— От тебя одно сплошное неудобство, шкурник. Отец дал мне ясно понять, что я должна отвезти родословную грамоту и сделать скорейшие приготовления к коронации. Я не могу терять время из–за тебя.

— Ваше высочество… — начал Шивалль.

— Молчать. Вас я уже выслушала: остаться я не могу и девочку забрать с собой тоже. Что ж, Фалькио валь Монд, я приказываю тебе оставаться здесь, пока ты не поправишься.

— Да, миледи.

— Ваше высочество, — сказала Трин с выражением крайней тревоги, — это слишком опасно. Весь город будет охотиться за ними. Лучше пойдите к герцогу, своему отцу, умолите его, чтобы он отпустил девочку с вами. Вы можете спасти ее и дать ей кров, как герцогиня, ваша любезная матушка, дала его мне.

— Ты забываешься, Трин, — ответила Валиана, даже не взглянув на нее.

— О да! Вы бы поступили мудро, посоветовавшись с вашим отцом, — заметил Шивалль.

Неужели Трин так наивна и полагает, что Валиана сможет уговорить герцога, особенно после того, как он поступил в ответ на ее просьбу? Да он ей тут же нос утрет.

— Более того, — продолжила Валиана, — я сочувствую этой девочке. И хотела бы узнать ее поближе. Если Ганат Калила закончится к тому времени, как твоя нога исцелится, я приказываю доставить Алину ко мне.

— Да, миледи.

— Ты все еще работаешь на меня, драная шкура. Если кто–то из моих близких друзей здесь в Рижу подвергнется оскорблениям, то ты от моего имени выразишь обидчикам порицание.

Мы встретились взглядами.

— Будьте покойны, миледи.

— Вот и прекрасно. Фелток, скажи людям: пусть приготовятся, мы выезжаем. Мне не терпится скорее отправиться в путь.

— Так точно, ваше высочество.

Фелток на миг повернулся ко мне.

— Было приятно познакомиться с тобой, шкурник. Но ты — проклятый болван.

Мы с Кестом, Брасти и девочкой стояли в нескольких футах от Шивалля и его людей, так что подслушать они нас не могли.

Пока толстяк отдавал распоряжения, Брасти тихо заметил:

— Ты не победишь. Их слишком много: весь этот город — змеиное гнездо, и каждый попытается укусить тебя ради того, чтобы угодить герцогу.

— Клинков я не боюсь, — выпалил я.

— Фалькио, они убьют и тебя, и девчонку!

— Убегать я не стану, Брасти. Ты же сам говорил, что мы только и делаем, что бежим, и это не привело ни к чему хорошему.

— А что тогда? Ну–ка, скажи мне: даже если ты и переживешь Кровавую неделю, хотя они ни за какие коврижки тебе этого не позволят, что ты станешь делать дальше?

— Пойду на Валун, — сказал я и посмотрел на Кеста. — А ты что молчишь?

Он вытащил из своей сумки маленький пакетик и передал его мне.

— Держи. Тут последний леденец. Может, это тебя подбодрит.

— О, да ради всех святых! Неужели ты думаешь, что у него получится? Ты бы смог?

— Не думаю, — ответил Кест. — Но я буду ждать всю Кровавую неделю и еще пять дней. Фалькио, если к тому времени ты не вернешься, я убью эту женщину. Она не сядет на трон в Араморском замке, это я тебе обещаю.

Он повернулся и пошел к повозке. Я поднял с земли камешек и бросил в Кеста, угодив в затылок. Он быстро обернулся, готовый к бою.

— Просто хотел тебе напомнить, что иногда я умею удивлять, — спокойно сказал я.

Он даже не улыбнулся в ответ.

Ко мне подошла Трин.

— Спрячьтесь, — шепнула она. — Говорят, что в городе множество мест, где можно исчезнуть на недели и даже месяцы. Прячьтесь до тех пор, пока опасность не минует, а потом вывезите ее из города. Что бы девочка ни говорила, не ждите Утра Милосердия. Ее имя не стоит вашей жизни.

— Сделаю все возможное, — ответил я.

— Сделайте еще больше.

Она поцеловала меня в щеку и вернулась к Валиане.

— Что они делают? — спросила Алина, показывая на Шивалля. Двое охранников мастерили для него что–то наподобие стула прямо на улице.

— Хотят убедиться, что мы не уйдем до захода солнца, пока не начнется Ганат Калила и беспорядки.

— И что тогда? — спросила она.

— Тогда и мы начнем.

Уходя последним, Брасти всплеснул руками.

— Замечательно. Прощай, Фалькио. Ты был неплохим товарищем, хоть порой и много мнил о себе. Надеюсь, ты понимаешь, что с этой поры я буду обирать каждый проклятый труп, который мне попадется.

Я улыбнулся.

— Полагаю, это справедливо.

Он сделал несколько шагов и затем обернулся.

— Я выстрелю в меркнущий свет в честь тебя, Фалькио. Это всё, что я могу для тебя сделать.

Уже что–то.

Довольно странное ощущение испытываешь, когда приходится терпеливо ждать, помня, что на заходе солнца трое собираются тебя убить.

Охранник принес Шиваллю маленький столик и бутылку вина, чтобы тот не скучал. На коленях у придворного лежал пистоль, и время от времени Шивалль касался его деревянной ручки. Девочка пыталась держаться, но усталость поборола страх, и она заснула прямо на скамье, в паре футов от меня.

— Осталось лишь несколько минут, шкурник, — предупредил Шивалль, потягивая вино. — Ты уверен, что не хочешь догнать своих друзей?

Я не стал отвечать. В подобной ситуации каждая минута, каждое слово направлены на достижение преимущества. Нужно было заставить Шивалля и его людей волноваться, а значит, необходимо все точно рассчитать.

— Мне интересно, шкурник, что заставляет человека стоять и не двигаться с места, когда Смерть вот–вот заберет его. Ты не боишься Смерти? А может, тебя больше страшит жизнь?

Я промолчал — он перестал ждать ответа и вновь принялся за вино.

— Как тебя зовут? — спросил я охранника, стоявшего ближе всех.

— Молчать! — приказал Шивалль, прежде чем охранник успел ответить.

Но я не обратил на это внимания.

— Меня зовут Фалькио.

— У тебя нет имени, драная шкура, — сказал Шивалль.

Я продолжал смотреть на охранника.

— Меня зовут Фалькио валь Монд, первый кантор плащеносцев. Ты знаешь, что это значит?

Охранник не ответил, лишь дернул губами, но, несмотря на все старания, сдержаться ему не удалось: он покачал головой.

— Это значит, что если что–то случится со мной или с девочкой, то человек, стоящий передо мной, отправится в преисподнюю как душегубец, лишь только померкнет дневной свет. И маленькая игрушка, которую поглаживает твой жирный хозяин, здесь не поможет.

— Кончай свою проповедь, драная шкура! — Шивалль кинул в меня полупустой стакан. Он попал мне в правую руку, упал и разлетелся брызгами по мостовой, а я поздравил себя с тем, что даже не дрогнул.

Зато дрогнули люди Шивалля.

— Меня зовут Фалькио валь Монд, — повторил я.

— Ну–ка, еще разок, что–то никак не могу запомнить, — рыкнул Шивалль. — Давай, шкурник, как тебя зовут?

— Мое имя тебе известно, — тихо сказал я, глядя в глаза парня напротив меня.

— Нет, никак не запоминается. Назови еще раз.

— Мое имя тебе известно.

Охранник, стоявший передо мной, невольно прошептал мое имя. И отшатнулся всего на несколько дюймов, чтобы спрятаться за спиной своего товарища, который тоже занервничал. Хорошо. Они напуганы. Значит, будут осторожничать, когда все начнется, а это далеко не всегда помогает в подобных ситуациях.

— Тот, кто сдвинется хотя бы на волосок, умрет, — рявкнул Шивалль, целясь пистолем во второго.

— Оставь это мне, — сказал я, и Шивалль тут же навел на меня ствол пистоля. Я слегка улыбнулся, чтобы добиться нужного эффекта, и спросил: — Как меня зовут?

— Не знаю. Собачьи клички не запоминаю, — сказал Шивалль.

— Мое имя тебе известно.

— Я сейчас убью тебя, пес, — пообещал он, но это была всего лишь бессмысленная угроза. Никто в Рижу не нарушил бы первого закона Кровавой недели, даже он. Но последние лучи солнца начинали гаснуть один за другим.

— Дитя, — сказал я, обращаясь к девочке, — держись в шести футах за моей спиной, пока все не закончится.

Она встала и тут же начала кашлять, надышавшись дыма на пожаре, который убил ее мать и братьев, но выглядела Алина скорее изумленной, чем испуганной. Девочка исполнила все в точности.