Тайсон молчал, словно обдумывая что-то.

– Ты все-таки мог бы сообщить об этом мне.

– Да, но после... морфия... я немного нервничал. Я подождал неделю, не поступит ли сообщение о твоей смерти. Потом нам передали, что тебя отправили в Японию и ты больше не вернешься. Я раздумывал над этим. Я решил, что у тебя хватит ума понять, что я тебе сделал, а у тебя нет ни одной улики. Поэтому, думал я, мы квиты. Или квиты на какое-то время. – Он очень долго и напряженно всматривался в Тайсона. – Я происхожу из хорошей семьи, как и ты, и мне, как и тебе, всегда говорили, что я особенный. У меня развилось сильное самолюбие, как и у тебя. Поэтому бросить меня в яму, кишащую пиявками, унижать меня перед всеми, и чтобы потом я изо дня в день смотрел в лицо им и тебе... И ты еще спрашиваешь, почему я откликнулся на объявление в газете? Тебе трудно поверить, что кто-то может ненавидеть такого замечательного человека, как Бен Тайсон. Так вот, уверяю тебя, что моя ненависть настолько сильна... – Их взгляды встретились. – Меня до сих пор мучают ночные кошмары. Я просыпаюсь в холодном поту, чувствуя, как пиявки присасываются к моей коже.

– Неужели? Я бы порекомендовал тебе своего психиатра, но, к сожалению, он покончил с собой.

– Я могу теперь идти?

Тайсон кивнул.

– Конечно, док. Но ты должен запомнить одну вещь. Расплата. Тебяожидает расплата, но не завтра.

– Ну это может длиться от десяти до двадцати лет. Спокойной ночи. – Он попробовал сделать шаг и, видя, что Тайсон не мешает ему, быстро засеменил по дорожке.

Тайсон продолжил свой путь, так и ни разу не оглянувшись.

–Стивен Брандт, – произнес на весь зал полковник Пирс, – клянетесь ли вы говорить правду, одну правду и ничего, кроме правды, да поможет вам Бог?

– Клянусь.

– Назовите суду свое местожительство и род занятий.

– Я живу в Бостоне, штат Массачусетс. Работаю врачом.

– Назовите звание, род войск и выполняемые обязанности во время службы во Вьетнаме.

– Я был младшим сержантом в пятнадцатом медбатальоне и служил санитаром в роте «Альфа» пятого батальона седьмого полка первой воздушно-десантной дивизии.

Тайсон не спускал глаз со стушевавшегося Брандта, несмело отвечавшего на предварительные вопросы. Всегда отличавшийся дурным вкусом, он и сейчас не изменил себе, надев плохо сидящую на нем, но дорогую одежду. Хотя Тайсон считал, что это характерно для людей данной профессии. Его разбирало любопытство, совсем не к месту: а не выписывают ли они вещи по каталогу?

Тайсон перевел взгляд на жену, сидевшую в первом ряду с грустной улыбкой. Последние несколько недель они отошли друг от друга, зато у них не возникало причин для споров. Он взял на вооружение совет Корвы пустить побоку семейную жизнь, пока не закончится процесс.

Изучая взглядом достопочтенную публику, Тайсон заметил, что те, кто присутствовал на первом акте представления, пришли и на второй. Погода стояла на редкость хорошая и выманила людей из дому, решил он.

Пирс, проводивший допрос свидетеля, начал задавать более специфичные, но еще не совсем конкретные вопросы. Мучимый монотонностью процедуры, Бен переключил внимание на присяжных. Ветераны войны – полковник Мур, подполковник Макгрегор и майор Бауэр – выглядели расслабленными и почти дремали под показания Брандта. Безусловно, он говорил то же, что и первый свидетель, но подбирал слова лучше.

Тайсон вновь взглянул на Пирса и Брандта и прислушался. Обвинитель действовал очень осторожно, смакуя подробности, могущие выставить подсудимого перед присяжными в неприглядном виде. Брандт отчеканивал каждое слово и довольно сносно отвечал на вопросы, будто привык к подобного рода вещам. Тайсон же усмотрел в такой подготовленности опыт сутяжничества. Видимо, Брандт не единожды привлекался к гражданскому суду по поводу компенсации расходов на лечение или преступную халатность врача. Тайсон посмотрел на Корву, царапавшего что-то у себя в блокноте, слушая дуэт Пирса и Брандта. Адвокат не пытался возражать, да и возражать было нечему, хотя Пирс называл Брандта «доктор», несмотря на существующую договоренность не делать этого. Тайсон восхищался выдержкой Корвы, казалось, вовсе не придавшего значения умышленному упущению обвинителя.

Памятуя о своем высоком звании, прокурор с важным видом, выказывая явное усердие, докапывался до истины, доказывая при любом удобном случае неблагочестивые намерения подсудимого. Пирс многозначительно посмотрел на Брандта и спросил:

– На каком расстоянии вы находились от кладбища, доктор?

– Примерно в двухстах метрах.

– И вы видели, как стоящие там люди раздевались?

– Да.

– Не заметили ли вы каких-либо угрожающих жестов лейтенанта Тайсона, Фарли, Симкокса или Келли?

– Да, заметил. Хотя не могу сказать с уверенностью, кто из них замахивался на вьетнамцев. Я помню, что их толкали прикладами в спины, а один солдат бросил в них грязью.

Тайсон скользнул взглядом по лицам зрителей. Публика обратилась в слух, но уже без той восторженности, с которой внимала показаниям Фарли. Фарли заложил фундамент, теперь Пирс с Брандтом с тщанием выстраивали на нем неколебимую конструкцию из хитросплетений и уловок, направленных на уничтожение Тайсона. И Корва ждал момента, когда можно будет блок за блоком, кирпич за кирпичиком уничтожить возведенное ими здание лжи.

Переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, полковник Пирс спросил:

– Как часто вас приглашали на обыск гражданского населения?

– Всегда. Такой обыск можно было проводить только по указанию офицера или старшего сержанта. Обыскивали тактично, насколько позволяли обстоятельства. В мои обязанности входил осмотр внутренних полостей обыскиваемого.

– Что вы имеете в виду?

– Осмотр ануса и вагины. Важные документы противник иногда скатывал трубочкой и вкладывал в указанные места.

– Теперь, по прошествии стольких лет, считаете ли вы, что обыск был необходимой или законной мерой?

– Не думаю. Мне кажется, что это было не что иное, как... как бы это получше сказать?.. В подобных случаях я нахожу элемент сексуального извращения.

Корва с Тайсоном переглянулись, пораженные наглой ложью.

– Этот Брандт – хитрая бестия, – угрюмо усмехнулся адвокат.

Пирс брезгливо посмотрел в сторону Тайсона и, не спуская с него глаз, обратился к свидетелю:

– А теперь я бы хотел выслушать ваше мнение относительно осквернения трупов вражеских солдат, приготовленных для захоронения.

Чувствуя, что Пирс заходит слишком далеко, Корва не выдержал и заверещал, вскакивая с места:

– Ваша честь, защита возражает.

Судья повернулся к адвокату с видом человека, которому грубо помешали дослушать до конца нечто интересное:

– Почему вы возражаете?

– Ваша честь, защите понятно, что обвинение пытается найти точки соприкосновения между событиями на кладбище и предполагаемым инцидентом в госпитале в тот же день. У меня нет возражений относительно свидетельских показаний мистера Брандта, однако считаю, что их продолжительность выходит за рамки регламента. Действительно, может быть, эта похотливая тема и представляет какой-то интерес для кого-нибудь, но едва ли имеет касательство к делу.

Спроул прищурился, видимо, соображая, как ему поступить, затем для собственного спокойствия решил:

– Полковник, мы потратили почти целый час, слушая показания свидетеля, который был в двухстах метрах от места действия. Я разрешаю вам продолжать допрос, однако надеюсь, что вы представите суду относящиеся к делу обвинения. Возражение защиты не принимается.

Обвинитель уважительно склонил голову, словно полковник Спроул сделал интересное замечание, и ничтоже сумняшеся принялся выяснять у Брандта, каким это образом происходило осквернение трупов вражеских солдат.

Брандт с дотошностью педанта излагал, как первый взвод роты «Альфа» продвигался к деревне Ань Нинха и госпиталю Мизерикорд. Воспоминания Тайсона о том дождливом дне совпадали с тем, что рассказывал Брандт, при этом он не переставал удивляться, насколько хорошо его недруг ориентируется в событиях 15 февраля.