V

I

– Ой-ой-ой! – смеясь, говорила она. – Какой же вы, Тихон, медведь… У меня все прямо болит, особенно вот здесь и здесь…

Она взяла его покорную руку и бесстыдно показала эти места.

– Какой-то вы тяжелый, как мешок.

Тихон, разметавшись на спине, счастливый так, как может быть счастлив мужчина после первой близости с понравившейся женщиной, блаженно улыбался, готовый на все ради этого полузнакомого и греховно-родного для него теперь существа.

– Тихон, вы почему молчите? – насторожилась Лена.

– Да просто так, – мечтательно улыбаясь, ответил он.

Видимо, она почувствовала состояние Тихона, слегка придвинулась и опустила голову на его грудь.

– Тихон, вам было хорошо со мной, да?

И он, чумея от ее детской непосредственности, показавшейся ему вполне естественной, крепко и благодарно обнял Лену, жадно вдыхая горьковатый запах дыма от ее волос.

– Д-да! – сквозь стиснутые зубы горячо прошептал он…

– Ой, Тихон, уже светает, – устало сказала она под утро, мягко, но настойчиво освобождаясь от его объятий. – Ночь пролетела, а мы так и не поспали…

– К чёр-р-рту сон! – приподнимаясь на локте и силясь разглядеть ее лицо, решительно объявил Тихон. – Разве можно спать в такую ночь?!

– А Валерик? – вдруг спросила она. – Вы забыли? Он же сразу поймет, что мы с вами не спали всю ночь…

– Валерик? – машинально переспросил Тихон и громко захохотал. – К черту твоего Валерика! Пусть приезжает и смотрит сколько угодно… Вал-ле-е-ерик, – передразнил он.

– Что вы этим хотите сказать? – сразу насторожилась Лена, и Тихон почувствовал, как напряглась и отдалилась она от него. И еще его неприятно удивляло, что она упорно говорит ему «вы».

– Лена, Леночка! – Тихон порывисто сел на своем спальнике. – Хотите все начистоту?

– Конечно! – живо откликнулась она.

– Ведь мы с вами здесь не случайно…

– Как это? – удивилась Лена.

– Да так… Только, чур, в обморок не падать.

– Со мной этого не произойдет, – твердо пообещала Лена, еще немного подвигаясь – теперь уже от Тихона, и удобнее устраиваясь где-то там, у себя в углу.

– Вот и отлично! – Тихона все еще не покидало приподнятое, по щенячьи восторженное настроение. И он рассказал ей все, даже о самом последнем предложении Валерки – немного поволочиться за молоденькой девчонкой. Наконец, он умолк, ожидая реакции Лены на свои слова, но она безмолвно лежала в своем углу.

– Лена, вы спите? – не выдержав, спросил Тихон.

– Нет, конечно, – спокойно ответила она и, немного погодя дрогнувшим голосом добавила: – Я всегда знала, что Валерик – хорошее трепло… Но он все равно классный… Правда, Тихон?

Тихон опешил. Он даже не нашелся, что ответить на это. Он ожидал, что на Валеркину голову сейчас же посыпятся угрозы и проклятия, и даже приготовился слегка защитить его, поскольку чувствовал небескорыстность своего рассказа, и вдруг вместо всего этого – «Валерик все равно классный», да еще и сказанное убийственно спокойным тоном. И он, теряясь от неожиданной реакции Лены, совершил еще одну глупость, спросил ее:

– А как же теперь с этой… ну, вашей беременностью?

– А никак! – легко ответила Лена и вдруг засмеялась: – Пусть вас это не беспокоит, Тихон. Зачем вам это? Мы с Валериком сами разберемся…

– Да мне-то что, – окончательно глупея, и с ужасом понимая, что Лена неудержимо отдаляется от него на невозвратное расстояние, пробормотал Тихон. – Я это только так спросил, для твоей же пользы…

К стыду своему он вдруг понял, что эта семнадцатилетняя девочка или в сто раз умнее его, или же сам он безнадежно отстал от современной молодежи, которая, в отличие от него, не только другую музыку слушает, но и живет по-другому.Именно из-за этого отличия Лена вдруг стала ему еще дороже и ближе: до горячего жара в груди, до пощипывания в глазах. Тихон тяжело подался к Лене, уткнулся головой в ее мягкий, теплый живот и бессвязно забормотал:

– Лена, Леночка… Я вас… Я все для вас… Я никогда не вспомню… Мы вместе все забудем. Леночка, поедем со мной… У нас хорошо, честное слово… У нас дом большой, под железной крышей. А если отдельно захочешь – пожалуйста: главному электрику всегда квартира найдется… Лена, Леночка, – бормотал Тихон, постепенно поднимая голову все выше, чувствуя, как не сразу, но начинает реагировать на его слова Лена, как медленно и неуверенно гладит она его жесткие волосы, изредка вздрагивая хрупким телом. – И никто не узнает, от кого у нас родится этот ребенок… Я детей люблю, Леночка, мне все равно – чей он там… Я буду знать, что он твой, и этого мне достаточно…

– Зачем, Тихон, зачем? – целуя его в губы, взволнованно ответила Лена. – Я же люблю Валерика… Я его очень-очень люблю, разве вы этого не понимаете? – Она сильно и требовательно потянула его к себе. – Тихон, Тихон, – смеясь, шептала она, – какой вы большой и глупенький… Нет, честное слово…

Окончательно рассвело и дневные ощущения совсем не походили на ночные. Опустошенный и жалкий, Тихон уныло лежал в своем углу, стыдясь повернуть голову в сторону устало разметавшейся во сне Лены. Как ни старался, он не мог определить свое теперешнее состояние: с одной стороны, он был счастлив и мог, при желании, еще усилить это счастье, а с другой – Тихон отлично понимал зыбкость и временность этого счастья… Но еще больше угнетало Тихона безжалостное сознание, что никакой силой он не в состоянии удержать эту девочку возле себя. Сейчас это сознание своей беспомощности только зарождалось в нем, и Тихон с ужасом думал о том часе, когда оно достигнет вершины… Вот она, лежит рядом, загорелая, красивая, и он волен делать с нею все, что угодно, и в то же время он совершенно не властен над нею. Как это понимать? Как объяснить?

Тихон болезненно сморщился, непроизвольно раскачивая головой.

– Что с вами, Тихон? – сонно спросила Лена.

– Ничего…

– Вы все?

– Что?..

– Больше ничего не хотите?

Он хотел… Он очень хотел придушить ее сейчас же, немедленно, но вместо этого холодно и раздельно ответил:

– Я… больше… ничего… не хочу…

– Знаете, тогда вам лучше перебраться к костру.

– Почему это?

– А вдруг Валерик приедет? Вы вместе со спальником там устройтесь и поспите, а я здесь посплю… Хорошо?

Тихону так хотелось закричать: к черту Валерика! К черту этого приторного бабника… И спросить ее, неужели она не видит, кто такой на самом деле Валерик? Но ничего этого он спрашивать не стал, смутно догадываясь, что все слова и вопросы будут напрасными…

– Приятного сна, – с плохо скрываемым раздражением пожелал Тихон.

– А-а, это еще вы, – с трудом приоткрыла она глаза. – Спасибо…

Он выбрался из палатки в тот самый момент, когда солнце показалось над гребнем далеких гор. И было это вспучившееся из небытия светило таким чистым и ярким, так молодо и энергично взбиралось оно по невидимой паутинке в синий простор небес, что Тихон на мгновение забыл о всех своих ночных переживаниях. А еще через секунду ему нестерпимо захотелось, чтобы и она, эта так и не понятая им молоденькая девочка, увидела несравненное чудо – рождение нового дня. Бросив спальник у серого пепелища костра, Тихон вернулся к палатке и, откинув полог, позвал ее:

– Лена, вы спите?

– …

– Лена, проснитесь на минутку…

– Что такое? – не открывая глаз, возмущенно прошептала она.

– Вы только посмотрите, какой на улице рассвет! Вы, верно, никогда не видели такого, – Тихон даже не заметил, как вновь перешел на «вы». – Лена!

– Слушайте, Тихон! Идите вы вместе с вашим рассветом знаете куда… Я спать хочу, вы это понимаете или нет? – со злой плаксивостью проговорила она и отвернулась в угол палатки.

И Тихон в растерянности отступил.

С каждой минутой солнце набирало силу, и пока Тихон расстелил спальник, положив под голову рюкзак, оно, огромное и красное, тяжело повисло над горизонтом. И чем выше поднималось оно, тем меньше и ослепительнее становилось, довольно быстро иссушая росу на пологе палатки.