миром, и между ним и солнцем лежит невообразимо тяжкая каменная преграда. Вот если бы только кто-нибудь взял гигантскую палку и проткнул в ней дыру, чтобы капитан вновь увидел свет, но нет – вместо этого он застрял здесь, затерявшись в недрах пещер… беспомощный, оглушённый и сбитый с толку.

– …Бросил бы подальше… – прошептал кто-то. – …Не знал…

Вансен снова открыл глаза. Сланец продолжал говорить, но теперь капитан мог его слышать, правда, очень слабо, будто фандерлинг стоял шагов за сто отсюда. И всё же это означало, что слух к нему возвращается.

В пещере находилось и множество других (между прочим, живых) фандерлингов, – но Вансен не находил среди них никого знакомого, пока рядом не возник Киноварь собственной персоной, в доспехах, каких Феррас раньше не видал: маленький мужчина был со всех сторон закрыт круглыми пластинами, отчего выглядел как помесь черепахи и груды тарелок.

– Ну, как он? – спросил Сланца магистр.

Откуда тут взялся Киноварь? Всё, что Вансену удалось припомнить – что он не ожидал встретиться с ним вновь в ближайшее время. И кстати сказать, видеть здесь Сланца Голубого Кварца ему тоже было удивительно.

– Думаю, его оглушило взрывом, – голос Сланца всё ещё звучал как сквозь подушку.

– Я не оглох, – отозвался Феррас, но фандерлинги его, похоже, не услышали. Он повторил, стараясь говорить погромче. Кажется, это сработало, потому что оба мужчины одновременно развернулись к капитану.

– Мой слух возвращается, – объяснил он. – Что произошло?

– Это всё из-за меня, – повинился Сланец; лицо его выражало тревогу. – Я нашёл несколько наших болванок со взрывчатым порошком на складе – мы проделываем ими трещины в породе – ну, и подумал: у меня нет оружия, а этой штукой можно бы отпугнуть кваров, и прихватил одну с собой. Когда я наконец дошёл сюда и увидел, что они на вас просто навалились, то запалил её, подобрался сзади поближе к вам и забросил болванку как смог далеко, – Сланец явно был огорчён. – Сила в моих руках уж не та, что раньше.

– Чушь! – возразил Киноварь. – Я и мои люди никогда бы не поспели сюда вовремя. Только благодаря тебе, мастер Голубой Кварц, к нашему приходу фаэри были оглушены и растеряны, и не смогли отступить достаточно быстро. Ты спас капитана Вансена, а возможно, даже и храм!

Таких слов Сланец, как видно, не ожидал:

– Правда?…

Вансен внезапно вспомнил последние мгновения боя.

– А где Молот Яшма? Он…?

– Жив, – заверил его магистр. – У него, как и у вас, звенит в ушах, но он не жалуется – даже напротив. Впрочем, он слишком слаб, чтобы жаловаться. Пара моих парней делают ему перевязку – он потерял много крови, но жить будет. Вот воин, каким могли бы гордиться Старейшие!

Феррас никак не мог вполне отделаться от ощущения, что он погребён под многопудовой грудой камня. Двигаться-то у него получалось, но каждая часть его тела, казалось, утратила положенную форму, стала будто какой-то незнакомой, а мысли едва ворочались в мозгу.

– Ты сказал, эта… болванка… была наполнена разбивающим скалы порошком. Это же то вещество, которое называют серпентином или порохом – тот же чёрный порошок, какой мы используем в пушках? Есть у вас ещё?

– Да, есть, – кивнул Сланец. – Ещё около дюжины снарядов с ним лежат на складе, ну и просто насыпной должен быть. Но у нас нет ни пушек, ни достаточно пространства, чтобы из них стрелять…

К ним подбежал молодой фандерлинг в доспехах.

– Магистр Киноварь, один из нападавших, которых снесло взрывом… один из тех дроу… он…!

– Ну, что с ним такое, парень? Начал долбить – так уж откалывай.

– Он живой.

Невероятно, но Вансен узнал их пленника. Грязный коротышка, сейчас сверливший капитана злым взглядом исподлобья, был тот самый, что пытался его заколоть – Феррас ещё сломал ему тогда запястье. И точно – космач баюкал как раз ту руку, всю синюю и опухшую.

– Можем мы расспросить его? – поинтересовался Вансен.

Киноварь пожал плечами.

– Мои ребята пытались. Он отказывается отвечать. Мы понятия не имеем, на каком языке он говорит – возможно, он нас даже не понимает.

– Тогда убейте его, – громко сказал Вансен. – Он для нас бесполезен. Отрубите ему голову.

– Что? – Сланец не поверил своим ушам. Даже Киноварь, кажется, опешил.

Но Вансен внимательно наблюдал за пленником: тот не дёрнулся и даже не метнул на них взгляда.

– Я не всерьёз. Хотел только посмотреть, а не притворяется ли он, что не понимает нас. Нужно подумать над тем, как заставить его рассказать то, что он знает о планах своей госпожи.

Сланец всё ещё глядел с подозрением:

– Что ты имеешь в виду? Пытки?

Вансен невесело рассмеялся.

– Я не стал бы и колебаться, если бы думал, что это может спасти твою семью и моих соотечественников наверху, однако ответы, данные под пытками, оказываются полезными редко, тем более, когда на языке пленника мы говорим плохо. Но если придумаешь что-то другое, дай мне знать. Иначе я всё-таки пересмотрю своё мнение на этот счёт.

Магистр Киноварь распорядился, чтобы пленника увели в храм, а сам поспешил лично проверить, как выполняются другие его приказы. Тех парней из подкрепления, которые не уносили с места битвы мёртвые тела и не занимались помощью раненым, направили на заделку бреши, пробитой фаэри в Праздничных залах.

Вансен потёр гудящую голову. Сейчас ему хотелось только лечь и уснуть. Он вымотался задолго до того, как брошенная Сланцем болванка практически оглушила его, и пусть раны ему промыли и перевязали, пока капитан лежал без сознания, болело всё просто зверски. Феррасу хотелось выпить чего-нибудь покрепче и отправиться в постель хоть на часок, но он был здесь командиром – ну, или вроде того – так что с отдыхом придётся повременить.