Шаг за шагом приближаясь к краю сцены, я чувствовала, что накал эмоций становится сильнее. Может быть, страх дает о себе знать, но какой страх? Дурочка, ты же знала, куда суешься. Сумасшедшая. Забываясь на сцене в движении тела, я вздрогнула от пронзительного взгляда. Россыпью несмелых мурашек пробирающих тело я научилась наслаждаться. Мне хотелось стать распутной среди других танцовщиц, стать самым сладким кусочком этого заведения, стать самой желанной. Стоило закругляться. Скоро танец мой кончится, и я должна буду вернуться на сцену, но только в новом обличии подавая сильному полу перспективу снять меня после законного часа работы. Они думают, что я боюсь их, но только мне смелость мешает дышать.

Я быстро переоделась для второго танца в немногочисленную одежду, и только блестки на животе еще выдавали во мне ту самую полностью обнаженную в ночи. Музыка заиграла своими более ритмичными нотками, и я выбежала на сцену под громкие аплодисменты. От бешенного ритма, что я чувствовала импульсами по всему телу до самых вульгарных поз, что заставляли кровь кипеть в жилах я чувствовала себя королевой этой сцены к которой прикованы все взгляды. Мужчины громко аплодировали мне, а многие уже пытались купить меня в кассе. Хотя бы десять минут моих ласк. Виктория горделиво наблюдала за моими движениями и от этого натура распалялась сильнее. Только один человек недовольно наблюдал за мной…Дима. Он никогда здесь не занимал столик у сцены отдавая предпочтение барному месту. В этот раз он сорвался. Увидев, как я симпатизирую одному из мужчина в первых рядах, он со всей силы поставил стакан с напитком на стойку, и грубо толкнул двери бара покидая его. Ревность сожрала даже его. Послав напоследок своими зрителям импровизированное сердечко из рук, я улыбнулась убегая с высокой сцены на своих высоких каблуках. Нацепив полупрозрачный халат на свое распаленное тело, я выбежала на улицу поймав Диму у самого входа. Пора уже разобраться…

*Веста

Любой мужчина в душе трепетный папочка, что не видит очевидных недостатков в своей девочке. Любому мужчине нравится женское подчинение, даже если сам он в паре нижний, и любитель облизывать ноги партнерше. Быть может, каждый мужчина страстно желает хотя бы раз в жизни почувствовать себя инквизитором, что имеет власть над красивой ведьмой имя которой будет стонать всю ночь правосудия. Особенно красивым я нахожу произношение на английском и слово «Daddy», как некое мужское клише. Вот он…заходит в тот же бар…такой идеальный в своей строгости и крутом нраве, и резко шлепает тебя по ягодица заставляя повизгивать от несвойственного тебе удовольствия, но красивая картинка рушиться, ибо если верить словам одной моей хорошей знакомой у каждого папочки есть своя Ма, которая разрешает ему тискать сладких девочек.

Из открытой двери одной стоящей возле бара машины играла старая песня «Ночь». «Ночь. Ожиданье, холод, боль. Словно я расколот. Я ничего не вижу. Сам себя я ненавижу. Вновь слезы неоткуда. В кровь я кусаю губы. Все что мне сегодня надо просто быть с тобою рядом». Водитель дожидавшийся своего клиента, как любитель идеального кино погасил свои фары, чтобы не смущать нас посчитав, что наблюдает за влюбленной парой. Это было в чем-то даже забавно, но откровенно говоря, сейчас Дима разочаровывал меня сильнее чем кто-либо прежде. Словно за свою добродетель он хотел нечто большего чем мое уважение. Запахнув на своем обнаженном теле персиковый, полупрозрачный халат, я подошла к Диме и положила руку на его плечо, но он дернулся от пронизывающего все его нутро чувства неподдельной брезгливости. Мускулы его лица нервно дрожали, и на секунду, я даже испугалась, что он способен меня ударить. Он достал сигарету и быстро щелкая зажигалкой пытался ее поджечь. Как только произошла искра Дима затянулся спустя секунду выдыхая настоящее дымовое пламя.

Видела ли я Диму этим самым «крутым папочкой»? Нет. Он не больше, чем брат. С ним здорово просто быть не строя воздушных замков и перспектив. С ним удобно. Тот самый тип мужчины с которым просто удобно. Он ничего от тебя не требует, особо не высказывает своего мнения да и для него ты не больше чем беспомощный ребенок, но он почему-то питает какие-то горькие иллюзии и верит, что если он бесплоден, то ты однажды все равно родишь ему сына даже если он будет другой национальности. В какой-то степени мне его даже жаль. Правда жаль…

Город не спит, а дремлет в тончайшем мареве ночной миражности. Неоновая вывеска «Ма Бэккер» мерцает своей соблазнительной вспышкой старого бара из фильмов про проституткой в восьмидесятые, когда каждый человек желал вкусить этот запретный плод под названием «доступность». Проезжающие мимо автомобили сигналят друг другу в знак приветствия, а только что прибывшие стараются заглушить мотор, как можно быстрее, словно где-то неподалеку за ними наблюдает жена или же любовница, и как странно видеть этих людей в объятьях дочерей, что танцуют здесь совращая отцов телом, которое они видят с первого дня их жизни. И ведь это так странно потом, когда кончается смена и они направляются домой, чтобы позавтракать всей семьей за воскресной трапезой, и милая дочка-танцовщица будет скрывать свою тайну в лице отца; чтобы не ранить чувства любимой мамочки. Ведь это разобьет ей сердце…

— Дим, ты так и будешь молчать? Что происходит? — спросила я наблюдая за его очередной затяжкой. — Дима?

— Веста, — он сглотнул ком, что заставлял голос хрипеть. — что ты от меня хочешь услышать?

— Объяснения, как минимум. Что это за ребячество? — я вздрогнула от объятий холодного ветра и зажмурилась чувствуя, как песчинки ударяются в глаза. — почему ты психанул?

— Только вот не надо делать вид, будто ты не понимаешь. — Дима ухмыльнулся затушив окурок каблуком своих острых туфель. — почему я должен вообще следить за тобой, постоянно биться за право твоей безопасности, если оказывается, что ты с таким энтузиазмом раздвигаешь перед публикой ноги?

— Дима, — я засмеялась. — ты вообще помнишь кто я? Я не монашка, что облачилась в рясу, и даже не примерная жена пятерых детей и мужа сантехника, что по ночам храпит у стены позабыв разделить ложе с супругой. Дим, я танцую стриптиз. Да, я обнажаюсь перед мужчинами и их спутницами, я танцую приватные танцы, где трусь телом и своего зрителя и стесняться показывать себя, как запретный плод, я не стану. Ты вообще знаешь, что это меня кормит?

— Тебя, как и меня кормит работа на Вику, и к тому же…

— И к тому же, — я перебила его. — я не брала денег Вики, и мы договорились, что это я делаю по своей воле.

— Ты хочешь сказать, что ты танцуешь стриптиз только потому что тебе это нравится? — опешил Дима оступившись. — пи*дец, какой я придурок. Бл*ть, я то думал, что ты такая несчастная, такая доверчивая и наивная. Танцуешь в этих притонах только потому что тебе деваться некуда, а тут вот что…

— Прости, что не оправдала твоих розовых представлений обо мне. Да, девки, непотребства и блуд — мое клише, что пока меня устраивает. И вообще, — я снова зажмурилась от резкого ветра. — ты приходил смотреть на меня еще до нашего знакомства, и я думала, что это ты несчастный. Хочешь сказать, что приходил из-за какой-то глупой надуманной твоей головой жалости?

— Знаешь, я думал, что между нами нечто большее чем… — он снова достал сигарету и дрожащей рукой чиркнул зажигалкой. — чем ничего. Я думал, что между нами чувства что ли, какие-то зарождающиеся отношения, а ты оказалась простой бл*дью.

— Как ты меня назвал? — опешила я чувствуя, как нервно задергался глаз. — Дима, будь мужчиной и скажи мне это еще раз.

Дима резко обернулся и увидел перед собой не того робкого котенка, что держался за него в моменты страха, а настоящую львицу, что готова встретить острые речи смело, и возможно, даже дать отпор противнику. Он сделал шаг вперед, и я повторила его движения. Что ожидала я? Красивую картинку из какого-нибудь старого нуарного детектива, где Дима потрепанный жизнью и разочарованный в любви старый волк, а я юная танцовщица, что готова бороться за его любовь до последнего. И вот…сделав несколько шагов навстречу друг другу и стих даже ветер позволяя ночной тишине сделать свое дело и подтолкнуть нас в сладкое, бренное и такое долгожданное объятье, но вдруг сказка разрушилась и жгучая крапива ударила лицо. Чувство предательской подножки, и мое падение на сырой асфальт. Черт, как же я ошиблась…