В камень рядом с собакой ударила стрела.

— Венчик! — крикнул мальчишка из толпы. Мститель, маленький тиран, с которым я познакомился несколькими днями ранее. Он выбежал на пятачок и тоже схватил монету, а затем тут же слился с толпой, сделав рукой неприличный жест и показав его сперва мне, а потом и герцогу. Еще пара стрел ударила по пятачку, ломаясь о твердый камень.

— Любой, кто поднимет эти грязные монеты, получит стрелу! — заревел герцог. — Расходитесь по домам, а не то, клянусь, я заставлю вас всех расплатиться кровью!

Затем крупная женщина, которая первой пообещала защищать Алину, выбежала и схватила монету, тут же слившись с толпой. Выбежал еще один, с раненой рукой, крепко примотанной к груди, — Кайрн, бедняга, который хотел стать плащеносцем Лоренцо. Затем третий, четвертый. Все они хватали монеты и тут же прятались в толпе.

Но одной женщине не повезло: ее пронзили сразу три стрелы, и она рухнула на камень, сжимая в руке монету.

Люди зашептались. На лицах мелькали гнев и решительность. Многие были бы не прочь выскочить на пятачок, взять монету и присягнуть на верность закону, но лучники осыпали камень градом стрел каждые несколько секунд без остановки. Тук–тук — стучали стрелы. Ломались они, лишь ударяясь о камень. Попадая в живую плоть, оставались целыми.

Я услышал крики — толпа заволновалась, кто–то пробирался сквозь людей, создавая волну между герцогом и нами.

— Томмер! Остановите Томмера! — закричал герцог. Я посмотрел на помост и увидел, что мальчика там нет. Неожиданно он оказался у самого края пятачка. В камень прямо перед ним ударила дюжина стрел. И как только в него не попали? — Остановитесь, болваны! — яростно кричал герцог. — Это мой сын!

Мальчик спокойно вошел в центр круга, осмотрел оставшиеся монеты, наклонился и поднял одну. Покатал ее между пальцами, а затем показал толпе.

— Никто не сможет разбить Валун! — воскликнул он высоким, ломающимся голосом рассерженного подростка.

Толпа словно сошла с ума. Люди подняли мальчика на руки и начали ликовать, как безумные. Вокруг нас кружились сотни мужчин и женщин, так что мы совершенно слились с толпой. Сын герцога поднял монету плащеносца. Сын герцога повторил девиз. Теперь я видел всех одиннадцать человек, поднявших монеты, и радостно лающего шарпни. «Ba–лун! Ва–лун!» — скандировали люди, и эхо отражалось от твердого камня. Они больше не обращали внимания ни на герцога с Шиваллем, ни на нас с Алиной, ни на стражников. Словно мы перестали для них существовать.

— Она была права, — пробормотал я, огорошенный тем, что увидел.

— Кто? — спросила Алина.

— Женщина–кузнец. Она сказала, что мне нужно слушать.

Алина усмехнулась, словно сама собиралась дать мне подобный совет.

— Вы слишком много наговорили, сударь, — сказала она.

— Он только и делает, что говорит, но иногда и этого достаточно.

Я оглянулся и увидел седую морщинистую старуху в лохмотьях и со сталью в глазах. Швея держала в руке тяжелый дорожный баул.

— Но время для разговоров вышло: пора вам выбираться из этого трижды проклятого места.

— Маттея! — радостно вскрикнула Алина и порывисто обняла Швею.

— Да, дитя мое, я все еще забочусь о тебе. — В ее глазах светилась невиданная прежде нежность. — Тебе пора уезжать, дитя мое.

— Но почему? Почему я не могу остаться здесь, с тобой? Я не стану тебе обузой, Маттея…

— Это не твое призвание, дитя, — ласково ответила Швея. — И не мое, хотя мне бы очень этого хотелось. Ты сделала то, что должна, — пережила Кровавую неделю, и теперь твой род признан по закону. Никто больше не посмеет отнять у тебя имя, милая Алина.

— Не понимаю, — сказал я. — Почему?..

Маттея перебила меня:

— Да, Фалькио, всем и так ясно, что ты ничего не понимаешь. Поэтому просто делай, что тебе говорят. Ты произнес хорошую речь, и народ наконец восстал, желая лучшей жизни, чем та, что была у них при этом жалком ублюдке–герцоге. Но вскоре их энтузиазм угаснет, и Шивалль вновь начнет плести интриги, чтобы прибрать город к рукам. Поэтому уезжай. Забирай девочку и скачите прочь от Рижу, так быстро, как только можете. Ступай, найди своих приятелей–болванов, пока они не натворили глупостей и не спутали мне все карты. — Она криво улыбнулась. — А та здоровенная зверюга, которая прячется за обгорелыми складами во–он там, ваша?

— Это Чудище! — сказала Алина.

— И впрямь то еще страшилище, — ответила Маттея.

— Не говори так про нее, Чудище хорошая, — возмутилась Алина. — Она гривоносец.

— Она едва не откусила голову одному бедняге, который случайно заглянул ей в пасть. Разве хорошие лошади так себя ведут?

— А вот так они себя ведут? — спросила Алина, а потом, приложив руки ко рту, закричала: — Дан’ха ват фаллату! Дан’ха ват фаллату!

На площади было слишком шумно от воплей бунтующей толпы.

— Она тебя не услышит, Алина. Пойдем…

Но тут раздался какой–то грохот, словно к нам приближалась гроза, а потом я увидел, как обгорелые ворота распахнулись и появилась она. Само пламя преисподней скакало к нам. Стоявшие на ее пути люди разбегались отчаянной волной, пытаясь избежать грохочущей смерти. И спустя пару секунд она уже стояла перед нами.

— Святые угодники! — воскликнула Швея. — Такой лошади я еще не видела. Не знаю, какие злые боги ее сотворили, но хвала им за то, что она тебе служит, дитя мое.

Маттея поцеловала девочку в лоб, я усадил Алину на спину Чудища, а затем и сам кое–как взобрался, устроившись сзади. Не так уж просто оседлать животное подобных размеров. Я наклонился и протянул руку старухе.

— Поехали с нами. Мы сможем защитить тебя.

Швея рассмеялась.

— А кто защитит тебя, если я брошу свое дело?

Она отдала мне дорожный баул.

— Я служила этой девочке еще до того, как ты встретил ее, и буду служить ей, когда тебя не станет.

Я снова не понял ее слов, но поверил женщине. Швея уже собиралась уходить, но что–то заставило ее остановиться и в последний раз взглянуть на меня.

— Ты так и не понял, что совершил здесь сегодня? — спросила она.

Я улыбнулся и ответил:

— Отобрал кое–что у герцога. Может, не очень много и не слишком важное для него, но все равно отобрал. Они хотели убить девочку, но, несмотря на то что Джиллард и Шивалль держат в руках все нити этого проклятого богами города, мне удалось сохранить ей жизнь. Это, конечно, не положит конец их проискам и интригам, но, по крайней мере, я напомнил, что даже им можно дать отпор.

Швея выглядела озадаченной.

— Боги, Фалькио, неужели ты впрямь думаешь, что все дело лишь в этом?

— Всегда дело было лишь в этом, но на сегодня и этого достаточно, — сказал я, потом наклонился вперед к уху Чудища и прошептал: — К’хей.

Мощные мыщцы напряглись, земля начала содрогаться под копытами, и я закричал:

— К’хей, к’хей, к’хей!

Время от времени я убеждал себя, что магии не существует, что это всего лишь фокусы шарлатанов. Но в следующие несколько дней, пока мы ехали вдоль Копья на север, мне пришлось вспомнить о том, что магия реальна.

И тому виной стало не огромное животное, которое несло нас быстрее, чем кто–либо другой: лошадь фей хоть и здоровенная, но все–таки просто лошадь. И не городской мудрец, объявлявший родовые имена, ибо чего только не придет на ум дряхлому старику. Доказательством существования магии стали люди Шивалля, которых он послал вдогонку и которые каким–то невероятным образом опередили нас, хоть мы успели удалиться уже на сотню миль от Рижу. Вряд ли они прибыли из самого города, потому что их лошади не смогли бы обогнать Чудище. С другой стороны, я отказывался верить, что Шивалль заранее расставил отряды на всех дорогах, ведущих из Рижу, на случай если мы сбежим. Нет, скорее всего, он каким–то образом связался со своими агентами, живущими в ближайшем городке, и пообещал им щедрое вознаграждение за нашу поимку.