– А кто сказал, что мы его допрашивали? Господин Снаткин сам изъявил желание объяснить происшедшее.

«И там, и здесь разговор будет записываться, – подумал адвокат, а вслух сказал: – Пусть Павла Ивановича приведут сюда.

– Как прикажете, господин адвокат, – Горпищенко встал и театрально пригласил Альберта занять его место. – Минут тридцать хватит? – улыбнулся следователь.

– Может и хватит, а может и нет, – сухо ответил Альберт.

В эту же минуту зазвонил мобильный телефон. Альберт увидел лицо Вики, секретаря, и ответил «Да»

– Ты меня искал? – спросила она улыбаясь. – Искал, – ответил Альберт. – Есть поручение – нужно срочно поменять номера городских телефонов.

– Зачем? – удивилась она.

– Я потом тебе все объясню, – прошептал он и отключился

Полковника Снаткина привели в кабинет следователя через несколько минут. Его руки были закованы в наручники, но зато красное мясистое лицо с узкими казахскими глазами выглядело удивительно спокойным.

– Снимите с него наручники, – попросил конвойных адвокат.

– Не имеем права, – ответил один из них, – без разрешения следователя.

– Ну так пойди и получи разрешение, – раздраженно сказал Альберт.

– Инструкция не позволяет оставлять задержанного с одним конвоиром, – насмешливо произнес второй охранник и покачал головой, мол, адвокат, а законов не знает.

– Я не могу работать с человеком со связанными руками, – подавив в себе гнев и как можно спокойней произнес Альберт.

– Алик, не кипятись, – сказал задержанный полковник, – времени у нас с тобой в обрез. Я могу и так с тобой переговорить. Не пугай ребят, они люди подневольные.

– Горпищенко знает, что я не буду работать с тобой в наручниках. В конце концов, ты не убийца, не грабитель, не хулиган. Ты, между прочим, еще начальник полиции города. Для чего тогда эти понты? – возразил адвокат.

– Ну формально он прав, – смутился Снаткин, – а по сути гнида прокурорская.

Альберт набрал по мобильному номер Горпищенко.

– Алексей Викторович, снимите со Снаткина наручники. Между прочим, он еще начальник полиции города, – сухо попросил он следователя.

– Хорошо, что вы мне напомнили, – хмыкнул Горпищенко. – Я только что получил бумагу об отстранении Павла Ивановича от должности начальника полиции города на время расследования. Принести ее вам?

– Я не буду работать с ним, если он останется в наручниках, – пригрозил адвокат.

– Я так думаю, – спокойно произнес Горпищенко, – что у нас в городе адвокатов, как собак нерезаных. Поэтому можете уйти. Я позвоню дежурному адвокату, который не будет здесь командовать. Кроме того, договор со Снаткиным вы еще не заключили…

– А как я могу заключить договор с подозреваемым, если у него руки закованы в наручники? – парировал Альберт, но уже без прежнего напора.

Столь наглое поведение следователя говорило о многом. Во-первых, что в глубине серьезных кабинетов, дали добро на показательное наказание Снаткина, а во-вторых, там, очевидно, уверены, что обладают железобетонными доказательствами его вины.

– Передайте телефон одному из конвойных, – приказал Горпищенко.

Альберт знаком подозвал к себе охранника и передал ему свой мобильник.

Охранник слушал распоряжение следователя и молча кивал головой, затем вернул телефон адвокату, подошел к Снаткину и отстегнул наручники.

– Если что, мы за дверью, – ни с того, ни с сего сказал он и махнул рукой своему напарнику, мол, пошли.

Умные восточные глаза Павлуши просияли. Он потер затекшие руки и пошел к столу, за которым сидел адвокат. Несколько секунд они молчали, выжидая, когда останутся одни.

Альберт дал знать рукой о том, что их разговор, возможно, будет прослушиваться и записываться.

– Понятно, – согласился полковник. – С чего начнем?

– С заключения договора. – деловито объявил адвокат и вынул из своего потертого рыжего портфеля необходимые бумаги. – Подписать нужно здесь и здесь.

Павел Иванович добросовестно расписался там, куда показал Альберт.

– Что же вы, господин Снаткин подписываете договор не читая? – нарочито громко сказал адвокат.

– Это же не приговор, – сострил полковник.

При этом адвокат придвинул задержанному листок бумаги, на котором большими буквами было написано одно предложение.

«Все самое важное только письменно».

– Ага, – согласился Снаткин и подмигнул Альберту правым узким глазом.

– А теперь начнем с самого начала, – предложил адвокат. – Тебя подозревают в получении взятки в особо крупном размере…

– Я ответственно заявляю, – громко произнес Снаткин. – Это провокация. И все от городского прокурора до последней шавки это знают, но делают вид, что поймали оборотня в погонах.

– Можно поподробнее, – попросил адвокат. – Как все произошло? Кто пришел? Сколько принес? Что просил? Трогал ты деньги руками? Остались следы специальной краски на руках?

– Алик, – неожиданно возбудился полковник. – Перед тобой сидит матерый ментяра, прошедший суровую школу жизни. Я в рабочем кабинете, как ты знаешь, взяток не беру, о работе с друзьями и знакомыми не разговариваю. Потому что я не знаю, сколько микрофонов меня слушают. Даже в аквариуме с пираньями, которых ты так любил подкармливать, заложена микрокамера с обзором в триста шестьдесят градусов.

– Стоп, – сказал адвокат. – С этого места тщательнее. Откуда тебе известно о камере?

– Мир не без добрых друзей, – умно ответил полковник. – У меня в дверях кабинета нет замка. Это моя принципиальная позиция. Любой гражданин и любой сотрудник в любое время, если я там нахожусь, может меня найти без записи и разрешения. По другому начальник полиции работать не может. А если может, то это уже не полиция, а что-то другое.

– Ты хочешь сказать, что все твои действия в течение сегодняшнего дня зафиксировала микрокамера?

– Я даже уверен, что эти суки, – Снаткин показал пальцем на входную дверь, – уже ее сняли и все изучили. И сейчас думают о том, как красиво выйти из этого положения.

– Горпищенко уже побежал за букетом роз, – умилился адвокат. И тут же сказал: – Подведем предварительные итоги: у нас есть микрокамера, которая объективно зафиксировала весь процесс. Чем же конкретно она может нам помочь?

– Я являюсь акционером титанового комбината, – сообщил Снаткин. – Ну чтобы быть совершенно точным, акционером является моя жена Таисия. Эти акции лежали у нас лет десять без всякой надежды на прибыль. Комбинат был постоянно в тяжелом финансовом положении и акции бесполезно пылились в коробке с моими грамотами и медалями. А месяц назад ко мне пришел один из собственников комбината, да ты его знаешь, Аркадий Кеосаян. У него начались какие-то терки с партнером. Партнер его живет в Питере, имеет сорок девять процентов акций, а Аркашка только сорок один. Вот он тут же сообразил, что если наши акции купить, его партнер становится младшим научным сотрудником, а сам Аркан хозяином предприятия. Он предложил мне сто тысяч баксов за них. Короче, дней пять назад мы все бумаги оформили на Кеосаяна, а бабки он обещал подогнать попозже, пока соберет их или одолжит. Вот сегодня он и прислал человека ко мне. Я не успел даже коньяк по стопкам разлить. Ворвались в кабинет, положили нас на пол, схватили целлофановый пакет с деньгами. Все снимали на камеру и кричали как полоумные, деньги чьи. Вот и вся история.

– Ты сказал «представитель завода». У него была с собой доверенность?

– Послушай, Алик. Все бумаги на акции мы оформили заранее. То есть моя жена все подписала и передала акции Аркадию, как и предусмотрено законом. Ты хочешь сказать, что человек этот был не от Кеосаяна? Ну может быть, это был не представитель завода, а представитель гражданина Кеосаяна. Так тебя устроит? Человек принес деньги. Перед этим мне позвонил Аркадий и сказал, что деньги уже в пути. Я должен был проверить документы этого человека? Я даже не знаю, как его зовут. Я сразу сказал Горпищенко, что это деньги мои и объяснил их происхождение.