– Святой Иисус Христос, пожалуйста, не дай этому случиться! – отчаянно простонал Матиас.

Геновева поняла, что дальнейшие обвинения лишь еще больше обременят его совесть, и нежно погладила пасынка по лицу и груди.

– Пути Господни неисповедимы. Как мы, люди, можем сомневаться в Его всемогуществе? Если хочешь, мой двоюродный брат тебя исповедует, – предложила она Матиасу. – Он освободит тебя от грехов.

Подумав о том, что его исповедником будет именно фратер Амандус, подделавший завещание отца, Матиас едва не отклонил это предложение. С другой стороны, двоюродный брат Геновевы был образованным монахом, рукоположенным в священный сан, а следовательно, знал, что приемлемо для Господа Бога, а что – нет.

– Наверное, будет лучше, если я поговорю с ним и облегчу свою совесть, – сказал Матиас, но затем вдруг содрогнулся от испуга. – Однако я же не могу признаться ему в том, что предавался с тобой плотским утехам!

«Чертов дурак! Ты что, состоишь из одной нечистой совести?» – сердито подумала Геновева, но поборола негодование и нежным голосом продолжила убеждать Матиаса:

– Не волнуйся! Мой двоюродный брат – образованный человек и знаком с искушениями плоти. Я ему доверяю, и ты тоже можешь на него положиться. Скажи Амандусу, что надеешься получить диспенсацию от папы Иннокентия Двенадцатого на брак со мной.

– На брак? Но что скажут соседи, если я на тебе женюсь?! – испуганно воскликнул Матиас.

– Если его святейшество согласится, мнение соседей не будет иметь никакого значения, – с оскорбленным видом ответила Геновева.

Матиас задумчиво кивнул:

– Пожалуй, это хорошая идея. Но как мы сможем ее получить?

– Я поговорю со своим двоюродным братом, – пообещала Геновева.

Она прекрасно знала, что разрешение на брак обойдется ей и Матиасу недешево, однако готова была потратить большую сумму на то, чтобы снова стать хозяйкой Аллерсхайма и Эрингсхаузена.

– А что написать Гунцбергу? – спросил Матиас, опять вспомнив о требованиях своего соседа.

– Пускай это сделает за тебя фратер Амандус. Его письмо, безусловно, будет иметь больший вес для Кунца фон Гунцберга, чем твое.

Поскольку ее двоюродный брат не мог прямо отклонить требование соседа, Геновева задумалась над тем, как можно выйти из сложившейся ситуации, и внезапно рассмеялась:

– Мы поймаем Гунцберга в ту же петлю, что он приготовил для тебя. Мой двоюродный брат сообщит ему, что ты готов жениться на одной из его дочерей.

– Но ведь ты сама сказала, что мы с тобой станем мужем и женой! – удивленно воскликнул Матиас.

– Мой двоюродный брат назовет Гунцбергу одну из его младших дочерей, которая достигнет брачного возраста лишь через три или четыре года. К тому времени мы с тобой получим диспенсацию и сможем сочетаться браком.

Матиас ничего не понимал.

– Но если я пообещаю Гунцбергу вступить в брак с его дочерью, он потребует, чтобы я сдержал свое слово!

– К тому времени мы что-нибудь придумаем. А теперь возвращайся в свои покои. Я не хочу, чтобы ты заснул рядом со мной и утром горничная обнаружила тебя в моей спальне.

– Да, это было бы нехорошо.

Поскольку Матиас не желал, чтобы среди слуг появились слухи, он встал и оделся.

Он был уже у двери, когда Геновева снова его окликнула:

– Неужели ты уйдешь, не поцеловав меня на прощание?

Матиас виновато обернулся, опять подошел к кровати и наклонился над Геновевой. Их губы слились в поцелуе, и молодого человека охватила надежда, что с помощью этой женщины он справится со всеми проблемами.

– Тебе следует попросить моего двоюродного брата остаться в Аллерсхайме в качестве капеллана, тогда он в любое время сможет оказывать тебе помощь, – сказала Геновева, когда их уста снова разомкнулись.

– Я сделаю это, – пообещал Матиас, убеждая себя в том, что умная голова монаха принесет ему пользу.

Последней остановкой перед Жолквой было небольшое село. Оно относилось к владениям Яна Третьего и было заселено его крепостными. До сих пор Йоханна и Карл видели такие села лишь мельком и еще ни разу в них не ночевали. Теперь же близнецы с изумлением разглядывали деревянные дома, крытые деревянной же черепицей и окруженные частоколом. Пока брат и сестра осматривали село, капитан подозвал к себе старейшину:

– Раздобудь-ка нам корма для лошадей и волов, а также еды для людей. А еще нам понадобятся места для ночлега.

– Как прикажете, господин, – не самым радостным тоном ответил старейшина и вернулся к своим.

Вскоре поднялся ропот: чтобы прокормить такое количество людей, небольшой сельской общине пришлось бы потратить бóльшую часть своих запасов.

Йоханна наблюдала за тем, как несколько женщин принесли чан и замесили в нем тесто, а остальные занялись измельчением зелени и мяса. В это же время несколько мальчиков повели кучеров с животными на пастбище. Войслав взял на себя заботу о меринах Йоханны и Карла, близнецы же пошли прогуляться по селу. Они достигли небольшой деревянной церкви, и Йоханна вошла внутрь. Хоть она еще не могла исповедаться священнику, девушка хотела помолиться за себя и попросить прощения у Пресвятой Божьей Матери. Карл последовал за сестрой.

В темном помещении не было скамей, но с одной стороны стояли три грубо сколоченных табурета для верующих, которые были слишком слабы, чтобы стоять во время богослужения. Близнецы также не обнаружили статуй святых, лишь несколько простых деревянных досок, на которых кто-то, отличавшийся скорее большим рвением, нежели умением, нарисовал Пресвятую Деву Марию, Иисуса Христа и апостола Андрея.

– Что за люди здесь живут? Они не могут быть католиками! – воскликнула Йоханна, указав на странные надписи под иконами.

Карл тоже удивился и наконец пожал плечами:

– Я спрошу у капитана, что не так с этим селом. По словам моего учителя, иконы почитаются последователями православных патриархов Константинополя и Москвы.

– Значит, жители этого села тоже православные, – решила Йоханна и вышла из церкви.

На улице близнецы встретили одного из возчиков.

– Добрый человек, не мог бы ты сказать нам, что за люди живут в этом селе? Они ведь явно не католики, – сказал Карл.

– Разумеется, они католики! – ответил мужчина. – Вас, наверное, смутили иконы? Они есть во многих селах. Только высокородные господа вроде Яна Собеского или Марчина Замойского могут позволить себе воспользоваться услугами скульптора, который вырезает из камня или дерева статуи Иисуса или Девы Марии. Для простых же крестьян священники пишут иконы.

– Пишут? Они ведь нарисованы, – возразила Йоханна.

– Так говорят – по крайней мере, среди русинов, которые в основном являются последователями толстых московских попов и отказываются стать хорошими католиками и спасти свои жалкие души. Вы еще познакомитесь с этим сбродом на границе. Разница между русинами и казаками невелика. Чаще всего их не отличишь – они еще те мятежники!

Возчик, похоже, был невысокого мнения о православных жителях этой части Польши. После того что Йоханна тут увидела, у нее тоже появились определенные предубеждения. Если здешние жители были католиками, то христиане Московского Патриархата должны показаться ей еще более странными. Она решила помолиться на свежем воздухе и попросила Карла ее сопроводить.

– В какую страну нас отправили? – спросила девушка, когда они вышли за село.

– Нам придется привыкнуть к местным обычаям. Или ты хочешь вернуться к Матиасу и Геновеве и выйти замуж за дряхлого Кунца фон Гунцберга? – спросил Карл.

Йоханна поморщилась, а затем улыбнулась:

– Ты прав, брат. Лучше жить на чужбине, чем в Аллерсхайме. Здесь, по крайней мере, мы сами хозяева своей судьбы.

– Не совсем, ведь король назначил Адама Османьского нашим попечителем.

– Если это перестанет нас устраивать, мы сбежим от него точно так же, как от Матиаса и Геновевы. – Йоханна звонко расхохоталась, но ее смех вскоре утих, и девушка попросила Деву Марию защищать ее и впредь.