– Я может быть и прожил бы эти три дня спокойно, но мне надо знать, что больше никаких сюрпризов для меня не будет, что это недоразумение каким-либо образом разрешится.

Адвокат написал на листке своим размашистом почерком «Что ты хочешь?»

Полковник полиции склонился над листком и письменно ответил чуть ниже своими ровными, почти каллиграфическими написанными словами:

– Я хочу, чтобы ты увиделся немедленно с несколькими людьми и завтра утром сообщил мне результаты этих встреч. Я заранее написал, что нужно срочно сделать. После прочтения одну записку прошу уничтожить.»

Снаткин поднял голову, отодвинул в сторону листок и достал свои письма.

– Пришлось писать на бланках прокуратуры, – улыбнулся он. – Самое короткое отдашь тому, кому оно адресовано. Иначе тебя не встретят так, как надо.

Адвокат начал читать послание Снаткина с улыбкой на лице. «Жучок поставлен в моем кабинете не для меня. Ты знаешь, кто мой сват. Как он объяснил мне, охотятся за ним. Но он сейчас, наверное, коньяк жрет, а задержан я. Такое, иногда, бывает. Но дело не в этом. Сначала ты должен поехать в Ковалевку. В садоводческом товариществе „Жемчужина Буга“ есть трехэтажный домик под номером 245. Сторожит мою дачку Рома Самострел. Ты должен сказать ему четыре слова „Бог дал – бог взял“. И передашь ему мою письменную просьбу.»

Улыбка погасла на лице адвоката «Затем ты позвонишь одной женщине. Телефон, который я сейчас тебе пишу, ты должен запомнить. Зовут ее Маша. Это мое доверенное лицо. Возможно, ее телефон уже на прослушке. Человек от меня должен позвонить ей с чужого телефона и сказать „Когда же вы, наконец, пришлете катафалк?“. Она ничего не ответит и бросит телефон. Через два часа вы встретитесь в ресторане „У бабы Ути“. Она будет пить кофе и делать вид, что читает Жан-Поль Сартра в подлиннике. С ней можешь говорить, как со мной. Она преданна мне, как кошка.»

В этом месте Альберт взглянул на Снаткина.

– Кажется, преданных кошек не бывает, – заметил он. – А любовница-это не жена. Я бы не строил в отношении нее серьезных планов, находясь под стражей. – У нас с ней есть совместный бизнес, – пояснил полковник. – это посильнее, чем шуры-мыры. Я верю ей, как самому себе.

– Зачем я должен с ней встречаться? Еще в ресторане, где сотни глаз и камер.

– Читай дальше, – потребовал полковник. «Маша приведет тебя к свату. Он встретится с тобой только тогда, когда об этом попросит его Маша. Сват сейчас осторожен, как раненый зверь. Но он найдет фирму, которая сможет оплатить залог. Ему не выгодно, чтобы я был под следствием».

– Я теперь понимаю Сервантеса, – сказал адвокат. – В тюрьме у человека просыпаются спящие в нем таланты. Если бы его не посадили, мир не узнал бы его знаменитый роман «Дон Кихот».

– Никогда не знал, что Сервантес тоже сидел. – удивился полковник полиции.

– У тебя тоже почти роман в маляве из тюрьмы, – прокомментировал адвокат.

Полковник полиции улыбнулся, поднял голову и спросил адвоката, есть ли у того зажигалка или спички.

– Конечно, есть, – ответил Альберт. – Это входит в комплекс моих услуг. Не волнуйся.

Он достал из портфеля зажигалку, чирканул и поджог исписанный листок бумаги. Черный пепел осел в хрустальную пепельницу следователя Горпищенко, а синий дымок поднялся к потолку. Вторую короткую записку, не читая, Альберт положил в задний карман брюк.

– А что передать жене? – спросил Альберт.

– Привет и массу найлучших пожеланий. Кстати, сегодня утром она пожелала мне, чтобы я не вернулся домой. Скажи ей, что я подкаблучник и сегодня ночевать домой не приду. Да, кстати. Мы прокачали твои телефоны. В этот период времени к тебе никто не звонил, – вспомнил Снаткин о просьбе Альберта.

И тут же зашипел отключенный мобильник на столе и адвокат поднес его к уху.

– Боже мой, – сказал кто-то, – какое несчастье! Бедная Вика так спешила исполнить твой приказ, Алик, что подвернула ногу и находится в травматическом пункте при вокзале. Разве дело в номерах телефона? Все, к чему Алик ты будешь прикасаться, будет подворачиваться, как нога Вики. Привет Павлуше. Будет сидеть.»

Лицо адвоката побелело и вытянулось.

– Что-нибудь случилось? – спросил Снаткин.

– Это какая-то мистика! – воскликнул Альберт Яковлевич. – Они нашли меня по мобильнику. Причем, выключенному. А ты говоришь, никто не звонил.

Лежа в машине скорой помощи, Юрий Львович признал наконец-то, что чудеса в этой жизни иногда случаются. С улицы Свердлова, где располагалась прокуратура города, карета скорой помощи свернула на Пушкинскую, обогнула кольцо и помчалась по проспекту Бандеры, бывшему проспекту Ленина, обгоняя троллейбус и маршрутки. Из машины были видны только крыши мелькающих одноэтажных домов. Но Юрий Львович был уверен, что его везут в больницу в Дубки, в сторону титанового завода. Симпатичная женщина-врач в короткой стрижке, измерившая давление, которое сигануло за двести двадцать, вколола ему лекарство, расширяющее сосуды, затем инсулин.

– Конечно, он нуждается в срочной госпитализации, – сказала она лейтенанту Скворцову. – Мы его берем.

– Тогда нужно подписать акт передачи, – предложил Олег.

– Он осужденный? – спросила она.

– Нет, пока свидетель, – пояснил лейтенант полиции.

– Никакой акт передачи я подписывать не буду, – отрезала врач. – Если он вам нужен, садитесь к нам в машину и едем вместе. У нас есть палата для людей, которых мы привозим из полиции или тюрьмы. На окнах решетки и дверь в палату закрывается на ключ.

– Понимаете, – покраснел от волнения Скворцов, – Юрий Львович Перман – особо важный свидетель и я боюсь, что в наших условиях ему лучше не станет. Вы гарантируете, что он доживет до утра?

– Никто ничего гарантировать не может, – рассудительно произнесла врач. – Но я думаю, что ваш свидетель до утра доживет, а в принципе, может пережить и нас с вами.

– Тогда напишите мне его диагноз, – попросил лейтенант полиции, – и ваше требование о его немедленной госпитализации.

– Молодой человек, – укоризненно сказала врач. – Мы с вами не на рынке, чтобы торговаться. Ваш свидетель нуждается в оказании медицинской помощи. У нас есть особая палата для таких людей. Вам просто нужно вынести постановление об определении вашего свидетеля в особую палату, а уже в больнице позаботятся, чтобы с ним ничего не случилось.

– Я хочу домой, – встрял в разговор Юрий Львович, лежа на столе, – чтобы умереть в семейном кругу.

– А что случилось? – спросила врач Скворцова. – Кто за ним охотится? Бандиты?

– Да нет, – неохотно ответил лейтенант, – просто от показаний этого человека зависит судьба одного большого полицейского начальника.

– Снаткина, что ли? – удивилась врач.

– А вы откуда знаете? – оживился Скворцов.

– Так в нашем городе только один большой полицейский начальник. Это Павел Иванович. Лично мне он нравится. Настоящий полковник. Он презентовал нам две машины скорой помощи. Ну что, будем грузить свидетеля?

На лице лейтенанта выступили пятна, свидетельствующие о глубоком сомнении и нервном расстройстве.

– И все-таки мне нужна от вас какая-то бумага, – сказал он. – Ну что вам стоит написать правду, высокое давление, большой сахар, опасность комы.

– Я ничего не буду писать. Я оказала необходимую медицинскую помощь, могу его забрать, но если вы возражаете, то он останется с вами.

– Можно с вами переговорить наедине? – спросил Скворцов.

Врач улыбнулась Скворцову и пошла к двери. Лейтенант двинулся за ней. В пустынном коридоре прокуратуры он прошептал врачу на ухо:

– Между прочим, судьба уважаемого вами Павла Ивановича зависит от этого человека.

– И что вы предлагаете? – отодвинулась врач от лейтенанта. – Усыпить его?

– Я предлагаю вам двести баксов за бумагу о том, что Пермана Юрия Львовича, свидетеля по делу, нужно по медицинским показаниям срочно отвезти в больницу. Можете даже не указывать медицинского основания. А я напишу сопроводительное письмо, чтобы его определили в специальную палату с решетками на окнах и запирающуюся на ключ.