– Кому это будет интересно через год? А вот как это может помочь Снаткину сейчас, надо обмозговать? – сказал заинтригованный Альберт.

Маша отбросила простыню, встала с дивана, набросила на себя рубашку Альберта, вынула из сумочки свой позолоченный телефон, присела на диван и таинственно улыбаясь, предложила:

– Назови мне кого-нибудь из серьезных людей нашего города.

– Губернатор, предположим, – тут же сказал Альберт. – Положенко Валентин Николаевич.

– Ейн, цвай, драй, – перелистывая фотографии, сказала Маша. – Вот. Валентин Николаевич трахает в сауне свою помощницу по гуманитарным вопросам. Снято, как в порнофильме, со всех ракурсов. Есть еще снимки, где он забавляется со студентками. Здесь хорошо видно, что Положенко в сексе нет равных. А вот наш прокурор города Орест Иванович перед соитием пьет Виагру. Любит, шельма, полноватых теток ближе к пятидесяти. Когда-нибудь, даст дуба прямо на женщине. Я даже боялась, что мне придется его выносить мертвым. Однажды он потерял сознание на проститутке и та поклялась перед причастием, что никогда и ни за какие деньги не будет иметь с ним дела. Есть крутые бизнесмены. Есть две молодые судьи-лесбиянки. Они приходили со своими заморскими электрофаллоимитаторами и забавляли друг друга на время, скажем, на пятнадцать минут или полчаса, пока не кончат. А вот и наш артист Горюнов, бисексуал. Он соблазнил нашего начальника штаба и теперь они друг без друга не могут жить.

– Ты просто полицейская Мата Хари, – восхищенно сказал Альберт и чмокнул Машу в щеку.

Он вскочил с дивана голый и не обращая на это внимания, стал взволнованно ходить по кабинету.

– Ты даже не представляешь, какая ты умница, – восторгался он.

– Ты правда так думаешь? – радостно зарделась Маша.

– У меня появилась надежда, что мы вырвем Пашу из цепких рук прокуратуры.

– Ты думаешь тебе удастся это сделать? – следя за его быстрыми передвижениями, спросила она.

– Маша, – сказал Альберт и перехватив ее взгляд, завернулся в простыню. – Я увидел, кажется, свет в конце туннеля. Мне нужно еще встретиться со сватом Снаткина, Ржапецким. Паша сказал, что это можешь организовать только ты.

– Я это сделаю, если ты меня поцелуешь, – сверкая от счастья вскрикнула она.

Альберт подошел к ней, поцеловал ее в губы и опрокинул на диван.

– Зачем ты взял деньги у Самострела? – неожиданно спросила она. – Просто так он ничего не делает. Он для чего-то хочет держать тебя на крючке.

– Мне пришлось это сделать, иначе он живым меня бы не выпустил, – объяснил Альберт. – Как прекрасно пахнут твои рыжие волосы, – прошептал он ей на ухо. – Признайся, что ты моешь их в молоке с медом.

– Алик, эти деньги нужно или срочно вернуть, или положить в ячейки нашего банка.

– У Снаткина есть банк? – удивился Альберт.

– У полковника есть много чего.

– Я бы назвал нашу совместную операцию так – спасти нерядового полковника.

– Когда я должна исчезнуть? – спросила Маша., взглянув на стенные часы.

– Ну, лет так через сорок, – пошутил Альберт. – Может перевербовать тебя для себя?

– Это уже третье предложение за сутки. Мои акции растут в цене.

Председатель Апелляционного суда Коблевской области Ржапецкий Константин Петрович сидел перед ноутбуком и составлял проект решения по апелляционной жалобе налоговой администрации к Ганапольскому. Окно в весенний сад было открыто и ночные звезды с любопытством заглядывали в комнату.

– Костя! – с возмущением вошла в кабинет мужа жена Лиза в розовом пеньюаре, – Сколько можно работать? Уже половина первого ночи. Посмотри на себя в зеркало: глаза красные, как у рака.

– Лизунчик, – улыбаясь, ответил муж, – еще минут пятнадцать. А чем занимаются дети?

«Дети» – двадцатилетняя дочь Владлена и ее муж Александр, сын полковника Снаткина, судья Центрального районного суда города, пришедшие сегодня в пятиэтажный особняк главного судьи области в гости, уже давно находились в гостевой спальне.

– Я не знаю, что делать, – тихо сказала Лиза. – Мне только что позвонила жена Ореста Ивановича. Павла Ивановича задержали при получении взятки в сумме ста тысяч долларов. Об этом сообщил телеканал «Эхо недели», который мы не смотрим.

– Вот козел! – откинулся в кресле Ржапецкий и от внезапного гнева лицо его покрылось пятнами. – Я же предупреждал этого борова не брать взятки хотя бы полгода. У него же в кабинете НАБУ поставила камеру. Он что, совсем обдолбанный?

– Надо ли об этом сейчас сказать Саше? – спросила озабоченно Лиза.

– Этот недоумок, – так между собой тесть и теща называли зятя, – поднимет ненужный шум. Пусть пока спит в неведении. Возможно, Снаткина задержали специально для того, чтобы я начал дергаться.

– Может быть, позвонить Александре, чтоб она подготовилась к обыску? – предложила Лиза.

– Все телефоны Снаткина сейчас прослушиваются. Этот мерзавец дома ничего не держит. Александре нечего беспокоиться. Я же предупредил его, что на полгода надо залечь на дно, как подводная лодка. Но у него же лапы намазаны говном. Он за сто долларов в церкви пернет.

– Ты забываешься? – прикрикнула на него жена. – Здесь тебе не суд. Попридержи свой язык. Ты же главный судья города! Как можно так выражаться? Какой пример с тебя могут брать молодые судьи?

– Это ты, падла, забываешься! – вскочил Ржапецкий, как укушенный. – Всю жизнь строишь из себя помешанную барыню. В самые сложные периоды жизни мне не на кого положиться, мне не с кем поделиться. Кругом одни безмозглые дуры! Что на работе, что дома!

– Это мы с Владой дуры? – вскипела жена. – А кто тебя сунул в судьи, придурок?

– Ты за это отработала, как проститутка. Забыла, с каким наслаждением ты рассказывала мне подробности своей измены с этим маразматиком Павленко. Я помню это всю жизнь.

– Это ты подложил меня под него, импотент проклятый.

– Я – импотент? Да у меня такие девки отсасывают… – в гневе закричал главный судья и тут же осекся.

Лицо жены побелело, что предвещало скандал с битьем посуды и крушением мебели. В такие моменты жена Ржапецкого теряла рассудок и готова была растерзать мужа.

Константин Петрович сразу понял, что переборщил. Не хватало еще, чтобы дети стали свидетелями безобразной сцены.

– Лизунчик, – подбежал он к жене. – Прости, любимая, прости дорогая. Но ведь ты первая начала, не бери в голову, какие девки в моем возрасте? Это я так сказал, чтобы разозлить тебя. Понимаешь, – гладя жену по голове и целуя ее в расплывшееся лицо, говорил он, – я уже месяц не могу спокойно спать. Обложили меня со всех сторон. Хотят моей крови. Понаставили везде видеокамеры, следят за каждым моим словом и действием. Ты думаешь, им нужен этот Снаткин? Им нужен я. Прости, что я тебя обидел. Если бы не ты, разве я был бы тем, кем я есть? Разве я не помню, чего это тебе стоило? Родная, мы с тобой одно неразрывное целое. Успокойся, пойдем, выпьем коньячку на ночь и по старой привычке побалуемся перед сном.

Выступившая испарина на лице жены не предвещала ничего хорошего. Сомкнутые в ненависти к нему губы, полыхающие от невменяемости глаза заставляли его делать то, что было ему противно и что давно его не трогало. Он уткнулся в дряблые висячие груди жены, протянул руку в промежность между ее толстыми ногами и молил Бога, чтобы приступ безумия как можно скорее покинул ее. Наконец, из ее глаз покатились слезы, что означало какое-то прояснение сознание. Она отшвырнула его руку и попыталась вырваться из его объятий, но он знал, что отпускать ее нельзя, пока она не расслабится и окончательно не придет в себя.

«Так жить дальше нельзя, – думал он, – мы же ненавидим друг друга». И в то же время он понимал, что вырваться из этого жизненного капкана им не удастся никогда.

С Лизой он познакомился, когда поступил на юрфак Одесского госуниверситета. Их группу в начале сентября послали на сбор помидоров в совхоз «Нечаянский». Костю и еще одного первокурсника определили в грузчики. Они загружали газик ящиками с помидорами, которые собирала остальная группа и разгружали их в магазинах города Коблевска. А вечерами первокурсники шли два километра в сельский клуб, где под музыку из магнитофона устраивались танцы. Один раз за вечер объявлялся «Белый танец» и тогда девочки приглашали мальчиков. В один из таких вечеров его пригласила на танец Лиза, худенькая, с симпатичным личиком, короткой стрижкой светлых волос. Он уже был мужчиной в том смысле, что в своем глухом селе его, молодого тракториста, подпоила и соблазнила шестидесятилетняя вдова. Она проделывала с ним все мыслимые и немыслимые упражнения, которые доставляли ему неописываемое наслаждение. Но вскоре вдова охладела к нему и однажды, прямо с порога оттолкнула его от себя и сказала ему, чтобы он больше не приходил к ней. Однако через неделю он снова пришел к ее дому с бутылкой самогонки, и сказал, что он не может без нее жить. На этот раз пожилую женщину прельстила бутылка в руках молодого любовника. Однако после выпитой бутылки самогона у него ничего не получилось и он первый раз от злости избил свою соблазнительницу. Она практически не сопротивлялась, размазывала по щекам пьяные слезы и неизвестно за что просила у него прощение. После этого женщина превратилась в бессловесное животное. Костя приходил с самогоном, они выпивали бутылку, но поскольку спиртное не помогало ему восстановить потенцию, он свою неполноценность пытался возмещать кулаками, бегал за окосевшей вдовой по комнатам, вытаскивал ее из-под кровати, а когда ей удавалось выбежать из дома и спрятаться в бане, разбивал руки в кровь об деревянную дверь и падал обессилевший на землю. Кто-то из мужиков в курилке рассказал, что вдова выглядит так хорошо, потому что питается энергией мужчин, что ее третий муж испустил дух, когда занимался с ней «этим самым». Костя испугался за свое здоровье и перестал ходить к вдове. И когда Лиза пригласила его на танец, он почувствовал половое влечение к ней. Несколько дней спустя, он предложил ей прогуляться к реке. Они шли по тропе в березовой роще, Лиза была в ситцевом платье, которое то и дело поднималось от ветерка, обнажая ее голубые трусики, и она, смущенно опускала его. У реки они сели на сухой песок. Солнце спускалось к далекому горизонту, подсвечивая реку багровыми лучами. Костя поцеловал Лизу в щеку, она не была против и тогда он шутя повалил ее на песок. Она смеялась, а он думал только о том, как снять с нее трусы, чтобы она не кричала и не звала на помощь. Когда он как бы нечаянно засунул свою руку в ее трусики, она сжалась, как пружина, но не рассердилась и не прогнала его. Просто перестала смеяться и закрыла глаза. Он поднял ее платье, стянул трусики, своими коленями раздвинул ее ноги и овладел ею. Она лежала молча, прикусив от боли нижнюю губу. Он лежал рядом, радуясь тому, что снова может делать это. До конца осенних сельскохозяйственных работ, они каждый день ходили к реке и занимались этим. Потом она пригласила его к себе домой и когда на столе появились буженина, сыровяленая колбаса, сыр, ветчина и красная икра, он обезумел от обилия дефицитной еды.