– А как же преступники?

– В этом отношении еще больше странностей. Человек, вступающий в половую связь или встающий на путь убийства, не всегда уверен в том, занимается ли он любовью или насилует, воюет или убивает.

Корва снова кивнул.

– Для этого и существуют судьи. – Он добавил бесстрастно: – Ваше дело немного проще «Расёмона», поскольку не осталось свидетелей, которые могли бы поделиться впечатлением от случившегося с ними. И в отличие от «Расёмона» вряд ли души жертв придут на суд давать показания. – Корва добавил: – Хотя есть одна выжившая. Она много видела?

– Достаточно.

Корва подумал, прежде чем сказать.

– Как я уже говорил, вердикт – далеко идущее умозаключение.

– Верно. Подзащитному нравится слышать это от своего адвоката.

– Тогда я попытаюсь придумать для вас сценарий похуже. Это старая адвокатская уловка. В реальности же дело обстоит не очень гладко. Сейчас вы имеете кучу разложившихся солдат, чья смерть говорит сама за себя. Вполне возможно, что присяжные будут озадачены и разочарованы тем, что правительство не оставило это дело за пределами разумного сомнения. Следовательно, у них не останется выбора, как зачитать приговор «невиновен», хотя они знают, что это не так. Но позвольте мне кое-что пояснить. Меня больше всего беспокоит монахиня. Если она появится как гром среди ясного неба и займет место свидетеля, они примут ее показания на веру. И я уверен, что эти показания окажутся для вас роковыми.

– Вы знаете, что она скажет?

– Не совсем. Если они ее разыщут, вы сможете подбросить мне массу одиозных подробностей. А если же этого не случится, тогда можно облегченно вздохнуть. Учтите, монахини не лгут. Во всяком случае, это непреложное правило в процессуальном законодательстве. И защитники не собираются оспаривать или извращать показания монахинь, священников, раввинов, капелланов на свой страх и, риск.

– Интересно, почему ее до сих пор не разыскали?

Корва задумчиво потер подбородок.

– Если бы у меня была паранойя, я бы сказал, что правительству уже хорошо известно местонахождение не только монахини, но также Фернандо Белтрана, Ли Уолкера, Луиса Калана. Келли и Детонк – совсем другое дело. Ваши бывшие герои притаились по совету защитника. Их могут так никогда и не призвать к ответу. Но если это случится, они наверняка станут вашими свидетелями. Правильно?

– Возможно.

– Потому как все дали кровавую клятву лгать. Вы все поклялись словом чести, что будете стоять один за другого. Правильно?

– Очень проницательно, Винсент, с вашей стороны.

– Да куда там! Даже адвокат из военной прокуратуры может догадаться об этом. Что написала Харпер в своем рапорте? Лейтенант изложил версию, поразительно схожую с тем, что рассказали Садовски и Скорелло. Как вы думаете, что она хотела этим сказать? Ваш рассказ был готов почти двадцать лет назад, вы отрепетировали его так, что уже сами поверили в свою версию. Боже, если бы правительство свело меня с тремя или пятью свидетелями защиты, сомневаюсь, что я бы их всех подвел к месту дачи свидетельских показаний, повторять одно и то же. Но никто не может осудить меняв натаскивании их. Вынатаскали их двадцать лет назад. Вы были их командиром, это вам пришло в голову обернуть резню в героический эпос. Вот так вы впоследствии спасли свою жизнь.

Тайсон встретился с Корвой взглядом.

– Не надо скромничать, Винс. Вы на редкость проницательный человек.

– Вы правы, – согласился Корва. – Дело в том, что все истории о войне – сплошное вранье. Я говорил вам об этом?

– Вы же знаете, что говорили.

– Не забывайте об этом. Увидимся позже. Встретимся в моем офисе.

Тайсон повернулся и пошел к воротам. Всякий раз, когда он прощался с Корвой, ему становилось немного страшно и спокойно одновременно. Свобода выглядела подозрительной химерой, готовой в одно мгновение ускользнуть из рук. Проходя мимо поста, он не отдал честь. Забыл.

Бенджамин Тайсон вышел из поезда, ступив на до слез знакомую платформу Гарден-Сити. Был один из тех жарких, сухих августовских дней, когда все движется, как в замедленном кадре, и воздух неподвижен и тих. Тайсон развязал душивший его галстук и повесил на плечо спортивную куртку. Спустившись с платформы, он добрел до стоянки такси.

Три черных «кадиллака» стояли, ожидая своих пассажиров. Трое черных водителей сидели под навесом, просматривая газеты и попивая из банок содовую. Один из них, завидев Тайсона, встал и расплылся в улыбке.

– Мистер Тайсон. Приехали?

– Привет, Мейсон. Несколько часов трясся в поезде. Подвезешь меня?

– О чем речь.

Тайсон поравнялся с Мейсоном, тучным мужчиной среднего возраста, одетым в черную форму.

– Ну и жара сегодня, – заметил он.

– Да. По крайней мере, сухо. – Мейсон распахнул заднюю дверь своего «кадиллака» перед клиентом, сел за руль и завел мотор.

– Ну и как вы здесь все поживаете? – начал Тайсон.

– Отлично. А вы как?

– Неплохо.

– Выглядите хорошо. Спортом занимаетесь?

– Гоняю по пять миль в день, – улыбнулся Тайсон.

– Это действительно здорово. А когда курить бросите?

– В новом году.

Мейсон рассмеялся.

– Куда едем?

– Сначала домой.

Мейсон надел на голову фуражку и потихоньку стал выруливать со стоянки. Он ехал медленно вдоль городских улиц под сенью кудрявой мощной листвы высаженных в ряд деревьев. Город, казалось, вымер.

– Похоже, в мое отсутствие взорвалась нейтронная бомба, – сострил Тайсон.

Мейсон снова засмеялся.

– Август. Жители разъехались. У меня всего несколько поездок в день. В основном в аэропорты.

– Почему ты не возьмешь отпуск на месяц?

– В августе счета не перестанут приходить.

– И то верно. – Тайсон поинтересовался: – Как поживает миссис Уильямс?

– Стареет, как и я. Тяжело ей уже подниматься по лестнице. Сейчас подыскиваю дом с лифтом, кондиционером.

Тайсон решил пригласить Уильямсов пожить в его доме следующие несколько месяцев. Но его общение с разными социальными прослойками было ограничено, и он засомневался в благонадежности своего решения. Он подумал, что Мейсон и его жена везде чувствовали себя как дома, где бы этот дом ни находился. Тайсон оглядел салон машины.

– Помнишь тот «линкольн», на котором ты ездил?

– Ну а как же. Шестьдесят четвертый. Такой широченный, точно зад моей тещи. Сейчас их делают поменьше. Такую машину теперь не найдешь. Что эти индюки в Детройте думают об этом?

– Мир мелеет и скудеет, Мейсон. Только прошу тебя, не покупай японскую машину.

– Черт! Ни в коем случае. Вы видели их машины? У меня холодильник больше.

Еще несколько минут они обсуждали марки машин. Мейсон плавно повернул к дому Тайсона.

– Пошли со мной. – Бен открыл дверь машины и вышел на тротуар, любуясь родными пенатами. Садовник, прислуга, без всякого сомнения, содержали дом в чистоте. Фирма, которой Тайсоны поручили проводить дезинфекцию, регулярно присылала своих людей опрыскивать помещение. Охранная и противопожарная системы были подключены к пультам дежурных служб перехвата. Дом, как говорится, работал на автопилоте. Он не нужен был Тайсонам.

Подойдя к дому, Тайсон отключил сигнализацию и открыл дверь. Из помещения дохнуло спертым, незнакомым запахом. Остановившись на пороге, Тайсон с шофером принюхались к странной смеси синтетических ароматов, добавляемых в чистящие средства. Тайсону подумалось, что это домработница, должно быть, исправно исполняя свои обязанности, чистит пустой дом каждую неделю.

Повесив спортивную куртку на вешалку, Тайсон подошел к комоду, где громоздилась стопка корреспонденции. Он порылся в надежде отыскать нечто интересное. Фил Слоун, имея ключ от почтового ящика, добросовестно сортировал почту и отсылал наиболее важные новости Тайсону в Форт-Гамильтон. С одной стороны Слоун сложил письма, с другой – счета. Было еще несколько посылок на полу, которые он, видимо, забрал из почтового отделения. Тайсон поднял одну из них размером с коробку из-под обуви с надписью «Не кантовать!». Вскрыв ее перочинным ножом, достал пакет с приложенной карточкой. «Дражайший братец, я хранила твое сокровище после того, как мне передала его тетя Милли. Но, помня о том, как ты всегда восхищался этим, я с трепетом посылаю это тебе в час нужды. Не падай духом. Передавай привет Марси и Дэвиду, Твоя сестра Лори».