— Ты опоздала на шесть минут. Что-то случилось? — он сделал очередную затяжку. — не похоже на тебя.

— Ожидала увидеть здесь твою новую подружку, но-отпив глоток вина я ухмыльнулась. — видимо, она не терпит грубости.

— Ревнуешь. — он повернулся ко мне в пол-оборота, и я медленно подошла ближе. — глупая, — запустив ладонь в мои волосы, он облизнулся. — неужели ты думаешь, что я готов променять столько лет проведенных с тобой на какую-то смазливую мордашку? — поцелуй в лоб и я таю.

Дима разворачивается клубничный леденец и кладет мне на язычок. Обвивая его своим змеиным жалом он нежно целует мои губы, играя влажным языком с моим. От настойчивых прикосновений я отказываюсь, и даже отпираюсь, и только, когда получаю резкий шлепок по ягодицам…успокаиваюсь. Заполненная темнотой комнаты размывается уличными звуками. В этой темноте забываются все принципы, разрушаются все рамки, забываются все правила, что шепчет мамочка на ночь. Манящий шепот заставляет меня спускаться к его ровным ногам. На ощупь. Видеть его ладонями. Нарисую влажным языком знак бесконечности на его паху, что будет долгое время напоминать ожог раскаленной стали. Он дышит глубоко, предательски спокойно, как может дышать только моральный садист, наполняя своим господством мое нутро. И я прикасаюсь губами к кончикам его пальцев, чувствуя, как он одергивает руку, чтобы сжать в ней мои волосы. Мой низ живота наполняется возбуждающей неизвестностью. Иголки страсти пронзают соски, впиваются до визга в промежность. Я обещала хранить обеды безмолвия, я обещала хранить нашу тайну извиваясь беспомощно в его сильных руках.

Мы боимся с тобой взгляда друг друга, ведь обжигают сердца совсем разные стихии. Ты мой Бог, мой Господин, мой хозяин, а я способная на выполнения раскрепощённых приказов строптивая девчонка, но яркий огненный лед нашей игры такой сладкий оксюморон. Насмешка жизни. Я так люблю обрывки догадок, недосказанность, твой холодный настрой, запрет сладок до опьянений, как хмельное вино, как разливающийся по лоно горячий каприз твоих приказов. Украдкой свидания, как колючие розы.

Неизвестно волнует разум, мысли душат в горячих снах, но ты мог бы напасть на меня сразу, разорвать хрупкое тело. Мог бы свести с ума, не касаясь моих запястий, волос, заставляя одним взглядом почувствовать настоящее избиение страсти, вызывая жар и самый страшный мороз. Я касаюсь ладонями ремня, и пальцы судорожно расстёгивают ширинку. На мгновение мое нутро завязывает жадно, туго вожделение, и я прикасаюсь губами в отвердевшему жезлу власти. Он сжимает своею рукой тонкий хрусталь запивая экстаз терпким вином между стоном называя меня «Сукой». Отнимая ритм моего дыхания, он туго сжимает ладонь на собранных в хвост волосах, и двигая бедрами позволяет изредка дышать, воскресая сквозь страх моей самой главное агонии «стоп», позволяя сгорать в этом бреду.

— Дыши, моя девочка, только медленно. — шепчет его хриплый голос.

Сладость намокших, соленых ресниц, как взаимный, даруемый друг другу постельный подарок. Мой пульс перелился за край, и я тону в этой горькой страсти. Он выкуривает меня заполняя легкие этим дымом безумства, читая мое тело словно оно написания пером святых. Пусть горят под обрывом волны, и наша кровь бушует по венам…пусть. Только безмолвно мы обо осознаем, что наша любовь похожа на колючие шипы самых непокорных роз. Все слова потерялись в прошлом, и сейчас есть лишь горячих дыханий нервный стон. И я прошу брать меня без спроса сильными, волевыми руками. Поцелуй полон вкуса горького от перца до нежной, пьяной мяты.

Наши встречи бывают редко, и только ночь расставляет по телам метки. Он позволяет мне познать силу его власти как можно глубже во мне оставляя лунные дороги по телу. Горячие краски страсти оставляют на коже своим узоры, заставляя дышать громко, глубоко ощущая ломку без него. Взгляд хитрого укротителя, что перевоспитал меня в послушную стерву. Я плачу в сладкой истоме смешивая телесное наслаждение с душевной болью.

Скованные все мои движения, чувствуя скольжение волевых рук. Душа в подчинении тела, и неважно куда мы попадем с тобой после: ад или рай, когда я так влажно целую твои пальцы. Шепчу имя твое словно молитву, сбрасывая все цепи сознания. Ночь догорает дотла. И купаясь в этих запретных грехах я так хочу до конца умереть в твоих раскаленных руках, что заставляют меня испытывать жажду. В твоем взгляде огнь и тугой запрет. В дыхании страх, контроль. Только ты знаешь, что «да» это «нет», но тебе наплевать ведь мои слезы — это соль по твоим еще живым ранам. От боли, от твоих грубых зажимов мой стон напоминает песню. Фиалковый оттенок твоей ненормальной любви, и только поцелуем приближаешь медовый рассвет. Заполняя своей горячей ртутью мое тело, ты даже не представляешь, как это чертовски мало…

*Ди

После сладкой ночи мы договорились, что я уйду первая, чтобы не привлекать внимание скучающих зевак, а уже вечером встретимся в одном интересном баре, куда не ступит просто так нога человека…простого человека. Скандальный и достаточно известный в криминальных кругах бар «Омега» был настоящим пристанищем проституток, где их понимали и иногда во что-то ставили. Как одна из выходцев этого занятия, могу сказать, что быть девицей легкого поведения — больно. Мозгами понимаешь, что ты выбрала это сама, но, когда идет свирепый дождь, что ударяет своими тяжелыми каплями по коже, то ты не стесняешься рыдать ведь дождь все смоет, но когда возвращаешься в «Омега» промокшая до нитки, то тебя встречает твой сутенер, и небрежно сжимая тонкие скулы смеется тебе прямо в глаза. Становишься частью миража, ходишь по лезвию ножа не замедляя шага, и от этого теряешь любые границы затерявшись в коридоре неоновых вывесок и освещенных развратом комнат. Взятая под конвой выделенного сутенером секьюрити проходишь в одну из грязных спален ветхого бара и понимаешь, что по сути твоя жизнь течет вниз по течению и твоя мера пресечения только жизнь равная нулю. Твой приговор уже объявлен, но только ты не можешь смириться. Я не смогла.

Да, «Омега» — пристанище для девиц легкого поведения, галантных и не очень сутенеров и не очень-то разборчивых клиентов. Картина складывается таким раскладом, что ты стоишь на коленях в маске белого кролика и вдруг входит твой клиент в белой, растянутой майке забрызганной кетчупом и в маске отвратительной свиньи. Вот и все. Сцена идеального изнасилования готова. После хорошо отработанной смены твой (как он себя называет) «папочка» одарит тебя довольной ухмылкой и какой-нибудь побрякушкой, какую ты выберешь сама, когда он поведет тебя на шоппинг только чтобы он отстал. Конечно, была у «Омеги» и другая сторона…более криминальная. Клиенты — уставшие преступники, чьи руки по локоть в крови, но ты так их понимаешь, что готова без платы слизывать капли этой крови с локтей только бы войти в число милостей, коими они разбрасываются без разбора, когда вникли в твою благодетель и расположение. Словно ты собираешься раздвинуть двумя пальцами не промежность, а целый мир непознанных ими запретных радостей. В такие моменты начинаешь обожать себя и дело ради которого положила голову на плаху, и сама выбрала палача.

За последнее время, страсти так часто крутятся вокруг Лулу, что я решила наведаться к ней лично и рассказать, что и как обстоит. Нынче ситуация складывается таким образом, что ее старшая сестра не имеет права проникнуть в «Омега», ибо стоит ей только сунуться, как с нее спустить три шкуры будет радостью для многих. Никто не знал, что малышка Лулу скрывается за стенами бара, и сейчас ее защищают, как собственную дочь многие криминальные авторитеты. В силу своей миловидной внешности, и покорного, хотя временами строптивого нрава, она достигла многие вершины и расположение многих людей. Насколько я знаю, сейчас она замужем за одним из таких клиентов, что готов облизывать ее потроха. Девчонка танцует в этом грязном баре уже год, и не высовывается за его стены потому что сестрица позаботилась, чтобы на каждом углу Лулу поджидала опасность. Она не щадит никого, а тем более за любимую их папенькой девочку, что может отобрать у старшой все, готова разорвать сестричку на кусочки.