— Да! — сказала она. — Суть одна. У людей нет прав, Фалькио, кроме тех, что дозволены их законными владельцами, их господами. Пэлис такой же, как и прочая знать, хотя ему нравилось делать вид, что он другой. Король получал удовольствие, наблюдая за радостью черни. И чем он отличался от герцога, использующего холопов по своему усмотрению? В конце концов, у Пэлиса была власть, и с ее помощью он менял мир на свой лад. Но он слишком далеко зашел, Фалькио. Монархи всегда понимали, что мы обладаем высшей властью в наших собственных владениях, но Пэлис решил это изменить. Он нарушил естественные законы этой страны, Фалькио. Твой король был тираном!

Я уронил голову и, упершись взглядом в землю, сказал:

— Он хотел, чтобы люди были свободными, вот и все. Он хотел…

— Он хотел, чтобы его любили, — прошептала она мне на ухо. — Вот и все. Жалкие потуги юнца, немощного умом и телом и не предназначенного для царствования. Несчастный случай отнял жизнь у его брата Дергота, законного наследника. Если бы эта глупая стерва Йеса не поставила его на подоконник, он был бы еще жив. Вряд ли Греггор мог поступить глупее, чем когда женился в первый раз, но и с Йесой он очень сильно просчитался.

— Зачем вы рассказываете мне все это, герцогиня? Вы расчетливая злодейка, но далеко не тщеславны. Если я настолько бесполезен, то почему я здесь? Почему вы сочли важным показать мне то, каким образом замучали гривоносца?

Она взяла меня рукой за подбородок.

— Да потому, мой милый мальчик, что я хотела доказать тебе: это возможно. Ты бы не поверил мне на слово, так ведь? Кроме того, это поможет в моем новом эксперименте.

— Что еще за новый эксперимент? — слабым голосом спросил я.

Она улыбнулась и нежно поцеловала меня в щеку.

— Это ты, Фалькио валь Монд.

Я едва не рассмеялся.

— Я?

— Не думай, что твоя жизнь ничего не стоит, Фалькио. Для меня ты почти что драгоценен. Понимаешь, я искренне считаю, что меня ты ненавидишь больше всех остальных людей в мире.

— В этом я с вами согласен, ваша светлость.

— Поэтому мне есть чему у тебя поучиться, Фалькио валь Монд. Превращая тебя из плащеносца в мое собственное любящее существо, я многое узнаю о том, как дрессировать людей и делать их полезными. Именно этим я и занимаюсь, Фалькио: делаю ненужное полезным.

— Вы творите чудовищ, — сказал я.

— Называй как хочешь. Но не заблуждайся на мой счет: делаю я это очень хорошо.

— С дочерью у вас все–таки не вышло. Она, может, и глупа, но в ней нет вашей подлости.

Патриана засмеялась.

— Моя дочь? О, моя дочь куда опаснее, чем я. Смею сказать, что она лучшее из моих достижений!

Я задумался. Лжет ли она? Я был готов жизнью поклясться, что Валиана — не исчадие зла. Нежели Кест и Брасти уже погибли от ее руки? Почему «испытание сердца» не выявило ее пороков? Или его результаты подменили? Неужели все было обманом?

— Достаточно, — велела Патриана. — Начнем твое обучение?

Она вернулась на свое место.

— Ты сказал мне, что никого больше не осталось, Фалькио, и девчонка, похоже, согласна с тобой, так что…

Она сделала знак стражнику, тот открыл дверь и вывел Алину. Всю окровавленную, в рваных лохмотьях. Изо рта торчал кляп, глаза ее округлились от ужаса. Стражник подвел девочку к нам и толкнул — она упала на колени передо мной. Уф отпустил мою шею, и я рухнул на колени подле нее.

— Почему? — спросил я. — Почему ты не съела тянучку? Почему позволила им…

— Довольно, Фалькио. Пора начинать.

По сигналу стражника клетку окружили слуги с пиками в руках. Один держал короткий металлический прут с ключом на конце. Стражник сунул его в замок и повернул. Остальные слуги подняли пики, чтобы не позволить животному выйти. Другой стражник прикрепил один конец пики к веревке, а другой — к ошейнику, крепко затянутому на шее Алины.

— Что вы делаете? Остановитесь! — крикнул я, но они не обратили на меня внимания.

Я дернул шеей, чтобы освободиться от лапищи Уфа, но другой стражник успел толкнуть меня, и я отлетел к прутьям клетки. Чуть раньше, когда я находился в подобной близости, лошадь пыталась напасть на меня, но теперь она озиралась по сторонам, надеясь сбежать сквозь медленно открывающуюся дверь клетки.

Как только дверь немного приоткрылась, слуги втолкнули Алину в клетку и заперли дверь на ключ.

— Смотри, что она станет делать, Фалькио. Увидешь, как она мучает свою добычу, прежде чем убить ее, чтобы живое существо испытало то же страдание и страх, которые эта тварь видела в глазах своих детенышей.

— Будь ты проклята! — закричал я. — Будь ты проклята, женщина! Вытащи ее оттуда! Вытащи, и я сделаю все, что ты захочешь. Поняла? Тебе ничего не нужно делать со мной. Я согласен на любую цену, только вытащи ее оттуда!

Алина скрючилась в уголке — над ней возвышался гривоносец. Лошадь обнажала зубы, и из пасти ее вырывалось утробное рычание. Копыта рыли землю.

— Ну что ты, Фалькио, все произойдет совсем по–другому, — повернулась ко мне герцогиня. — Знаешь, что интересней всего? Надеюсь, ты это тоже со временем поймешь: чем больше ты ненавидишь меня и злишься, тем быстрее все случится. Разве не странно? Когда ты увидишь, как эта тварь раздирает девчонку на куски, — а я для тебя и другие увлекательные зрелища приготовила, — ты станешь намного более податливым. Оказывается, у человеческого разума есть некие границы того, что он может вынести, и как только ты их разрушаешь… Как же это объяснить? Это словно превратить статую в первоначальную гранитную глыбу: тогда ты сможешь высечь ее заново, так, как тебе угодно, и создать форму, которая никогда прежде не существовала.

Лошадь подбиралась к девочке, пощипывала зубами ее волосы, щеки. Ярость, исходящая от зверя, была почти ощутима, она распространялась на всех и вся. Рот Алины был заткнут кляпом, но не думаю, что она даже пыталась кричать: страх парализовал ее.

— Ради всего святого, должна же в тебе остаться хоть крупица человечности…

Я услышал приглушенный, испуганный вопль Алины. Правое плечо ее обагрилось кровью.

— Видишь, она начинает кусать понемногу? Мы тоже поступали так с ее жеребятами. Уйма времени требуется, чтобы довести дело до конца. Можно даже подумать, что эта тварь разумна. — Посмотрев на выражение моего лица, она подумала и добавила: — Знаешь, оглядываясь назад, я начинаю понимать, что несправедливо называть эту тварь неудавшимся экспериментом. Все–таки она хоть чем–то полезна.

Я заставил себя встать на ноги и бросился на решетку клетки.

— Дан’ха ват фаллату! — закричал я. — Дан’ха ват фаллату! Герцогиня озадачилась.

— Что это еще значит? Даннават? Это какое–то… Ах ты ж… — Она захихикала, прикрыв рот рукой. — Никогда не слыхала ничего более милого! — Патриана обернулась к стражникам. — Он рассказывает этой твари сказки!

Стражники промолчали, но заухмылялись.

— Фей! — закричал я сквозь решетки. — Ты же лошадь фей! Неукротимая и неудержимая, никто не может заковать тебя в цепи. Дан’ха ват фаллату! Мы из одного табуна! Девочка из твоего табуна! Дан’ха ват фаллату!

Я рыдал и бросался на решетки, как безумец. Тянул к зверюге руки, но она стояла слишком далеко, а если бы и приблизилась, то оторвала бы их. Но животное не обратило на меня внимания и куснуло девочку еще раз, теперь уже за лицо.

Алина закричала. Щека залилась кровью.

— Они не могут посадить тебя на цепь, — кричал я. — Не могут связать тебя! Лошади фей свободны! Они защищают свой табун! Дан’ха ват фаллату! Она из твоего табуна! Ты должна защищать свой табун…

Лошадь не отошла от девочки — наоборот, ярость и безумие разгорались в ней с новой силой. Она била копытами рядом с Алиной, затем отошла на пару шагов назад и бросилась вперед, остановившись лишь в дюйме от ребенка.

— Дан’ха ват фаллату! — вскричал я снова. — Я — Фалькио валь Монд. Я храню свой табун, как и ты. Я сломлен так же, как и ты. Дан’ха ват фаллату! Мы из одного табуна. Дан’ха ват фаллату! Девочка из того же табуна. Защити табун! Тебя нельзя связать. Тебя нельзя заставить. Дан’ха ват фаллату! Защити девочку, она такая же, как и ты, как и я…