Гениям, конечно, многое простительно, но сейчас я готов был его загрызть. Вампир же в принципе не может быть так рассеян, чтобы не заметить, ещё не входя в помещение, что за дверью происходит что-то не просившее его обязательного присутствия.

Как видно наша недвусмысленная поза, откровенный пыл явились для него полной неожиданностью, он замер, разинув рот, но это не помогло, я просто видел, как трещат оковы его целомудрия, ну и ткань штанов в определённом месте. Завёлся бедный монашек с пол-оборота. Злость моя прошла, это ведь было так смешно.

— Присоединяйся, красавчик! — проворковал я и призывно оттопырил в его сторону голый зад.

Унесло господина и повелителя словно ветром сдуло, хотя распрямиться полностью он так и не смог. Я только со вздохом глубокого удовлетворения вознамерился продолжить начатое, когда Шерил сбросила меня на пол, и по морде я всё-таки получил, да так, что башка повернулась как флюгер, а челюсть съехала с законного места. Миг, и партнёрша моя исчезла.

Машинально вернув лицо в исходное состояние, я с грустью поглядел на дружка. Оба мы остались несытыми, и кто в этом был виноват? Я, дурак.

Ничего другого не оставалось кроме как натянуть штаны и что ещё нашлось не разлетевшегося в клочья и брести на расправу к Саторину. Я чувствовал себя виноватым прежде всего перед ним. На Шерил как нашло завалить меня в койку, так и сошло, к её прагматичности я привык, а наш техногенный волшебник обнаруживал способы ранить себя там, где другому и поцарапаться-то не удастся. Наверное, у гениев тонкая душевная организация даже если они и вампиры во всех других отношениях.

Саторин сидел в кабинете, нахохлившись как замёрзшая птица. На меня он глянул коротко, искоса, словно я внушал омерзение, бороться с которым у него не было сил. Я знал, что виноват, потому предоставил ему возможность излить гнев так, как потребует его творческая натура.

Мой господин и повелитель любил поорать и повыносить мне мозг своей исключительностью, так у нас повелось, и обычно к этому моменту развития событий он уже набрасывался с упрёками, но сегодня был непривычно тих. Я посмотрел на него, стараясь на всякий случай выглядеть робким и послушным. Хотел умиротворить, но не преуспел. Тут его прорвало. Он произнёс негромко, но значительно:

— Александр, ты ведь понимаешь, что такое поведение недопустимо?

— Да! — сказал я покорно.

— Мне придётся тебя наказать.

А вот это уже явилось на свет новым веянием: он что, ещё не успев войти в должность, проникается заранее любимым королевским развлечением — игрой в карать-миловать? Мало нам его прежних маний величия, теперь прирастёт ещё одна? Если он собрался урезать мне жалование, так я не настолько виноват! Надрываюсь как пчела за жалкие гроши… ну ладно, ладно: ничего не делаю за жирный оклад и приличный процент, но терять всё это не намерен в любом случае.

— Я виновен, ты в своём праве, — ответил сокрушённо, надеясь растрогать его своим унижением.

Я не жадный, но не люблю, когда у меня отнимают деньги. Кровью и то легче поделиться.

— Сейчас у нас трудный момент, — продолжал Саторин. — Твои услуги потребуются в ближайшие дни, но наказание я не отменю. Ты его получишь и примешь позднее.

Прозвучало так зловеще, что у меня немного замёрзла спина. Никогда не видел Саторина рассвирепевшим до такой степени, что ему удавалось сохранять полное спокойствие. Не рассудком же он помутился в самом деле. Возражать в такой ситуации не следовало — себе дороже. Я поклонился и промолчал, всё равно у меня сложилось впечатление, что он меня не слышит, заворожённый новой забавой и своей исключительной ролью в ней.

— Ты позволишь мне сейчас уйти? — попросил я. — Надо съездить в лабораторию, потом на площадку, убедиться, что всё готово к представлению.

Мгновение-другое мне казалось, что не отпустит, придумает какую-то гадость прямо сейчас, хотя и не представлял, какую, но поколебавшись, он брезгливо махнул рукой.

— Ступай!

На всякий случай я ещё раз поклонился: у меня спина не треснет, а он, возможно, вернётся в разум, видя моё смирение, и вышел, почтительно притворив за собой дверь.

Усердие и кипучая деятельность — не мои сильные стороны. Раз люди изобрели коммуникаторы, надо же ими пользоваться, обычно я и решаю все вопросы, не слезая с дивана, но сегодня ощущал настоятельную необходимость свалить из дома в белый свет. Оставаться в особняке было рискованно: не один прибьёт, так другая. Накосячил я на всех фронтах, и тактическое отступление выглядело самым разумным мероприятием. Поболтаюсь где-нибудь в сторонке, пока не наступит эра перемирия.

Снаружи начинался день. Прячась от его благодетельного сияния, я поехал к Гилмору. Учёный выглядел неважно, должно быть мои поручения сорвали его с постели посреди ночи. Вялая растрёпанность сменилась дрожью неподдельного почтения, когда я вошёл. Ленники трепещут перед бессмертными, и не мне этот порядок менять.

Я облёкся в холодную надменность, словно это не мне только что перепало метафорических розог за непочтительную демонстрацию голой задницы и осведомился о результате анализа. Роняя на своём пути хрупкое лабораторное оборудование, Гилмор добрался до рабочего стола и довольно быстро сумел вывести данные на общий экран. Не то чтобы я знаю химию и прочие науки, но кое-чему учиться приходилось. С помощью ленника я быстро усвоил какого сорта гадость пытались скормить мне гипотетические враги.

Признаться, тлела в глубине души робкая надежда на то, что я облажался, угрозы никакой нет, и можно улыбнуться с усталым облегчением, милостиво похлопать человека по плечу и вернуться в страну сладкой беспечности, где так спокойно и хорошо жить. Увы. Предположительная беда обернулась подлинной, и предстояло разбираться со всем этим разом. Обидно, что мне. Эх.

Я отправил человека спать, пообещав оплатить сверхурочную работу, и поехал в клуб. Днём здесь было пусто и относительно тихо. Заплатив за жизнь корма, я получил ключ от его камеры и мог заняться воспитательными работами, когда сочту нужным. Завернув в диспетчерскую, где сейчас никого не было, я поглядел на подопечного сквозь камеру наблюдения. Руки ему развязали, но одежду не выдали, он лежал на кровати всё в тех же соблазнительных шароварах. Лицо хмурилось, вряд ли он замечал, что происходит вокруг. Вот я и объясню ему популярно.

Заблокировав своим ключом доступ к надзору, я прошёл знакомым порталом. Не стоило кому-то видеть, чем мы займёмся, вдруг нервные попадутся, возись потом с обмороками и истерическими припадками, точнее, с теми, кто до них горазд.

Когда я вошёл, юноша не пошевелился, лишь дёрнулся слегка, смотрел всё так же исподлобья. Я не садист по натуре, но вот сейчас ужасно захотелось им стать. Накатило, как недавно на Саторина, хотя и по другой причине. Не люблю, когда меня пытаются убить — защищаться так хлопотно.

Я неспешно подошёл и сел на край постели. Разоделся на мероприятие как принц, очки тёмные и те не забыл, перчаточки напялил для полноты образа. Шляпы сейчас, к сожалению, не носят, но локоны я расположил как мог эффектно. Красота. Ядовитая приманка, похоже, оказанной ей чести не оценила, как не впечатлилась, и когда я до этого с ней обнимался. Меня небрежение рассердило. Неужели попался фанатик? Просто убить, ничего не получая взамен, казалось мне нечестным. Я такие деньги за него отвалил, а тут ни пользы, ни удовольствия. В принципе, следовало передать добычу спецам покруче меня, но это значило делиться, а я, как уже говорил, не люблю.

Я погладил его ровную спину, убрал волосы с лица, наклонился, чтобы вдохнуть полной грудью запах страха. Боялся человек давно и сильно, устоявшийся ужас измучил его так, что происходящее вокруг скорее могло обрадовать, нежели устрашить, поскольку вытаскивало со дна кошмара. Я решил для начала использовать те способы воздействия, которые потребуют от меня минимальных усилий.

— Как тебя зовут? — спросил достаточно дружелюбно.