Внезапно, Ярослав насторожился. Откуда-то издалека доносились неясные отголоски. Он прислушался, и по шее пробежал холодок — это было пение.

В памяти вспыхнули слова Беззубцева: «С того света за тобой приду!».

Сейчас, в темноте, вслушиваясь в жутковатые звуки, это обещание не казалось пустой угрозой.

Он поднялся и снова зашагал вперед — просто потому, что сидеть на месте и слушать было страшнее, чем слушать и идти.

Звуки стали громче, Ярослав уже мог разобрать отдельные слова и напев. Пройдя еще несколько шагов он остановился, не веря своим ушам.

— Ночь коротка, цель далека, ночью так часто хочется пить… — выводил дребезжащий голос. — Ты выходишь на волю, но вода здесь горька, ты не можешь здесь спать, ты не хочешь здесь жить!

Снова он?!

Ярослав двинулся на голос.

— Доброе утро, последний герой! Доброе утро — тебе, и таким, как ты! — голос теперь звучал совсем рядом.

Ярослав повернул и увидел в конце рукава коридора дверь, из-под которой выбивалась полоска света.

— Доброе утро, последний герой! Здравствуй, последний герой!

При последних словах дверь распахнулась, и на пороге появился юродивый.

— Ты! — выговорил Ярослав. — Что ты здесь делаешь? И кто ты вообще?!

Юродивый осклабился. — Тебя поджидаю! Заходи.

И он отступил, поманив Ярослава рукой.

Помедлив, Ярослав последовал за ним.

За дверью оказалась крохотная келья, в которой едва могли разминуться двое человек.

В стене было выдолблено подобие скамьи, с постеленным на ней потрепанным тулупом. Напротив неё, перед иконой в нише горела свеча.

В углу кельи виднелись ступеньки винтообразной лестницы, также высеченные в камне.

Посередине комнаты на полу стояло что-то вроде небольшого круглого мангала, на котором булькал кипящий котелок.

— Садись, — юродивый кивнул на скамью. — Жрать хочешь?

— Кто ты? — повторил свой вопрос Ярослав.

Тот ухмыльнулся, и извлек из-под тулупа цветастую упаковку быстрорастворимой лапши.

— Ондрейкой меня кличут, — весело сказал он, высыпая содержимое пакета в котелок.

— Ты… тоже из моего времени? — сердце Ярослава учащенно забилось. — Ты можешь помочь мне… нам вернуться?

— Моё время, твоё время… — ворчливо сказал Ондрейка. — Суета это всё и блажь! Суп будешь?

— Буду, — признался Ярослав, у которого от запаха заваренной лапши начало подводить желудок.

Юродивый протянул ему деревянную ложку и достал вторую такую же.

Неожиданно, из-под лавки высунулась острая полосатая мордочка, и, сморщив нос, принюхалась. Вслед за ней показалось упитанное тело, покрытое гладкой серой шерстью.

Юродивый зачерпнул ложкой из котла и бросил немного лапши прямо на пол.

— Борька, — любовно сказал он, поглаживая зверька. — Дружок мой!

Барсук довольно сопел и косил на Ярослава любопытным круглым черным глазом.

— Я видел тебя, — сказал Ярослав, безуспешно пытаясь намотать лапшу на ложку. — Тогда, на дежурстве у храма — это ведь ты кидался в монахов снежками! Почему ты это делал?

— Ворьё! — кратко прокомментировал Ондрейка. — Берегись их.

— Почему? Кто они? — Ярослава охватила злость. — Ты можешь хоть что-то объяснить по-человечески?!

Юродивый энергично почесал бороду, в результате чего из неё что-то вывалилось прямо в котелок.

— Найди Меченого, — неожиданно серьезно сказал он. — Тогда сам все поймешь.

— Какого Меченого? Где? — Ярослав схватил юродивого за плечи. — Что я должен понять? Мне нужно в моё время!

Блаженный вздохнул и встал.

— Идем, — сказал он, и направился к лестнице.

После нескольких витков ступеньки привели их к небольшой двери с массивным металлическим кольцом.

Блаженный приложил палец к губам и толкнул дверь, издавшую протяжный скрип.

— … в настоящее время воссоздан оригинальный интерьер храмового подклета, в котором мы с вами сейчас находимся… — донеслось до него.

Ярослав во все глаза глядел на худенькую экскурсоводшу, увлеченно рассказывающую что-то группе туристов напротив обшарпанной кирпичной стены, огороженной красной лентой.

— Они нас не видят? — шепотом спросил он у Ондрейки.

Тот помотал головой.

— А мы можем попасть к ним?

— Попробуй, — буркнул юродивый. — Ключ у тебя есть, хотя он тебе и без надобности.

Ключ? Какой ключ?

— Ну, так я пойду? — уточнил Ярослав. — Ему не верилось, что его привычный мир был совсем рядом.

Ондрейка вздохнул.

Не сводя глаз с экскурсионной группы, Ярослав сделал шаг вперед.

***

Конец первой части.

Часть 2.

— Колдун! Шишига! Чернокнижник!

Ком мерзлой земли больно бьёт его в висок. Он вскидывает руку, чтобы защититься, но пущенный чьей-то рукой камень попадает в плечо.

— Убирайся!

Откуда-то из глубины в нем поднимается черная отчаянная злость. Он распрямляется, насколько позволяет больная спина.

Искаженные ненавистью и страхом, грубые скотские рожи в отблесках зарева полыхающей крыши избы выглядят еще уродливее.

Они и есть скоты — неблагодарные дремучие крестьяне, немногим отличающиеся от животных. Скотосы, как говорили греки.

Большая часть из них бывала у него тайком, в этой самой хижине, теперь объятой пламенем.

Люди боятся тех, кто не похож на них. Боятся явлений, которых не могут объяснить, и знаний, которых не в силах постичь.

Он знает их страхи, их сокровенные дела, их хвори, тайные и явные.

И именно за это его сейчас ненавидят, после всего, что он сделал для них.

Даже сейчас, сбившись в стаю, они боятся подойти к нему. И этот страх заставляет их кидать в него камни. Толпа пробуждает первобытные инстинкты, превращая человека в зверя.

— Я уйду, — слышит он свой собственный голос. — Оставайтесь, и подыхайте!

***

Яркий белый свет бестеневых ламп режет глаза.

В голове затихают отголоски криков толпы, мешаясь с восклицаниями туристов и безумным хохотом юродивого. Виски пульсируют, во рту стоит резкий металлический привкус лекарств. Он пытается пошевелиться, но руки по-прежнему стянуты ремнями на запястьях.

— Успокойтесь, всё хорошо, вы в безопасности!

Голос заставляет его вздрогнуть.

— Ярослав, вы слышите меня?

Лицо, такое знакомое, склоняется над ним.

Он вглядывается в его черты, в эти зеленые глаза, в которых отражается беспокойство и сочувствие, пытается позвать ее по имени, но пересохшие губы и язык плохо слушаются его:

— Алёна…

— Профессор! — она оборачивается к кому-то за ее спиной. — Он узнает меня! У нас есть контакт!

Негромкий голос что-то отвечает ей, но Ярослав не может разобрать ни слова. Голова раскалывается. Кто-нибудь, выключите эти дурацкие лампы!

— Ярослав! — она снова наклоняется к нему, речь её звучит торопливо и сбивчиво. — Вы должны помочь нам! Сконцентрируйтесь! Назовите сегодняшнее число, месяц и год!

Где он? Что происходит?

Ярослав снова напрягает мышцы, стараясь высвободить руки. Почему-то, это кажется сейчас очень важным.

— Пожалуйста, расслабьтесь! — её лицо теперь так близко, что волосы, выбившиеся из-под причудливой серебристой сетки, касаются его щеки. — Вы можете навредить себе, поэтому мы вынуждены были временно вас зафиксировать. Всё хорошо…

Чей-то крик заставляет её отпрянуть, и, секундой спустя, Ярослав понимает, что этот крик — его собственный.

— Крест! — слышит он свой голос. — Верните крест!

Смутные тени мелькают рядом с ним, беспокойный писк мониторов ледяными иглами впивается в мозг.

— Поляки… Кремль…

Перед глазами проносится жуткое видение двух похожих на скелетов жолнеров, вцепившихся друг в друга над отрубленной человеческой головой.

— Он снова галлюцинирует! — сердито произносит чей-то до боли знакомый голос. — Вводите седативные, готовьте к процедуре! К сожалению, боюсь, другого выхода у нас нет.

***

***