— Как меня зовут? — снова спросил я охранников.

— Фалькио, — пробормотал один, и Шивалль едва не пристрелил его на месте. Жаль: это бы облегчило мне задачу. Я, разумеется, понимал, что вряд ли мне так повезет. Шивалль взглянул на мягкий свет, золотивший крыши домов, и улыбнулся.

— Еще пара секунд, драная шкура. Хочешь сказать что–нибудь напоследок?

Я улыбнулся в ответ.

— Берегись стрелы.

Погас последний луч, раздался колокольный звон, с неба упала стрела, и разверзлись глубины преисподней.

Верный своему слову, Брасти выпустил стрелу в мою честь, когда погас последний луч солнца. Я представил, как он поднялся на вершину холма, возвышавшегося за первыми вратами, в сотне ярдов от того места, где сейчас стоял я, и снял с седла Невоздержанность. Так назывался его любимый лук длиной в рост человека, настолько мощный, что мог пробить кирпич и уж тем более доспехи. Он не предназначался для ближнего боя, но с расстояния разил, как молния с небес.

Как я уже и говорил, Брасти почти никогда не промахивался, но в этот раз попасть было просто невозможно. При стрельбе с такого расстояния необходимо учитывать силу ветра и целиться почти вертикально в небо лишь с небольшим углом, чтобы стрела, пролетев по огромной дуге, угодила прямо на улицу Рижу. Невероятный выстрел, как я сказал, — не стану превращать легенду в миф, убеждая вас, что каким–то образом стрела попала прямо в руку Шивалля, державшую пистоль (хотя это было бы просто здорово). Но она пролетела очень близко, заставив этого жирного ублюдка вздрогнуть и промахнуться. Пуля вонзилась в землю между мной и ближайшим из трех охранников — парень покачнулся и практически свалился на своего товарища. Я бросился вперед и вверх так быстро, как только смог, пытаясь угодить левым локтем в лицо первому охраннику, а правой рукой выхватывая рапиру из ножен. Если вы удивлены, почему сначала я стоял неподвижно, а затем начал двигаться так стремительно, то ответ прост. Всё это время, пока я стоял перед Шиваллем и его людьми, я планировал неожиданный удар. Видите ли, неважно, насколько ты быстр, ловок и умен: четверо вооруженных мужчин всегда одолеют одного противника, если не случится нечто неожиданное. Плащеносцы всегда имели при себе различные средства, чтобы удивить противника, но если ты не можешь сунуть руку за пазуху, чтобы до них добраться, то ничего не выйдет. Так что, если бы не произошло чего–то необычного, я, без всяких сомнений, умер бы прежде, чем успел нанести первый удар. Маленькое чудо, упавшее с небес, дало мне преимущество — оставалось лишь им воспользоваться.

Первому охраннику я заехал локтем прямо по носу. Второй успел вовремя выхватить клинок, чтобы отбить удар моей рапиры, но не в него я целился. Острие нырнуло под клинком его сабли и полоснуло воздух перед лицом третьего. Люди всегда недооценивают рапиру: поверьте мне, она длиннее, чем кажется. Девочка у меня за спиной вскрикнула, и я увидел, что Шивалль снова заряжает пистоль, но не обратил на это внимание. К тому времени как он будет готов, я либо одержу победу, либо погибну. Надо признать, что человек, заряжающий оружие в паре футов от тебя с явным намерением убить, здорово отвлекает, но трое противников помогли мне сосредоточиться.

Второй — тот, что пытался парировать, мастерски вращая саблей, — попытался нанести вертикальный удар в левое плечо. К несчастью для него, я уклонился в сторону и наступил на клинок, пронесшийся вниз мимо моего носа. Затем снова полоснул острием рапиры перед лицом третьего охранника и вытащил другой клинок — как раз вовремя, чтобы отбить удар первого (того, которому я сунул в лицо локтем), пусть и не слишком изящно. Он изо всех сил навалился на клинок, чтобы пронзить меня в бок, но я успел подставить рапиру. Удар был настолько мощным, что моя же рапира хлестнула меня по телу, но спасла, и я лишь отделался несколькими ушибами на ребрах. В свою очередь, я оттолкнул охранника рапирой, чтобы он потерял равновесие.

Когда Шивалль насыпал в пистоль порох, девочка попыталась выхватить оружие из его рук.

— Алина, уйди! — крикнул я, размахивая остриями обеих рапир перед лицами противников, чтобы отвлечь их.

Алине удалось просыпать порох на землю, но Шивалль схватил девчонку за запястья, развернул и прижал к себе, зажав правой рукой шею.

— Шкурник! — крикнул он. — Бросай оружие, или я сломаю ей шею, как ветку.

Все застыли. Я даже не сомневался, что он так и поступит, но именно в такие моменты начинаешь все просчитывать. Только представьте: у Шивалля три охранника. Один со сломанным носом, из которого сочится кровь, двое других не слишком ловкие. Скажем, он сломает ей шею прямо сейчас, и что случится? Скорее всего, я брошусь на него и проткну его жирное брюхо, а меня убьет один из его парней. Для и меня и Шивалля конец плохой, для его людей — хороший. Слабое утешение, когда из тебя торчит клинок, но и Шивалля такая математика вряд ли устроит.

А теперь представим, что я достойно сложу оружие. Охранники убивают меня, Шивалль убивает девчонку, допивает вино и довольный идет домой. Такое решение Шивалля устраивает, а вот меня и Алину — нет. Значит, этот вариант нам тоже не подходит.

И что остается? Представим, что на какой–то миг время остановилось. Шивалль заполучил девчонку и чувствует себя гораздо лучше, чем прежде. Я (едва–едва) сдерживаю троих охранников. Еще никто не погиб, и все возможно. Как бы странно это ни звучало, но для всех это самый лучший вариант.

Но время, конечно, не остановишь, и что–то обязательно произойдет.

А дальше начинается расчет. Видите ли, хотя в наших общих интересах, чтобы ничего не произошло, положение Шивалля на самом деле не изменится от того, будут ли со мной драться трое охранников или только двое. То есть я хочу сказать, что даже если он со мной не согласится в этом вопросе, то на его стороне все равно численный перевес, да вдобавок и девчонка в руках. Так что если что–то и должно произойти, то смерть одного охранника в данной ситуации — с математической точки зрения — самый лучший вариант.

Именно поэтому левой рапирой я пронзил шею первого охранника. Рука Шивалля сжала горло ребенка еще сильнее.

— Ты убиваешь ее, шкурник, — сказал он.

— Извините, рефлекс сработал.

— Брось оружие, пес, — по крайней мере, девочка останется жива.

Как бы не так!

— Давай, убей ее, и я проткну твою харю еще до того, как твои неумехи успеют нанести мне удар.

Он замешкался.

— Похоже, мы в безвыходной ситуации, — пробормотал Шивалль.

Оба стражника держали клинки наготове, но ждали сигнала.

— Не совсем, — отозвался я. — Видишь ли, у нас есть несколько вариантов. Первый — ты убиваешь девчонку, я убиваю тебя, твои люди убивают меня. Второй — ты не убиваешь девчонку, я убиваю твоих людей, а потом убиваю тебя.

— Вряд ли этот второй вариант возможен, шкурник. Сейчас сюда прибегут еще несколько моих охранников, увидят, что происходит, и убьют тебя.

Один из его парней улыбнулся, предвкушая такую перспективу.

— Не надейся, — сказал я ему. — Для тебя все закончится намного раньше.

Охранник лишь крепче сжал рукоять меча. Я снова взглянул на Шивалля.

— Есть и третий вариант.

— Ну конечно. Ты имеешь в виду, что мы тебя отпустим и будем надеяться, что ты не убьешь меня во сне?

— Что за глупость? Я тебя убью так или иначе, не сегодня, так в ближайшем будущем. Ты больной ублюдок, и я не могу спокойно жить в мире, где ты существуешь. Нет, мой вариант гораздо проще и может сработать. — Я набрал воздуха. — Ты приказываешь своим парням напасть на меня, а сам убираешься отсюда настолько быстро, насколько сможешь. Им, конечно, придется собой пожертвовать, но чем дольше они проживут, тем больше у тебя будет шансов скрыться на задворках этого отхожего места, которое вы зовете городом. Есть также небольшой шанс, что я не убью тебя: либо потому, что ты успеешь спрятаться, либо потому, что кто–то другой убьет меня и девчонку.