– Это же всего лишь кашель!.. Жалкий, никчемный…кашель…

Завтра я уже должна приехать в эту деревню… Но я ни о чём не жалела. Напротив, впервые за долгое время я чувствовала себя взволнованной. Я очень редко выезжала за пределы своего города. Что же ждёт меня впереди?

– Просыпайся уже.

Я проснулась оттого, что бабушка толкала меня в бок. Поезд все еще двигался, но скоро должны были подъехать к станции.

– Уже проснулась, отойди… – бросила я, поднимаясь на ноги.

Голова почти перестала кружиться, но все равно укачивало.

Пока бабушка убирала наши постели, я нашла в сумке таблетки, налила в кружку воду и запила их. Это я не любила больше всего – принимать таблетки. Они были не то кислые, не то сильно порошковые… Впрочем, их вкус описать было сложно.

Когда мы шли к выходу из вагона, нам попались мамаша и её сынок, у которого был насморк. Мамаша обнимала сынишку так, будто бы он умирал. К ним подошла пожилая женщина, наверное, его бабушка, и сказала ему:

– Бедный малыш, у тебя насморк? Ой, бедный ребенок…

Даже если бы меня не мутило, после таких слов меня бы точно начало тошнить. Да уж, бедный ребенок, видите ли, насморк… Я посмотрела на малыша, а он на меня. Я глядела на него, как и на остальных – как на врага, но его это не испугало. Он просто смотрел на меня, открыв рот. Неужели этот взгляд кажется ему нормальным? С каких пор ненависть стала нормальной?

Мы отошли от них и стали ждать, пока остановится поезд и проводник откроет дверь вагона.

Когда мы вышли из поезда с пятью большими сумками, мы стали искать такси. Пока бабушка суетилась, вспоминая знакомый ей город, я пристально рассматривала его. Он мало чем отличался от Робин-Вилля, вот только небо было ясным. Дома отличались друг от друга только количеством этажей. Самый высокий дом был девятиэтажным, но и он был того же серого цвета, что и стоявшие рядом.

Наконец мы нашли такси. Мужчина лет тридцати помог нам положить в машину сумки. Мы сели сзади, он – за руль, и мы поехали в деревню под названием Бирюзовый лес. Я спросила, почему эта деревня так называется. Оказалось, что из-за реки Бирюза, у которой расположена эта деревня. Правда, в реке почти никто не купается. Одни из-за разных страшных историй, другие из-за того, что река сильно загрязнена. А сама деревушка стоит около леса, поэтому её и назвали Бирюзовый лес.

Пока бабушка расспрашивала таксиста о новостях этих мест, я вглядывалась в окно. Меня удивила природа, изобилие цветов и красок. Яркое солнце, голубое небо… Это всё казалось таким чужим. Здесь был лес не из домов, а из деревьев разных оттенков зеленого и коричневого.

– А как вас занесло сюда, в это захолустье? – поинтересовался таксист.

Бабушка немного помолчала, а я посмотрела на неё, улыбаясь.

– Вот, – вздохнула она, – решили отдохнуть от города, а у нас тут и дом и всё такое…

– А, ну это правильно, – похвалил нас таксист, – Тут и воздух свежий, и люди хорошие…

Таксист и бабушка болтали о чём-то своём, и я вновь перестала обращать внимание на их разговоры. Окружающие пейзажи не давили на меня, как это обычно бывало дома. Мне даже показалось, что я стала немного счастливее, будто бы все мои проблемы внезапно покинули меня, оставшись в Робин-Вилле.

За окном начали появляться маленькие магазины, домики, пятиэтажки, за домами виднелся лес. Мы остановились у одной из пятиэтажек. Когда мы вышли из машины, я впервые вдохнула здешний воздух. Он был настолько лёгкий, что я никак не могла надышаться. Здесь не пахло химией, пахло как-то… приятно? И легко… ох уж этот лёгкий воздух…

Бабушка дала мне две довольно тяжелые сумки, а три остальные вручила таксисту, который решил проводить нас до квартиры. Достав ключи, она открыла дверь в подъезд. Подъезд был такой же, как и в любом другом городе Империи, включая Робин-Вилль: эти наполовину белые, наполовину голубые стены. В каждом доме они одинаково старые, покрытые чёрными пятнами от зажжённых спичек. Мы поднимались по лестнице аж до четвертого этажа, так как лифта здесь не было. На каждом этаже было по четыре квартиры, расположенных друг напротив друга. Пока бабушка искала ключ от двери, я засмеялась:

– Я, конечно, городской житель и многого не знаю, но это на деревню ни капли не похоже.

– Ну так, – отозвался таксист, – Бирюзовый лес только называют деревней, а так-то это микрорайон. Но это вы живете в пятиэтажке, а за километр отсюда, у самой реки, на другой стороне и вправду деревня.

Но я не стала его слушать. Как только открылась дверь, я увидела двухкомнатную квартиру с облезлыми обоями, трещинами на потолке и сломанной мебелью. Здесь жутко воняло чем-то сырым.

– А почему нельзя было сдать эту квартиру в аренду? – поинтересовалась я, но бабушка лишь усмехнулась мне в ответ.

– А кто приедет в такое захолустье? – ответил мне таксист.

– Почему? – вступила в разговор бабушка, встав у зеркала и расчёсывая свои редкие чёрные волосы, – Здесь же рядом университет, не так ли? Но студентам снимать жильё дорого, они все живут в общежитии напротив, – она указала на угрюмое пятиэтажное здание, которое виднелось из окна кухни, – Сколько бы я ни старалась, всё равно никто даже не позвонил.

Бабушка распрощалась с таксистом, отдала ему деньги, и мы пошли осматривать квартиру. Пока я разглядывала каждый уголок квартирки, бабушка рассказывала, как месяцами искала жильцов, расклеивала объявления повсюду… Но никто ей, как она постоянно повторяла, так и не позвонил. А за квартирой, как оказалось, следили соседи, которым бабушка каждый год присылала за помощь дорогие подарки.

Сама квартира была довольно большой: прихожая, хоть и не очень просторная; две спальни, в одной из которых был выход на балкон; туалет и ванная комната и, напоследок, кухня, которая была ещё меньше, чем прихожая. На деле всё оказалось не так плохо, как мне почудилось поначалу: сыростью воняло, потому что протекала труба, обои отклеились только у входа, а трещина на потолке выглядела не такой уж и длинной, какой казалась на первый взгляд. Что до мебели, то только у одного кресла была сломана ножка.

Но всё равно от вида всего этого мне стало плохо. Я пошла в туалет, присела у желтой ванны, и меня вырвало. Бабушка подбежала ко мне и подняла мне голову кверху, чтобы рвота быстрее прошла. Как только я начала задыхаться, она побежала за ингалятором, дала мне его, я быстро вдохнула лекарственный порошок и стала громко дышать. Бабушка вытирала мне лицо в течение минуты, а когда мне вновь стало «хорошо», она оставила меня и продолжила осматривать квартиру.

Я встала, шатаясь, и хотела дальше исследовать наш «прекрасный дворец». Но я лишь успела заметить, что обои были ядовито-зеленного цвета, как голова закружилась, я снова начала задыхаться и упала на пол без сознания…

Я не знаю, что происходило со мной в тот момент. Я помню только, что все было чёрным. И в этой черноте я не могла ни говорить, ни двигаться. Но такое состояние продлилось недолго. Я очнулась на том же месте, где и упала, а бабушка в растерянности пыталась меня разбудить.

– Мэрилин! Мэрилин, слава богу, ты очнулась!!! – она обняла меня, сильно прижав к себе.

– Бога нет, – ответила я ей.

– С тобой все хорошо?! Давай я вызову скорую!

– Не надо! Прошу, только не это! – крикнула я, подымаясь, – Со мной все хорошо.

– Такого никогда не было… – продолжала она.

Мне жутко не хотелось ехать в больницу. Я впервые видела что-то новое, помимо новых кабинетов, новых врачей и их пациентов.

Но то, что со мной произошло несколько секунд назад, я не могла объяснить. Такое я почувствовала впервые в жизни. Я никогда не падала… в обморок. Это показалось мне странным, жутким, но в то же время таким… новым и загадочным.

Неважно, было ли это плохо или хорошо, я радовалась, что испытала что-то новое. Я знала, что долго я не проживу. Дело даже не во мне, а во врачах, которые меня лечат. Я знаю, у них нет желания лечить пациентов, они лишь хотят поскорее от них избавиться. Так и со всеми моими врачами. Наверное, если бы в самом начале они отнеслись к простому кашлю посерьёзнее, всё могло получиться иначе.