В детстве я думала, что могу управлять стихией воздуха. Тогда у меня была подруга… Я не помню, как её звали, но мы с ней вместе считали себя волшебниками. Я попросила маму сделать мне волшебную палочку. Она мне её сделала, я всё детство играла с ней. Я считала, что ветер – это мой лучший друг. Я думала, что, когда я умру – моя душа останется с ветром. Тогда я и стану могучей и свободной.

Я пыталась поймать ветер левой рукой. Я чувствовала его легкое прикосновение. Неужели он всё ещё мой друг?

– Мэрилин, куда ты хочешь?

Я осмотрела двор и увидела качели. Я указала маме на них.

– Мэрилин, я не знаю… Вдруг ты упадёшь.

Я попросила маму дать мне мою доску. Она достала её из сумки и дала мне.

«Не бойся, я не упаду. Я могу крепко держаться руками. Всё будет хорошо».

Мама долго не хотела пускать меня на качели, но потом всё-таки решилась. Она не смогла поднять меня, чтобы помочь мне сесть. К сожалению, во дворе, кроме нас, больше никого не было.

«Я попробую встать. Ты только держи меня. Я очень сильно хочу покачаться».

Мама подняла меня на ноги. Стоять было больно, но все же не настолько невыносимо, как несколько дней до этого.

Я села на качели. Мама начала меня раскачивать.

– Спа…си…па… – едва прошептала я.

Я оглядела маму правым глазом. Я увидела, как она улыбается.

Мне было так хорошо сейчас.

К сожалению, маме тоже нельзя было оставаться здесь долго. Когда она уходила, я опять заплакала. Из окна я следила за тем, как она уходит. Я взяла дневник и начала записывать туда, что со мной произошло сегодня. Ещё я описала разговор доктора Малиса и моей мамы, который я подслушала утром.

Я уже смирилась с тем, что со мной произошло. Это всё казалось мне злым фарсом или чьей-то выдумкой, но только не правдой.

Возможно, они были правы. Они, те, кто говорил, что всё в этом мире не случайно. Это можно принять легко, пока вы не начнёте задумываться о том, что даже самая малозначимая мелочь в вашей жизни сильно на неё повлияла. А если повлияла на вашу жизнь, то и на жизнь других. На любого человека, на любого из миллиардов людей. На каждого.

Возможно, неслучайно я оказалась в таком положении. Это кажется какой-то нелепостью. Всё это. Какой-то идиотской шуткой. Потому что такого в нормальном мире произойти не может.

Самое тяжелое во всей этой истории – это то, что я могу сама себе наврать. Это самая нелепая часть меня. Моя страсть к преувеличению, бесконечное стремление приукрасить, идеализировать, солгать.

Я знаю это. И это меня не то чтобы огорчает. Это меня пугает. Пугает, что всё, происходящее со мной – это то, что я воображаю самой себе. Неосознанно. Непредсказуемо.

Но мне это нравится. Мне нравится чувствовать себя особенным человеком, с которым всегда что-то происходит. Потому что каждый из нас знает, что мы ничем не отличаемся друг от друга. Мы любим всё то же, что любят и остальные, даже когда нам кажется, что у нас нет единомышленников. Нам всем нравится один и тот же образ жизни, одна и та же одежда… У нас только имена разные, да и то всё равно всегда найдется человек, которого зовут так же. И не удивительно, что каждый из нас всячески пытается выделить себя, показать себя.

Я ненавижу своё имя, потому что оно ничем не отличается от миллиона других имён. Оно самое обычное для жителей моей страны. Моя внешность тоже невыносима. Каштановые волосы, зеленые глаза и слегка смуглая кожа. Я такого же роста, как и мои сверстники. У меня нет гетерохромии, необычного цвета глаз, витилиго, я не лилипут… Во мне нет ничего особенного.

Но что больше всего меня бесит, так это окружающие меня люди. Слабые твари, которых угораздило родиться вместе со мной в убогой Империи Лиеми. История моей страны – это сплошная ложь и пропаганда. Мы живём за железным занавесом, не зная, что на самом деле происходит за этими стенами. Нас пугают бедностью и страшными байками, на случай, если мы, народ, восстанем против государства, так очевидно крадущего все ресурсы нашей небольшой страны. Тот монарх, что сидит на золотом кресле в мехах и светит лицом на всех государственных каналах, занял это место гнусным путём, путём убийств и лжи. И об этом знает каждый, даже тот, кто убеждает нас в обратном, стоя у школьной доски или вещая на главном канале Империи. Никому нельзя доверять. Мы боимся войны. С каждым годом становится всё хуже и хуже. Я так боюсь будущего, я боюсь, что доживу до того времени, когда воздух станет платным, а думать будет запрещено. Ты – раб, знай своё место!

Хотя о чём это я. Я уже дожила до этого времени. Я не могу рассчитывать на счастливое будущее, если мне не повезло родиться в семье, которая близка к монарху. Он и его шайка захватили нашу страну, украли будущее у по-настоящему талантливых людей. Ведь все эти ежегодные концерты, где поют под фанеру все, кому не лень… Твой успех – это не твой талант, это твоё лицо и твоя кровь. Талант никому не нужен. Ты никому не нужен. И ты можешь врать себе сколько угодно, но все прекрасно знают, какова цена жизни. Она бесценна, но лишь в том смысле, что она не стоит ни гроша…

Но самое страшное – это то, что и я часть этой системы. Конечно, я ещё школьница, неспособная даже слово сказать в упрёк нудному учителю. Но изменюсь ли я, как только стану старше? Нет. Я уверена, что спустя десятки лет я всё так же буду закрывать глаза на весь этот ужас, творящийся вокруг. Я буду наблюдать за гибелью этого проклятого мира, молча осуждая всех вокруг, виня каждого, кто живёт здесь вместе со мной. Они такие же, как и я. Мы ждём чуда, ждём, пока какой-нибудь глупец не осмелится решить наши проблемы. Но кто станет этим упрямцем? Точно не я, не моя сестра, не мой друг, не враг. Никто не возьмёт на себя эту ношу.

От мыслей меня отвлёк человек, которого я совсем не ожидала увидеть здесь. Ко мне в палату вошла Стася.

– Мэрилин! – она подбежала ко мне и начала обнимать меня.

Тоскливые мысли напрочь вылетели из моей головы. Несколько мгновений я хлопала глазами, пытаясь понять, сплю я или это происходит наяву? Дрожащими руками я взяла мел.

«Что ты здесь делаешь?» – коряво написала я на своей доске.

– А почему ты не говоришь?

«Дым повредил мне горло, но это скоро пройдёт».

– А, понятно, – она засмущалась, – Я еле проникла сюда! Тебя не было уже восемь дней, я думала о тебе всё это время. Я просто должна была узнать, что с тобой всё хорошо!

«Мне больно ходить. У меня сильные ожоги на ногах. Также ожоги на левой части лица, но вроде глаз не повреждён. Есть несколько ожогов на левой руке и левом бедре. А правой рукой я выбивала стекло, поэтому она вся в ранах». Мне пришлось писать и стирать по предложению, потому что всё не помещалось на мою доску.

Стася с ужасом читала о моих болячках, без конца поглядывая на меня.

«Я тоже очень рада тебя увидеть». Она вновь обняла меня. «Но я боюсь, что тебя здесь поймают, тебе надо уходить. Я надеюсь, меня скоро выпишут».

– Ладно… Мне и правда пора, не думаю, что меня отправят под арест, но не хотелось бы попадаться никому. Я буду ждать тебя. Я так рада, что ты жива и здорова…

Она последний раз обняла меня на прощанье и ушла. Спустя пару минут, как она исчезла, в мою палату вошла Пяйве.

– Добрый день! Как ты?

«Добрый! Я хорошо, а ты? Ты не видела девушку, она только что вышла?»

– Я тоже хорошо. Нет, я никого не видела.

«Это была моя подруга Стася. Ты знаешь такую?»

– Хмм… Где-то я слышала это имя, но лично с ней я не знакома.

Я пожала плечами.

– Сегодня меня выписывают. Наверное, мы не сможем увидеться до того, как ты выйдешь отсюда. Но я слышала, что тебя собираются выписывать уже через пару дней.

«Кто это сказал?»

– Я слышала, как твой врач разговаривал с медсестрой о тебе. Они хотят выписать тебя по инициативе твоей мамы сразу после выходных.

«Но я ещё и ходить не могу».