Ее поместили в темную комнату, где горела единственная лампочка подвешенная в центре узкой комнаты. «Тюремный стиль» — подумала Кира, как вдруг почувствовала железные браслеты, что так грубо защелкнулись на нежных запястьях. Она впервые почувствовала себя на месте жертвы, но чувство притягательности, чувство влечения заставляли ее подчиниться нахлынувшим чувствам, что заставляли женское нутро гореть синим пламенем желания, кое свойственно любой хорошей девочке. Глаза привыкали к темноте, и казалось, что сейчас не страшно оказаться в аду. Изящный женский силуэт повидался тенью на столе позади следователя и нервы защекотало приятное, разливающиеся по жилам чувство опасности той, кто играет всеми дамами из колоды.

— Знаешь, что различает гадюку от любой другой змеи? — произнес урчащий женский голосок. Девушка нежно убрала прядки серебристых волос с небольшого уха следователя. — за внешностью змеиного спокойствия скрывает свою истинную натуру убийца животного мира, что вонзает острые клыки в тело заполняя его ядом. Скрывает свою беззащитность за желание броситься первой, чтобы убить. Так и ты… — голос снизился до шепота. — скрываешься за маской кролика в надежде придушить меня при первой же возможности, но только я знаю все твои секреты.

— Знаешь все мои секреты. — голос следователя не дрогнул. — я сама их не знаю…

— Для меня не проблема их тебе поведать. — проурчал женский голосок доносящийся со стороны.

Опираясь локтями о крышку крепкого стола, она склонила голову под тусклый свет лампы, и Кира замерла от несвойственного удивления. Елагина…дочь проклятого рэкетира, что была настоящей одержимость следователя сейчас маняще улыбалась ей, как самая озорная из всех ранее встречавшихся ей женщин скрывая бесстыжие, голубые глаза за козырьком полицейской фуражки. Протянув свою нежную кисть, спрятанную за тканью обрезанных на пальчиках кожаных, черных перчаток, Виктория провела по очертанию острого подбородка Киры, губам и замерла в ожидании дрожащего выдоха следователя. Нагло, откровенного раздевая взглядом и без того еле одетую девушку Кира могла сломить одним взглядом волю надменной противницы закона.

— Я поклялась убить тебя, когда мне было тринадцать. — прошептала Виктория. — ох, дорогая, если бы ты знала, как ненавижу тебя за всю боль, что ты причинила моему отцу.

— В тринадцать? — ухмыльнулась Кира. — когда я на твоих глазах назвала папеньку «криминальной проституткой»?

— Тогда я была малолеткой, что могла только строить планы, но сейчас… — Виктория, словно игривая змея подползла к губам следователя. — но сейчас ты в моих криминальных руках.

— Разве что-то изменилось? — прошептала Кира ласкаясь о горячие губы Елагиной. — ты все такая же малолетка, милая.

— Я малолетка, а ты кролик. Кролик в руках хитрой змеи, дорогая. — Виктория облизнулась. — змеи обнимают жертву кольцами и вонзаются в шею. — прошептала девушка.

— Для гадюки ты слишком долго меня ублажаешь. — самодовольно проговорила Кира. Жар по коже от звонкой пощечины заставил покраснеть кожу, словно прикосновение дикой крапивы. — сильнее, девочка.

Казалось, что берущее верх либидо Елагиной просто не выдержит женской дерзости Киры. Ошарашенная, и в тоже время возбужденная до предела девушка опрокинула под собой стул, резко запустив раскрытую кисть в волосы строптивого кролика оттягивая их назад, склоняя голову над манящей тонкой шеей. Мокрые, горячие губы скользили по нежной коже вниз оставляя за собой влажную дорожку слюны, что заставляет дрожащие хрипы срываться с губ следователя. Приглушенный стон заполнял своим подлым эхо стены небольшой комнаты, стоило Елагиной прикоснуться к небольшой, аккуратной груди Киры. Резко опуская декольте корсета вниз оголяя упругую, стоячую грудь. Бежевые ореолы напоминали блюдца с горячим шоколадом обильно разбавленные горячим молоком, а окаменевшие от прикосновений соски — твёрдые ириски.

— Если… — простонала Кира. — если все так, то на кой черт ты церемонишься со мной? У тебя были тысячи шансов отомстить мне за смерть отца.

— Не стану же я портить репутацию, — улыбнулась Виктория сев на колени следователя. Ее ладони обвили шею Киры, словно медленно подкрадывающиеся змея. — твоим убийством, моя дорогая.

— Репутацию? — ухмыльнулась следователь-у таких, как ты, ее просто нет.

— Какая же ты дрянь. — Виктория облизнулась и ее мягкие губы впились мертвой хваткой в губы Киры.

От мокрых поцелуев до гладкого скольжения по бедрам оставались секунды, которые Киры так несчастно считала в голове не подавая вида. Елагина чувствовала, как закипает кровь пульсациями в висках, и ее нутро требует выхода назревшего женского либидо. Покрывая бархатную кожу следователя своими сладкими поцелуями от шеи до груди, Виктория теряла голову в чувстве одержимости, в чувстве желания, в чувстве истязающей ненависти. И зная о следователе все, что только можно знать, она упивалась собственной ничтожностью с которой сталкивалась в отражении бесподобно серых глаз.

— Что же ты… — простонала Кира. — криминальная дива, такая робкая мышка перед лицом закона? Освободи мне руки, и я заставлю тебя заскулить от собственной жалости.

Елагина остановилась. На секунду уверенность покинула ее душу заставив аппетитное тело содрогаться от той возбуждающей правды, что, не стесняясь рубила, рассекала своими языком-мечом следователь. Играющая хищная улыбка походила на оскал, и Кира млела в руках этой женщины. Сжимая со всей своей силой хрупких ладоней небольшую грудь, она сдавила холодными пальцами сладкие вишенки на верхушках пирожных, игриво царапаясь острыми коготками. Несколько резких шлепков по набухшей груди заставили следователя издать утробное рычание.

— Я так ждала этого момента. — Виктория схватила пальцами женские скулы. — мечтала, как буду смотреть в это жалкое личико и млеть.

— Да только жалости ты добиться не можешь. — Кира облизнулась. Острый язычок нежно коснулся верхней губы.

Что-то оборвалось в душе Елагиной, и она вздохнула. Потух огонь в небесно-голубых глазах, словно она снова сыграла в любовь и проиграла. Встав с колен следователя, она освободила девушку, подняла упавший стул, чтобы сесть на него крепко обняв единственную крепкую спинку в ее жизни. Она поникла в свойственной меланхоличной натуре апатии. Исчезла с лица хищность, а оскал возбуждения сменился на улыбку возникшей хандры. Виктория достала из кармана шорт сигареты и закурила, хотя курить она старалась бросить. Добровольская вздохнула, но понимающе улыбнулась. Она медленно подошла к Виктории снимая с головы кроличьи ушки. Крепко обняв Елагину за плечи, Кира надела ушки ей на медово-молочные волосы, и они грустно покосились.

— Котенок ты еще, — следователь поцеловала девушку в щеку нежно вынимая сигаретку из ее длинных пальцев, и затянувшись, убрала спадающую прядку волос с ее лица. — у тебя все получится. Я тебе обещаю.

— Надеюсь, твои заплаченные деньги за услугу «Интимная ласка» я отработала.

— Вик, прости за отца. — Кира облокотилась ягодицами о стол и снова затянулась. — я признаю, но действительно мне стоило в свое время заняться другими преступниками, а я, как шавка вцепилась в твоего отца и всячески пыталась засадить его за решетку.

— Что не так? — Елагина вздохнула. — тебе ли с твоим безупречным нюхом полицейской ищейки извиняться передо мной? Ты была права с точки зрения следователя и закона, а я могу выгораживать его, как дочь, но по факту-то да, он был преступником и промышлял грязными делами только бы я ни в чем не чувствовала себя обделенной. — Виктория выгнулась разминая спину. — знаешь, что я поняла после его смерти? Ты сможешь выбраться из любого дерьма, а если меня пристрелят, то все.

— Можно подумать, что если меня застигнет шальная пуля, то я буду не все. — Кира засмеялась.

— Мой отец подстреливал тебя пять раз, и каждый раз ты оказывалась живее всех живых. — Елагина улыбнулась. — забавно, хотела доказать себе, что не неженка, а ты оказалась тем еще орешком.