Он оборвался, и покачал головой.

Сатурация стремительно падала, давление было совсем низким.

Что произошло, пока его не было? Почему царь ухудшился?

Он заглянул в зрачки — один закатился вверх, другой, «плавая», смотрел вниз.

Повторное кровоизлияние? Но почему?!

— Царь приходил в себя? — спросил он, осененный внезапной догадкой.

— Приходил, — монахиня поджала губы. — Когда Евфросинья эти трубки вынимала, изволил глаза открыть.

Коган усилием воли заставил себя посмотреть на девушку, чей образ одновременно пугал его и манил.

— Он говорил что-нибудь?

— Нет, — тихо отозвалась та. — Только слушал, что говорил князь Мстиславский…

Она осеклась, бросив испуганный взгляд на старшую.

— Мстиславский? — переспросил царевич. — Что он говорил батюшке? Отвечай же!

— Я… Я не помню! — пискнула та, не смея поднять глаз на стоявшего перед ней Федора. — Только про то, что царевна опять пропала… И что-то про Кромы…

Коган устало покачал головой. — Что-то взволновало царя, — сказал он. — И, судя по всему, это спровоцировало новый приступ — давление резко поднялось, что привело к рецидиву внутримозгового кровоизлияния…

Заметив, что все смотрят на него, раскрыв рты, он поправился: — Царя снова хватил удар.

— Ты можешь ему помочь, Яган? — взволнованно спросил Федор. — Я все сделаю, чего ни попросишь!

Коган секунду колебался.

То, что у Бориса не было шансов пережить даже этот день, было для него очевидно. Не с таким диагнозом, и не в таких условиях. Однако, озвучивать это царю и возвращаться в казематы…

Он кашлянул. — Я постараюсь, ваше ве… государь. Но я не могу сейчас ничего делать руками после дыбы, мне понадобится помощница….

— Инокини будут помогать тебе, — кивнул царевич. — А с Симеоном я еще поговорю.

— Нет нужды откладывать разговор, — Симеон стоял в дверях, отдуваясь и промакивая платком лоб.

— Напрасно ты, Федор, доверяешь этому лекарю — с его ведома, и при его участии, твоя сестра помогла спастись из тюрьмы разбойнику Юшке, и сама вместе с ним и волхвом бежала из Москвы!

— Это так? — царевич, нахмурившись, посмотрел на Когана.

— Отчасти, государь, — Коган поклонился. — То правда, что Ксения хотела помочь Ярославу, которому Юшка был надобен, чтобы вернуть то, что для него вопрос жизни и смерти. Это было ее решение, и я ничего не мог поделать.

Федор покачал головой. — Сестрица моя бывает своенравной, — заметил он. — Коли она решит чего, никто не может ее переиначить… С этим опосля разберемся. Ныне же об одном прошу — спаси отца. А ты, Симеон, боле препон в том лекарю чинить не смей.

С этими словами он вышел из спальни. Симеон, бросив на Когана многообещающий взгляд, последовал за ним.

Коган вздохнул и перевел дух. Он смог выиграть немного времени. Однако, что будет с ним, когда Годунов умрет?

***

Начальник Тайного приказа Симеон Никитич Годунов стремительно шагал по дворцовым покоям.

Гнев переполнял его, он отшвырнул ударом кулака зазевашегося слугу, не успевшего вовремя убраться с дороги.

Идиот Федор не захотел его даже слушать — мальчишка совсем потерял голову от страха.

Что же будет дальше, когда ему придется взять в руки царский скипетр?

В том, что этот миг настанет со дня на день, Симеон практически не сомневался.

На какое-то время он почти поверил безумным россказням этих лекарей про грядущие времена, но теперь он понимал, что его попросту обвели вокруг пальца — волхв был явно связан с разбойником Юшкой, а Яган им помогал.

Оставалась не до конца ясной роль в этом всем Ксении, но девка и впрямь вела себя странно после того, как ее изловили в лесу. Не иначе как тот же Яган навел на неё волшбу, заставив действовать против своей воли. Затем они все сбежали к самозванцу, сбив со следа егерей, а теперь вот и Яган, хитроумный жид, ускользнул из его рук. Но ничего, он еще доберется до него.

Сейчас его больше беспокоил Шуйский — старый лис непременно прознает о состоянии царя одним из первых. А это означало, что трон под будущим царем окажется весьма шатким, а вместе с ним — и его, Симеона, положение. Он буквально сердцем чуял интригу, затеваемую Шуйским — да и визит Мстиславского к царю был откровенно подозрителен. Все, все они, словно стая волков только того и ждут, чтобы впиться в него клыками!

Но ничего, он еще успеет всех их переиграть; все, что ему сейчас было нужно — это немного времени. Отослать из Москвы войска под Кромы, включив в них людей бояр. Стянуть отряды к Кремлю. Под благовидным предлогом арестовать Шуйского.

Ненадолго он задумался, не взять ли, заодно, и Мстиславского, но, поразмыслив, все же отмел эту мысль — слишком велик был риск того, что поднимется шум среди других бояр, и они заставят Федора отпустить обоих.

Обуреваемый тревожными помыслами, Симеон дошел до своих хором.

— Глашка! Подавай сбитень! — крикнул он, зайдя в трапезную.

Усевшись на лавку, вытянул ноги, позволяя подбежавшему холопу снять сапоги. Сразу стало намного легче.

Шлепая босыми ногами, из кухни появилась Глафира, неся на вытянутых руках дымящуюся ендову, поставила на стол, опасливо глянула в лицо боярина и тишком отступила в сторонку.

Другая девка принесла на подносе ковш, чарку, чаши с медом, орехами и сушеными фруктами, и тут же удалилась.

— Устал, батюшка Симеон Никитич? — робко подала голос Глафира. — Совсем измаялся, лица на тебе нет…

— Измаешься тут… — вздохнул Симеон, разламывая душистую баранку и обмакивая ее в горячий сбитень. — Смутные времена нынче, Глаша, большая беда может быть, бесам на потеху…

Он пожевал, задумчиво устремив взор на икону Богородицы, висящую над входом.

— Да… — проговорил он. — Но мы еще посмотрим, кто кого. Вот что, Глаша, пошли-ка человека за Фролом!

***

— Аз рех, Господи, помилуй мя, исцели душу мою, яко согреших Ти… Врази мои реша мне злая: когда умрет и погибнет имя его?

Князь Шуйский пытался вслушиваться в монотонную скороговорку дьячка, читавшего Псалтырь, но смысл слов ускользал от него; мысли были заняты другим.

Он сидел в золоченом дубовом кресле, обитом бархатом, в маленькой домовой церкви, куда его доставили слуги, чтобы он мог послушать вечернюю службу.

Проклятый палец на правой ноге опять распух и не давал ступить шагу.

Шуйский поморщился. Злая хворь, терзавшая его на протяжение последних лет, сейчас была некстати, как никогда! Положение его было крайне щекотливым. Давешний обыск означал ни больше, ни меньше, ближайшую перспективу ареста. Верные люди донесли, что Борису стало хуже, а окаянный аспид Симеон лютует сильнее, чем когда-либо. А тут еще опять пропала царевна, и теперь он, пожалуй, решит, что у него развязаны руки.

События развивались чересчур быстро, и князь чувствовал, что не поспевает за ними. Им с Мстиславским нужно было еще хотя бы несколько дней… И так некстати куда-то запропастился Муха!

Скрипнула дверь, и Шуйский вздрогнул, но это был Микитка Огурец.

— Боярин, — зашептал он, наклоняясь к его уху, — там, эта — монах тот опять пришел!

— Какой монах? — нахмурился Шуйский.

— Дык, тот, что намедни приходил вечером, — пояснил Огурец. — Ну, лысый такой!

— Ах, вона что. — Шуйского кольнула неясная тревога. — Ну… хорошо, пусть ожидает в светелке.

Он знаком подозвал слуг и велел им вынести его из часовни.

Монах уже ждал его, застыв неподвижной черной тенью посередине комнаты.

Шуйский, кряхтя, пересел с кресла на лавку, дождался, пока слуги унесут кресло и оставят их одних, и знаком пригласил монаха сесть рядом.

— Зачем опять пожаловал? — спросил он, вглядываясь в бесстрастное лицо гостя. — У нас, вроде, был уговор?

Монах в ответ уставился на него светлыми, холодными как сталь глазами.

— Обстоятельства изменились, князь, — голос его был тих, едва слышим.

Он улыбнулся краешками тонких бесцветных губ. — Как и твоё положение…

Шуйский нахмурился, скрывая тревогу. Монах вызывал у него смутное, неясное беспокойство; его присутствие вызывало ощущение покалывания в затылке и бегания мурашек по спине.