— Не читай мне нотаций, когда сама не без греха. — достав жевательную резинку, я закинула две подушечки в рот и ядрёный мятный вкус горчинкой заставил гореть язык.

— Ты так гордишься тем, что предала маму? — Веста печально и в чем-то даже разочаровано покачала головой. — как так можно? Страшно представить, что на такое бы решилась я. Ди, ты ведь даже отчество его носишь. Как ты вообще до такого додумалась?

— Додумалась? Спасибо, что не докатилась. — улыбка на моем лице становилась хищнее. — в конце концов, я специально его не соблазняла, а тела друг друга мы пробуждали так тихо и не спеша, что по началу хватало мимолетного поцелуя родителя своего дитя в лоб, чтобы почувствовать прилив наступающей эйфории. — я достала еще одну сигарету и закурила. — вначале скромно, а потом так нагло, так смело. Знаешь, когда мать застала нас в… — зажав сигарету губами, я показала пальцами кавычки. — супружеском ложе, то глядя в ее ненавидящие меня глаза понимала, как все таки сладко превращать грех в неподдельное божество.

— Я понимаю, что смысла спрашивать нет, но все же, Ди, как ты могла? Он ведь тебя воспитал? — Веста продолжала строить из себя активиста справедливости, что призывает к раскаянью.

И я поведала наивной девчонке, как взглядом целовала красивый профиль отчими. Катастрофа. Ее приближение я почувствовала так рано, что сейчас ненавижу себя за ту чувственность, которой наградила меня природа. Вспомнила, как это…едва касаться собственных приоткрытых губ и как зажмуриваться, кусая в кровь губы от ревности понимая, что у матери есть доступ к тому по ком ночами сходишь с ума. Вспомнила, как впервые дотронулась до слегка небритых скул, и он замер, глядя в мои бездонные глаза, где терял собственное «я» забывая кто он. По капле…медленно, но так легко пили друг друга, заставляя эликсир нарастающей любви становится золотым приобретая абсолютно иные краски….совершенные. Я стерла грани, что запрещали ему владеть всем моим телом. Задержав однажды крепкие ладони, что жадно сжимали мою шею в порыве настоящего желания лишить меня жизни. Меня убивал шепот его невнятных фраз, но только средь обрывков я услышала свое имя. Он срывался на крик, на слова ненависти, все кричал, что я разрушил его жизнь, но только в этом потоке ненавистных словечек, я слышала все его чувства. От сладкой боли, не дыша, срывалась на слезы, и он, как девчонку, тогда меня пожалел…. «Тише»-шептал растерянно Дима не понимая, что мне не больно слышать его слова, но колкие кинжалы пронизывали мое сердце тоской и детской обидой, что он не воспринимает меня всерьез.

— Вот такие фибры и стали приоритетом всего. — я вытянула руки вверх оголяя пупок, что выглядывал из-за высокого ремня шорт. — воспитал, помог пережить первый стресс, но стал главной причиной настоящей депрессии.

— Ди, если все так гладко, то почему Дима хотел тебя придушить? — опешила Веста, но по мордочке было видно, что истории подобного рода интриговали девчонку вроде нее.

— А потому что пришел он однажды в «Ма Бэкер», а там объявленная в розыск падчерица вертит задницей и не стесняется этого. Мы тогда сильно повздорили с матерью, и я послала ее к черту, собрала вещи и громко хлопнула дверью. Она не нашла ничего лучше, как написать заявление о моем исчезновении. — почесывая острыми коготками щеку, я зевнула. — это уже в баре я узнала, что он наставлял рога матери уже давно, и примерным семьянином никогда не был. Вот видимо и решил, что я все о нем расскажу, а тут видишь как получилось. — нервно засмеявшись я села на край бетонного ограждения и посмотрела на Весту поправив ее сползающие на нос очки. — потом только все изменилось. Когда он стал приходить в бар, как мой самый горячий поклонник, что бросает все розы мира к твоим ногам. Тогда со сцены, я ловила его властный, надменный взгляд в области ключицы, и чувствовала себя невинной, беззащитной жертвой, которой после танца вопьются в шею и будут упиваться до тех пор, пока не кончится горячая кровь девственницы. Там со сцены я чувствовала пульсацию аорты, разливающуюся по невинному телу горячую магму, которая заставляет промежность предательски гореть пламенем. Знаешь, я теряла здравый смысл, сознание, обладание и волю еще до того, как он ко мне прикасался. — очередная сигарета. — а еще именно с ним я поняла, что ревность может возбуждать. Играет он только всегда не по правилам. Рука на горле, на бедре и ты перед ним беспомощная.

Редкие капли начинающегося дождя и Веста поднимает голову глядя на ночное небо. Стеклянный город окутанный ночью пейзажей мегаполиса, где скрываются нити недосказанности, влекущий мерцанием неоновых вывесок своих пташек и помогающий спрятаться во тьме нуждающимся в защите сиротам без присмотров главных покровителей. Чувствуя нарастающий хлесткий ливень, я накинула капюшон кожанки. Дождь способен помочь спрятать предательские слезы, и этим так активно пользуется Веста. Она медленно встала, и молча направилась к дороге, но секунду спустя обернулась, не сдерживая накала нахлынувших эмоций.

— Да почему у всех вокруг такая интересная жизнь? — прошептала Веста смахивая обиженные капли слез с лица. — чем я заслужила все это? Быть в числе тех, кто просто рядом?

— Считай, что жизнь тебя просто бережет от опасности. — улыбнулась я.

— А я хочу опасностей, хочу, мать их, приключений на свою задницу. Да пусть мне отрубят голову, как той, как ты считаешь, глупой блондинке, но это будет яркая жизнь. — Веста топнула ногой и образовавшая дождем лужа обрызгала ее белые носки. — бл*ть, даже тут не везет.

— Иди домой, маменькина дочка, и не ввязывайся на проблемы.

Мы разошлись совершенно в разные стороны, и только шедшая в дождь я, думала, что сидя на водосточной трубе, словно гуляющая сама по себе кошка, можно спрятать от людской злости, что ломает тебе изнутри ребра своей несправедливостью и ложью. Глупый кролик, как ты этого не понимаешь…

Выступая на приватной вечеринке криминала и жесткого правосудия, каждый отыгрывал свою роль удава и пушистого кролика, что ценит не только преданность своему делу, но и людям. Будь то вор-рецидивист с его страстном желающим следователем, до партнеров свингеров с самыми низменными желаниями почувствовать жесткий секс, снятый на скрытую камеру, и увидев позже запретное видео не покраснеть от воспоминания удовольствия, что смешиваются с яркими красками стыда. Следователь Добровольская давно играет на две стороны, что по ощущениям схоже с хобби. Конечно, когда впервые говоришь с новой женщиной, то последнее, о чем ты хочешь рассказывать, что ты следователь или, как это принято говорить в Америке — коп. Как правило, люди начинают относится к тебе с настороженностью, подозрением и страхом о том, что ты сможешь узнать о них всю подноготную по щелчку пальца, но только они никогда не думали, не допускали мысли, что сами тают в руках закона раскрывая козырные карты в руках и подаются в партии карточной игры позабывав, что по жизни еще те шулеры.

Это ролевая встреча с самым непредсказуемым концов. Следователь Добровольская решила, что самое время самой появиться в стенах одного пикантного бара под названием «Белая лошадь». Кира так долго ждала, когда сможет прийти незаметно в это заведение в ночь «смены ролей», как это называлось в баре. Приготовленный заранее костюм черного кролика — визитная карточка истинной змеи, что способна скрыться в самые непредсказуемые ситуации, и вылезти вон из кожи, чтобы сохранить себе жизнь в мире, где стоит на вершине пищевой цепочки подвинув самого свирепого льва укусив в его Ахиллесову пяту оставив далеко позади, и самостоятельно провозгласив Гадюку — царицей всех зверей.

Обтягивающий на шнуровке черный, латексный корсет плотно облегал ее изящное тело. Колготки в крупную сетку впивались в ножные впадинки бедер очерчивая изгибы самых пикантных мест женского тела. Черные, лакированные туфли на каблуке придавали длинную ногам, и самое главное — черные, кроличьи ушки с маской, розовым носиком — мечта любого галантного извращенца, что провожал лохматый хвостик скользкими взглядами ниже поясницы, и стоило кролику обернуться, как волки превращались в робеющих овец от одного уверенного, женского взгляда. Ее ждала «интимная ласка». Завязывая глаза непроницаемой, атласной черной лентой она не теряла высокомерия, уверенности в шаге даже потеряв на несколько секунд зрение. Риск смерти так что дышит ей в затылок, что бояться сейчас бессмысленно. Как только лента медленно, касаясь своими нежными краями кожи пала на острые колени, Кира зажмурилась от резкости яркого света.