Саторин прислал новое сообщение, когда я уже подъехал к нашему особняку и, не выходя из капли, присматривался к дверям и окнам. Снаружи не наблюдалось признаков того, что кто-то проник внутрь, и я решил войти и проверить все комнаты до возвращения патрона. На всякий случай, да и просто привык.

В доме царила тишина, пустота, и я, радуясь кратковременной свободе от всех обязательств, послал вперёд тот самый импульс, который помогает вампирам избежать драк. Люди наверняка дали бы явлению какое-то наименование: аура там или сила. Я называл — восприятие, потому что, пользуясь этим умением, не только показывал себя, но и видел других. Не берусь объяснить подробнее, поскольку вампиры вообще на удивление редко задумываются о том, что они есть, а я, как ни крути, один из них. Сейчас, конечно, дом пустовал, но я мурлыкнул в его тишину, а потом сообразил, что веду себя как малолетка, что отрывается по полной, пока не видят взрослые, и деловито пробежался по этажам.

Везде было тихо, только в мастерской и под ней словно метался ещё от стены к стене крик разрушаемого имущества. Я плотно затворил двери, надеясь, что Саторин не сунет сюда нос до тех пор, пока не наведём порядок. В комнаты Шерил я войти не рискнул, лишь постоял рядом втягивая сохранившийся запах. Боль притихла, или я к ней привык.

Издали заслышав нашу машину, сбежал вниз. Мой гений выбрался на площадку и шагнул в дом. Даже носом не повёл, чтобы проверить запахи. Высокомерие в себе разбудил или легкомыслие — всё равно глупо было. Пусть он полагался на меня, но действия, направленные на безопасность гнезда, должны работать на уровне инстинкта. Проверять помещение, раньше, чем в него войти, надо всегда. Хотел поругаться, но Саторин выглядел таким усталым и присмиревшим, что я воздержался от запоздалых нравоучений. Сам же избаловал патрона, мне и расхлёбывать компот его беспечности.

— Всё в порядке? — уточнил для верности.

Он кивнул.

— Я лягу.

— Отлично, идём.

Он молчал, пока я спокойно шёл следом и возмутился, лишь когда ввалился за ним в спальню.

— Тач, я хотел бы остаться один.

Можно подумать, я — нет! Объясняй тут опять прописные истины. Сложно с молодняком: вечно он полагает, что уже достаточно вырос.

— Я тоже предпочитаю ни с кем не делить родное ложе, потому и гуляю на стороне, только дом наш, как выяснилось, не слишком надёжен в качестве крепости, и, пока мы не утихомирим всех, кто желает нам зла, спать будем в одной комнате и на одной кровати.

Саторин от возмущения вскинул голову и раздул ноздри. Я не убоялся. Смотрите-ка, шокировали мальчика. Давно ли просил его не бросать, а уже выталкивает любимого Тача из практически супружеской постели.

— Не вижу необходимости! — заявил он сурово.

— А это не тебе решать, — ответил я. — Как старший в гнезде я просто отдаю приказ.

Я отпустил немного восприятие, вроде и деликатно всё проделал, стараясь лишь намекнуть на порядок вещей, а не прибить к почве, но мой господин и повелитель попятился и шлёпнулся задом на покрывало. Многообещающе получилось. Никогда ещё он не смотрел с таким ужасом, я пожалел, что начал этот разговор, но с другой стороны, сколько можно прятать голову в песок? Доставать иногда приходится. Я постарался несколько сгладить суровость обстоятельств, заговорил мягко и мирно:

— Ринни, послушай, никаких существенных перемен в жизни не произойдёт. Ты всё так же останешься моим боссом, я твоим помощником. Я не собираюсь рушить устоявшийся порядок и своим правом старшего воспользуюсь, только когда избежать этого будет нельзя. Теперь мы на военном положении, на нас могут напасть. Чтобы защитить тебя в случае нужды, я должен находиться рядом. Доли секунды иногда решают дело, я могу не успеть прибежать из своей комнаты под крышей.

Он всё так же излучал враждебность, которой я не понимал.

— В обнимку спать не обязательно, — попытался вернуться к привычной лёгкости общения. — Кровать достаточно широкая.

Впрочем, как тут же выяснилось, волновали его другие аспекты совместного бытия:

— Почему скрывал от меня, что ты старше?

— Чтобы не травмировать твою тонкую душевную организацию, естественно. Ложись. Раздеваться не будем, если придётся быстро уносить ноги, штаны окажутся существенным моральным подспорьем в вышеуказанном мероприятии.

Ослушаться он не мог и угрюмо опрокинулся на спину, следя за мной насторожённо, пытливо и не очень-то по-доброму. Пусть. Я растянулся рядом. Что мы как новобрачные перед первым соитием? Смешно.

— Наши отношения не изменятся? Во всех смыслах этого слова? — спросил он настойчиво, когда я уже наладился спать.

— Ты про секс? Это сейчас надежда прозвучала в твоём голосе или разочарование?

Он злобно засопел. На объятия, пусть даже дружеские, мне теперь точно не стоило рассчитывать.

— Ты всё время смеёшься! Меня это раздражало, когда я считал себя сильнее, теперь меня это пугает.

— Извини, Ринни. Это не агрессия, поверь, лишь попытка скрыть грусть, которая не даёт покоя. Опять же для дела полезно, когда всегда весел, люди считают безобидным глупцом и сами себя обманывают успешнее, чем это сделал бы серьёзный умник.

Он, наконец, затих. Молодые вампиры отключаются сразу и уходят глубоко, только с возрастом появляется способность уверенно контролировать окружающую обстановку. Саторин лежал неподвижно, лишь редко и поверхностно дышал. Я дремал, время от времени просыпаясь, чтобы мысленно осмотреться, поймать звуки, втянуть запахи. Вечер наступил, а ночное время — пик активности обращённых, потому нападения опасаться следовало. Наивно было думать, что заложник оградил нас от агрессии, тем более, что я почти уверился в том, что Шерил захватила Арлена, а вандалов к нам подослала Верея, и информацией эти две милые дамы не обменивались. Три упокоенных на дне залива помощника вообще-то были довольно серьёзным поводом для повторной атаки. Вот её я в тиши и дожидался.

Проведя в чуткой дрёме около часа, я совершенно отдохнул. За это время границ наших никто не нарушил, но я не считал бдительность лишней, вот только с Саториным, вполне вероятно, поссорился основательно. Сейчас, на свежую голову, я понимал это отчётливо. Повернувшись на бок, поглядел на компаньона. Он спал, неподвижный, глубоко погружённый в состояние, близкое полному небытию. Приходи и бери, я ведь не для того чтобы его позлить или шокировать остался рядом. Жили на планете могущественные вампиры, большинство из них держалось вдалеке от возни претендентов, но кто знает? Каждого иногда тянет стряхнуть с себя пыль веков и занять кулаки и мозги живым делом.

Глядя сейчас на беспомощного Саторина, я вопреки логике и здравому смыслу даже захотел, чтобы вломился к нам кто-то действительно опасный, чтобы я мог драться за своё гнездо, доказать, что чего-то стою. Быть может тогда мой чувствительный гений спокойнее отнесётся к нашему новому статусу? Хотя, отчуждение могло и усилиться, а терять Саторина сейчас, когда я остался без Шерил, мне не хотелось. Представив, как вырастет боль, если и правда грядёт полное одиночество, я невольно съёжился, ощутив робкий, но настойчивый позыв вновь тихо заползти в уютную безопасную нору. Стоит ли показывать суть, если без неё тебя любят больше? Или это не любовь?

Плохо быть честным, как будто добровольно снимаешь с себя шкуру. Почти все, кто был с тобой хорош, отвернутся, останутся лишь не убоявшиеся кинжальной искренности истины. Если подобные особи есть в природе, конечно.

Да, я не хотел терять моего взбалмошного гения и недосягаемую подругу, но и себя тоже. Однажды ведь может случиться так, что маска прирастёт к лицу, и её уже не отдерёшь, а то и сам растворишься в том мире, который создал, чтобы тихо сидеть в тени. Покрывало превратится в паутину. Ум порастёт плесенью, темперамент рассыплется прахом. Есть такая степень ничтожества, которую не прикроет даже корона.

Я с надеждой прислушался. Захребетнику Тачу требовалась драка, бой, в котором можно выплеснуть накопленную муть, но злая судьба не внимала робким упованиям. Окружающий мир сокрушительно не желал нас обижать. Гадство!