Некоторые священники разглядели, как им казалось, во мне собрата, но, конечно же, ошибались – никогда я не изучал тайное знание ради него самого. Человеческая жизнь слишком коротка, чтобы тратить её на постижение чего-то столь неохватного, неупорядоченного. Мною владела только одна мысль: не зная правды, я не имел нужного орудия, а без него я не смог бы перекроить мир по своему вкусу. Тем не менее, жрецы-библиотекари стали сообщать мне о книгах, о которых они слышали, но никогда не держали в руках – и впервые я понял тогда, что существуют записи, которых нет в библиотеках Садового дворца, на языках, отличных от нашего, часть из которых никогда даже не переводилась на ксисский. Гадал ли ты, почему мой иеросольский так хорош, король Олин? Теперь ты знаешь. Я выучил его, чтобы прочесть труды учёных древности с севера – что говорят они о богах и их деяниях. Фаяллос, Кофас Минданский, Рантис – о, в особенности Рантис! – я собрал всех, и занимался также поисками запретных книг южного континента. Я в конце концов отыскал даже копию «Анналов о Войне небес» в храме близ Йиста – где мой несколько раз пра- дед разрушил последний из городов кваров на нашей земле.

– В вашей стране жили квары? – Олин заговорил впервые за долгое время, и по голосу его Вэшу показалось, что король невольно заинтересовался этим фактом.

– О да. Но больше – нет. Мои предки об этом позаботились. Короли-соколы не так сентиментальны, как северные правители – мы не стали дожидаться, пока чума уничтожит половину королевства, чтобы изгнать эту волшебную заразу.

Поиски истины не раз приводили юного меня в места странные. Чтобы заполучить цилиндры с письменами, я раскопал хайидские змеиные гробницы, усеивающие равнины и похожие на погадки пустынных кошек. И я заключал сделки с голья, пожирателями человечины, про которых говорят также, что они оборотни и под полной луною превращаются в гиен, сидя у их пустынных костров. Они рассказали мне о первейших днях и показали камни с резными знаками, которые хранили с тех времён, когда боги ходили по земле. От них я узнал секрет Проклятья Зафариса, проклятия смертности, наложенного великим богом на всё человечество, когда его собственные дети повернулись против него. Я не погнушался даже ограбить место последнего упокоения моего собственного рода, Орлиное Гнездо бишахов, где на вершине горы Гоукха мумифицированные тела моих предков, правителей кланов пустыни, укладывали отдыхать в гнёзда, сложенные из костей рабов, повернув их высохшие лица к востоку, где должно взойти Солнце Возрождения. Когда полная луна вкатилась на небо и вой оборотней-голья воззвал к ней из пустынных ущелий далеко внизу, в жажде постичь тайны небес я вырвал каменные скрижали из скрюченных мёртвых рук моего предка, пусть охрана моя и бежала в ужасе прочь.

Однако всё, что я узнал из них, лишь подтверждало мои прежние открытия. Может, боги и существовали в действительности, но сила их ушла, и ни один человек не обладал ею, даже автарк Ксиса. Возможно, мой род и восходит к священному Нушашу, самому господину солнца, но я не способен осветить тёмную комнату без лампы, равно как и зажечь эту лампу без кресала.

Но когда я последовал за учёными древности и вступил на тропы столь тёмные и запретные, что даже жрецы-библиотекари в конце концов начали сторониться меня, я узнал и о том, что утверждение, истинное в отношении моих предков, не всегда оказывалось верно и для прочих людей. В некоторых семьях, как я прочёл, по слухам, с древних времён на самом деле текла божественная кровь, часто полученная через связь с парики, или фаэри – которые известны у вас под именем кваров.

– Я не желаю слушать дальше, – внезапно прервал его Олин. – Я очень устал и нездоров, и умоляю вас дать мне вернуться в мою каюту.

– Умоляй сколько душе угодно, – с лёгким раздражением произнёс автарк. – Ничего хорошего это тебе не даст. Ты выслушаешь мой рассказ, даже если ради этого придётся связать тебя и заткнуть рот кляпом. Потому что мне доставляет удовольствие излагать тебе историю своих изысканий, и я – автарк, – его лицо вдруг перерезала улыбка. – Нет, пожалуй, я упрощу задачу. Если ты не согласишься слушать, я велю привести одного из маленьких пленников сюда и задушу его на твоих глазах, Олин из Южного предела. Что ты скажешь на это?

– Будь ты проклят. Я выслушаю, – голос северного короля был так тих, что Вэш едва разобрал его за шумом моря.

– О, ты сделаешь не только это, Олин Эддон, – ухмыльнулся автарк. – Видишь ли, в тебе течёт та особая кровь – кровь, благословлённая божественной силой. Для тебя это бесполезный дар, проклятие, но для меня она значит всё. И всего через несколько дней, когда отзвонит колокол, возвещающий приход Дня Средины Лета, я возьму твою кровь себе.

Последние несколько часов в темноте перед тем, как ворота Тессиса открылись, были сплошным кошмаром. Бриони свернулась калачиком на полу фургончика труппы и попыталась уснуть, но забыться сном так и не смогла. Предательство Фейвала, жестокость леди Ананки и ошибочный, неправедный и глупый суд короля Энандера не шли у неё из головы, сказанные врагами слова зудели в мозгу, как мошкара.

«И вот я снова в бегах, – думала она. – Чего я добилась здесь за всё это время? Ничего – да что уж, меньше, чем ничего. Теперь ещё один город закрыт для меня, и я утратила всякую надежду привести хоть какую-то помощь Южному пределу из Сиана».

В фургон тихонько заглянул Финн Теодорос.

– Прошу прощения, – сказал он, заметив, что принцесса не спит, – я только хотел взять свои перья. Вас что же, Заккас ущипнул, ваше высочество? Вы так глубоко погрузились в размышления.

Бриони нахмурилась, услышав это необдуманно брошенное сравнение. Упомянутый пророк покровительствовал как прорицателям, так и блаженным, так что люди иногда применяли это выражение, говоря и о глубокой задумчивости, и о помешательстве.

– Я вся как на иголках, вот и не усну. Я всё испортила.

Сочинитель пьес присел рядом с ней.

– О, сколько раз я сам говорил себе подобное? – он усмехнулся. – Не так часто, как должен был, полагаю – я редко замечаю свои ошибки до того, как это станет делом прошлым. Очень хорошо, что вы осознаёте их сразу, но не давайте переживаниям возобладать над вами.

– Я хочу спать, но не могу сомкнуть глаз. Что, если они будут ждать нас на воротах?

– Ждать нас? Не думаю. Вас… возможно. И поэтому вам следует оставаться в фургоне.

– Но кто-нибудь может обратить на вас внимание. Лорд Джино – человек умный. Он извинился передо мной за то, что произошло, но это не помешает ему исполнять свой долг. Когда потребуется, он вспомнит название труппы.

– Значит, придумаем другое, – пожал плечами Финн. – Теперь попробуйте отдохнуть, принцесса.

Он вышел; в такт шагам, под весом актёра, спускавшегося по короткой лесенке, закачалась и задрожала повозка, и Бриони осталась одна против своры своих многочисленных неудач.

К тому времени, как фургончик подкатил к городским воротам, труппа Мейквелла ничем не напоминала балаган бродячих артистов: все маски, ленты и прочее, чем они привлекали внимание к своему ремеслу, было спрятано, а сами комедианты переоделись в неприметное дорожное платье. И всё же один из стражников отчего-то заинтересовался их персонами, и Бриони занервничала. Неужели кто-то из замка всё же запомнил актёров?

– Так куда, говоришь, вы направляетесь? – здоровенный детина задал Финну этот вопрос уже в третий или четвёртый раз. – Никогда не слыхал про такое место.

– К колодцу пророчицы Финнет, в Бренланде, – как можно спокойнее повторил драматург.

– А эти все, что, паломники…?

– Да клянусь Тремя! – Педдер Мейквелл никогда не отличался терпением. – Это возмутительно!..

– Уймись, Педдер, – осадил его Теодорос.

– Неужто же вы не слышали о Колодце Финнет? – Невин Хьюни загородил Мейквелла собой. – Прискорбно! Нет, в самом деле, весьма прискорбно!