Бен отпивал маленькими глотками кофе. Он старался избегать новостей о себе. Но когда емувсе же доводилось смотреть или слушать их, он старался быть объективным в своем отношении к человеку по фамилии Тайсон. В общем, вся словесная вязь пока что исказила его дело. Тему Марси подняли как-то раз, но осветили ее с большим сочувствием и симпатией.

– Повлияет ли это сообщение на ход событий? – спросила Марси.

Тайсон нервно дернул плечом.

– Уж на меня-то точно не повлияет никак.

– Чтобы хоть как-то перестроить правовую систему нашей страны, – рассуждала Марен, – требуется расследовать дело эпохальной важности. Даже Союз гражданских прав стоит за тебя горой. Это успокаивает.

– Тебя -возможно.

Дэвид оторвался от журнала.

– Пап, если все на твоей стороне... я имею в виду всех тех людей, которые вкладывают деньги и выступают в твою защиту, почему же армия хочет судить тебя?

Тайсон сосредоточился на вопросе.

– Потому что я подорвал доверие и изменил присяге офицера. Поэтому они хотят... на моем примере показать всем остальным военным чинам, что клятвоотступничество наказуемо и сейчас, и в будущем.

– Но это же было давным-давно.Почему они не могут просто забыть то, что произошло тридцать лет назад.

– Двадцать. – Тайсон как-то прочел статью на первой странице «Уолл-стрит джорнэл» о том, что школьники и студенты знают о войне. Профессор сообщил, что один студент спросил его о такой вещи, как напалм, другой преподаватель заявил, что три четверти студентов никогда не слышали о Тэт-наступлении. – У армии долгая память, и впервые за нашу историю она потерпела поражение в войне, смаковать которое она будет всегда. – Он перевел дыхание. – В глубине души вояки хотят взять реванш. Они бы не задумываясь снова развязали войну во Вьетнаме, чтобы вернуть потерянное уважение.

– О, Боже! – вмешалась Марси. – Бен, даже не думай.

– Это правда, Марси. Я знаю, что это так. – Он взглянул на Дэвида. – До тех пор, пока будет вставать вопрос о Вьетнаме, они будут намеренно стараться утрировать все, что там ни происходило.

Дэвид замер, усваивая информацию.

– Но ты же сам-то никого не убивал. Ты сказал, что никого не убил. Это делали другие, так ведь? – Он буквально поедал взглядом своего отца. – Это делали они?

Тайсон посмотрел в глаза встревоженному Дэвиду.

– Если бы ты тусовался с какой-нибудь группой сверстников, а они однажды взяли бы да избили младших ребят, по-настоящему избили, с увечьями, и ты бы все это видел и не сделал ничего, чтобы остановить драку, а после этого не рассказал ни матери, ни полиции, лежала бы па тебе вина, как и на всех остальных? Посчитал бы ты себя виновным в большей или меньшей степени?

– Я бы считал себя виновным больше других, – сказал тихо Дэвид. – Если бы я не смог остановить их, тогда бы я все про них рассказал.

– А имело бы для тебя значение их раскаяние, которое они испытали после своего злодеяния? Я к тому, что если бы они не кичились этим, а, наоборот, стыдились?

– Я... я даже не знаю. Они причинили боль людям. – Дэвид встал. – Я пойду.

– Куда ты собираешься? – поинтересовалась Марси.

– На улицу. Мне скучно. Это место сводит меня с ума.

– Ты здесь с кем-нибудь подружился? – спросил Тайсон с долей участия.

– Нет.

– Может быть, ты хочешь поехать на выходные в Саг-Харбор?

Дэвид помялся немного. – Нет...

– Ты не скучаешь без Мелинды?

– Скучаю. Пап, но пока ты под арестом, я остаюсь здесь.

– Тыне под арестом. – Он повернулся к Марси: – Слушай, почему бы вам с Дэвидом не съездить туда сегодня? Вы бы могли неплохо поразвлечься. Нам с Винсентом нужно поработать.

Марси отрицательно покачала головой.

– Мы уже приняли решение, Бен. Я остаюсь здесь до полной развязки событий. Тем более что эта чертова пресса следит за каждым нашим шагом. Если я поеду на пляж, то «Америкэн инвестигейтор» прокомментирует мою прогулку не иначе как... «Марси наслаждается солнцем, в то время как Бен преет под домашним арестом».

Тайсон не стал возражать.

– Хорошо. Это твое решение. Я с нетерпением жду того момента, когда перестану занимать очередь в ванную. – Он улыбнулся. – А ты заметила, что «Америкэн инвестигейтор» не особенно донимает нас последнее время?

– Да. Что есть, то есть. И ведь статейки Уолли Джонса совсем исчезли. Не знаешь почему?

Тайсон взглянул на Дэвида, нетерпеливо топтавшегося у двери.

– Дэвид, твой спортивный костюм у меня в шкафчике, да? Встретимся в спортзале через час.

– Хорошо. – Дэвид вышел.

Тайсон пожаловался Марси совсем по-ребячьи:

– Я сейчас на редкость в хорошей форме, как спортсмен перед соревнованиями, а вот душа у меня болит и стонет.

Марси подбодрила его со свойственным ей оптимизмом:

– В здоровом теле – здоровый дух. Выброси весь душевный мусор. Вытряхни его из себя, о'кей? Никак не могу понять, почему это «Инвестигейтор» оставил нас в покое?

Тайсон налил себе еще кофе из кофейника, больше походившего на графин.

– Ну... может быть, уже приняли новые законы о журналистской этике. Мы же не знаем об этом. Вероятно, существуют какие-то меры пресечения их буйной фантазии, когда они искажают суть событий и им уже не разрешают действовать по собственному усмотрению. Особенно это касается майора Харпер. – Тайсон сделал глоток. – К тому же я тут невзначай чуть душу не вытряс из Уолли Джонса. – Он помешал кофе.

– Держу пари, – рассмеялась Марси, – ты этого очень хотел. Между прочим, я считаю, что ты не совсем грамотно ответил на вопросы Дэвида.

– Почему это?

– Не знаю... просто ты как-то сильно надавил на него.

Тайсон закурил сигарету. Он понял, что день обещает быть неважным. Напряжение, возникшее от информационного сообщения, бездеятельность, удвоенная неуверенностью, начали сказываться на Марси и Дэвиде. Он перебрал конверты, лежавшие на журнальном столе.

– Оплата по закладной за дом пришла с опозданием, – сказала Марси. – Нам прислали уведомление о том, что, если мы не заплатим налог, дом останется в списке продающейся недвижимости.

– Точно?

– Ты понимаешь, что это значит? Тайсоны с незапамятных времен платили налоги в этой чертовой деревне, и теперь из-за одной задержки... Понял, к чему я клоню?

– Нет.

– А к тому, черт возьми, что неважно, как ты прожил свою жизнь, воспитал своих детей, платил по счетам в течение двадцати лет, стоит тебе не заплатить налог хоть раз, и тебя уже записывают в черный список. Ты – никто. Сидишь на шее общества.

– Да. Именно это я не перестаю говорить о своем положении. Только одна вшивая резня, и все суют нос в твое дело.

– Плохое сравнение.

– И все же прими к сведению. Вчера я узнал от Фила Слоуна, что наш банк приостановил оплату всех наших налогов на собственность, а также по закладным. Боюсь, нам придется заплатить еще раз.

Марси озабоченно посмотрела на мужа.

– Ты уверен?

– Абсолютно. Ну разве это не замечательный банк? Разве он не укрепил твою веру в гуманизм?

– Думаю, что укрепил.

– Не надо себя тешить излишней надеждой. Насколько я понимаю, кто-то пришел в банк и закрутил там потуже гайки относительно нас.

– Кто же это мог быть?

– Какая разница? Но, думаю, мой ангел-хранитель... агент ЦРУ. Кто-то из этой закулисной братии, занимающийся чтением нашей почты и слежкой. Дело в том, что даже если мы захотим заявить о своем банкротстве и экономическом упадке и все такое прочее, нам не дадут этого сделать. Армия не потерпит таких новостей до начала суда. А если я, прости Господи, окажусь невиновным, а они уже разрушили мое благосостояние? В это незавидное положение боятся попасть почти все американцы.

Марси какое-то время сидела молча. Тайсон понял по ее виду, что она недовольна. Она бросила раздраженно:

– Мне это не нравится. Мне не нравится, что за мной следят...

– Тс-с... Ты испортишь микрофоны своим зычным голосом.