Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Говорил же, что приказ у меня на кулаке. Ну что, прочитал?

Уф спустил меня на землю, и мы прошли крадучись вдоль стены и добрались до конюшни. Там Уф сказал:

— А теперь прощай. Здесь распрощаемся. Ночью в конюшне никого нет, только сторож, который обходит двор. Он раз в час заглядывает внутрь. Я выйду через кухню. Больше не вернусь. И ты иди, умри с девчонкой и лошадью. Ты свободен. Выбирай сам.

— Спасибо.

Он покачал головой.

— Когда тебя привезли, я сказал, что убью тебя. А теперь ты сам убьешь себя. Разницы нет.

— Для меня есть.

Он согласно кивнул, развернулся и пошел обратно.

Я скользнул внутрь конюшни и увидел зверюгу в клетке, стоявшей посередине. Она все еще раздувала ноздри и перебирала копытами, но на решетку больше не бросалась. Я молча подошел ближе, понимая, что, несмотря на уверения Уфа, стражники могут появиться здесь в любой момент, хотя бы ради того, чтобы узнать, мертва ли девчонка или еще нет.

Лошадь всхрапнула и заржала, и мне стало не по себе.

— Фалькио? — прошептала Алина.

— Да, это я. Ты в порядке?

Она кивнула; я едва мог разглядеть ее в полумраке конюшни.

— Она не сильно кусалась, только двигаться мне не разрешает. Храпит, когда я пытаюсь встать.

— Понятно, — сказал я.

Я протянул руку сквозь решетку к лошадиной гриве.

— Привет, девочка, — ласково сказал я.

Лошадь куснула меня и лягнула задними копытами решетку.

Боль привела меня в чувство.

— Дан’ха ват фаллату, — сказал я. — Я из твоего табуна, чертяка. Больше не кусайся.

Лошадь снова всхрапнула.

— Злится, — сказала Алина.

— Знаю.

— Она злится, но, думаю, все понимает. Когда я разговариваю с ней, лошадь меня понимает. Если я говорю, что не буду вставать, она оставляет меня в покое. А если говорю, что хочу подвинуться, лошадь начинает сердиться. Думаю, она все понимает, Фалькио, и ужасно злится.

Я вздохнул.

— Я тоже злюсь. Они забрали моего короля. Убили его, и моих друзей, и мою жену. Понимаешь, чертова зверюга? Они забрали у меня жену. Жену — она была всем для меня, моим табуном. Дан’ха ват фаллату. Ты злишься? Посмотри на девочку. Она тоже злится, — сказал я лошади, показывая на Алину. — Они и у нее отобрали семью, ее табун.

Лошадь чуть не оторвала мне руку, но я ее вовремя убрал.

— Ладно, больше не буду тыкать в тебя пальцами.

Я подошел к стене, где висел железный прут с ключом на конце, и снял его.

— Они убили весь твой табун, — сказал я небесной лошади. — Они убили и наши табуны. Теперь у нас есть выбор. Дан’ха ват фаллату. Мы можем стать одним табуном и вместе драться с ними или умереть поодиночке.

Я вставил ключ в прорезь замка. Лошадь начала бить копытами и ударяться о прутья решетки.

— Пришло время выбирать. Сейчас я открою дверь. Ты можешь напасть на меня, и тогда я погибну, и девчонка тоже, когда они придут за ней. А можешь сбежать — тогда они убьют нас, а со временем найдут тебя и тоже убьют. Или ты можешь вывезти нас из дворца. Поодиночке нам не выбраться отсюда живыми, но ты можешь нас спасти: мы проломим ворота и, возможно, даже выживем и прорвемся в город.

Лошадь немного успокоилась, но не подавала никаких знаков, что поняла мои слова. Да я и сам не знал, какого знака ждал от нее.

— Открывайте клетку, Фалькио. Быстрей! Я слышу, как они идут, — сказала Алина.

— Дай знак, что поможешь нам, — обратился я к лошади. — Дан’ха ват фаллату. Покажи, что считаешь нас одним табуном.

Послышались крики. Наверное, кто–то увидел меня, и скоро сюда прибегут стражники. Я надеялся, что их будет не слишком много: я был настолько слаб, что вряд ли бы справился даже с двумя. И вдруг лошадь пошевелилась, огромная зверюга вдруг уменьшилась в размере. На самом деле она встала на колени, пригнувшись к земле. Я повернул ключ в замке и открыл дверь клетки.

— Забирайся на нее, — сказал я Алине.

Девочка посмотрела на меня как на сумасшедшего.

— Либо она поможет нам, либо нет. Забирайся. — Я поднял Алину и усадил на спину лошади.

Девочку она не убила, и я счел это хорошим знаком и сам неуклюже взобрался на спину животного. Как раз в это время в дверь вбежали первые стражники.

Я прижался к спине лошади.

— Дан’ха ват фаллату, — сказал я, поглаживая ее шею. А затем зашептал на ухо еще одно слово, которое помнил из книги с легендами. — К’хей. К’хей, к’хей, к’хей. Лети. Лети. Лети.

Когда стражники подбежали к клетке, обнажив клинки, я почувствовал, как подо мной начали перекатываться мыщцы лошади фей; заржав, словно гром разгневанного бога, она бросилась к двери клетки, растоптав стражников, угодивших под копыта, а затем рванула из конюшни прямо в звездное небо.

МЕЛКИЕ ГОРЕСТИ

Удержаться на спине животного было так же трудно, как устоять на ногах во время землетрясения. Меня болтало в разные стороны, и держался я лишь благодаря тому, что лошадь вовремя меняла направление, подхватывая меня. Алине было еще хуже.

— Сунь руки в петли плаща, — крикнул я, когда мы неслись к воротам, а под копытами лошади остался очередной стражник.

К стражникам лошадь фей жалости не питала, словно помнила каждую рану, каждый удар и порез. Наверное, именно так и было.

— За ворота! — прокричал я ей в ухо. — Нужно убираться отсюда! Ты не можешь убить всех стражников во дворце.

Полагаю, что если она и не поняла моих слов, то угадала их значение, потому что чуть не скинула меня в ту же секунду.

— Ладно! Можешь растоптать их всех и каждого, но тогда они убьют девочку. Защити ее! Защити жеребенка!

Не знаю, расслышала ли лошадь мои слова сквозь крики стражников, но она наконец бросилась к дальним воротам. Огромные, двенадцать футов в высоту, они были сделаны из таких же крепких прутьев, как и ее клетка. Я надеялся, что замок на них не слишком надежный.

— Держись! — крикнул я Алине и прижался к лошадиной шее, когда животное молнией бросилось вперед. В какой–то момент я даже испугался, что она сейчас врежется в ворота головой, но в последний момент она встала на задние копыта, а передними ударила в металлическую решетку. Прутья погнулись, замок отлетел в сторону, и мы вырвались на свободу.

За спиной раздавались крики, свистели пролетающие мимо арбалетные стрелы. По крайней мере две вонзились лошади в ляжки, но даже если она и почувствовала боль, то никак этого не показала — просто продолжала скакать по главной улице. Я возблагодарил святых за то, что уже спустилась ночь и немногие погибнут под копытами взбесившейся твари.

Мы проскакали не меньше мили, и лишь потом лошадь позволила мне править. Без узды и стремян: я показывал ей дорогу с помощью ослабевших ног.

— Куда мы едем? — спросила Алина, когда мы наконец–то перешли на шаг.

Я слез с лошади, чтобы размять ноги, но мне пришлось опереться на круп животного, чтобы не упасть.

— Нужно сориентироваться, — ответил я. — А потом поедем к малым городским воротам и попытаемся прорваться силой.

— Нет, — сказала Алина.

— Что значит «нет»?

— Сегодня последняя ночь Ганат Калилы, — ответила она. — Завтра на Тейяр Рижу соберутся все знатные семьи. Мы пойдем на Валун, и я буду представлять свой род.

— Ты с ума сошла? Они тебя убьют — и меня тоже, как пить дать.

— После Кровавой недели наступает День милосердия. В этот день никому нельзя причинять вред или арестовывать, если они не нападут первыми.

Я вздохнул и поглядел в ночное небо.

— Скажи мне, и чем это все закончится? — устало спросил я. — Что будет потом?

— Я смогу найти убежище в какой–нибудь знатной семье или вообще уехать из города. Но при этом сохраню свои права наследования, Фалькио.

— Права наследования? И чего они стоят, если герцог хочет убить тебя?

— Это все, что мне осталось. Все, что оставила мне мать… и отец…

— Прости. Я никогда не встречался с лордом Тиарреном, но уверен, он был…

53
{"b":"686449","o":1}