– Иными словами, – подытожил прокурор, – адвокат Кемельман в нарушение адвокатской этики заставил вас ввести следствие в заблуждение? Продан, который считал, что в его внезапном аресте была и вина адвоката, согласился:
– Получается, так
– Я прошу суд записать показания подсудимого в этой части в протокол, – торжествующе сказал прокурор.
– Я больше скажу, – заявил подсудимый, – из-за неумной позиции адвоката, я два месяца не видел свою семью. Я вообще не понимаю, какое значение имеют здесь акцизные марки.
В заключительной речи прокурор попросил суд учесть раскаяние подсудимого Продана, его правильную и принципиальную позицию и назначить ему шесть лет лишения свободы, а в отношении адвоката Кемельмана вынести частное определение.
Суд, однако, направил дело на новое рассмотрение и через шесть месяцев, дело потихоньку скончалось, а санитарный врач Продан вышел на свободу. С тех пор Вика из секретаря превратилась в незаменимого работника. Адвокат Кемельман обсуждал с ней свои стратегии по делам, прислушивался к советам, и любил наблюдать как ее мысли четко и аргументированно переливались в слова. Однажды они поехали в столицу вместе. Ему нужно было знать ее мнение о предложении вступить на паях в дело по строительству коттеджей Он представил ее своим компаньоном и при беседе то и дело посматривал в сторону худощавой Вики со слегка вытянутым умным лицом, которое обрамляли густые блестящие, как крыло ворона, волосы. Она любила подкрашивать рот ярко-малиновой помадой, отчего лицо ее всегда выглядело бледным. Вечером, в ресторане она сказала, что ему не стоит входить с этими людьми в совместный бизнес.
– У них есть связи и идеи, но нет денег, – сказала она, расправляясь со стейком. – Я бы побоялась им довериться. Они разошлись по своим номерам в гостинице. А в двенадцать часов ночи Вика постучалась в его номер. Удивительно, но ее лицо в этот момент было розовым, как бы подсвеченным, а полные губы, не накрашенные и чуть скошенные в сторону, дрожали.
– Я думаю, другого случая у нас не представится, – сказала она. – Я не знаю, что это такое, но с первого дня нашего знакомства, я близка к обмороку каждый раз, когда нечаянно соприкасаюсь с вами. Мне всегда стоит больших усилий удерживать себя, но сегодня я хочу переспать с вами. Можете меня потом выгнать.
– Подожди, – смешался Альберт, – но ты, кажется замужем. Я видел твоего мужа. Он красавчик. Как ты потом будешь смотреть ему в глаза?
– Когда мы занимаемся с ним сексом, я всегда смотрю ему в глаза и вижу в них синее небо ваших глаз, я вдыхаю его запах и понимаю, что я хочу, чтобы он пахнул, как вы и когда я представляю себе, что это вы входите в меня, я кричу, как раненная птица. Так не должно быть. Я хочу все это испытать с вами. Иначе я сойду с ума от раздвоения сознания.
– Но я тоже женат, – глупо сказал Альберт.
– Если ты меня сейчас прогонишь, – дрожа всем телом, и впервые обратившись к нему на «ты», пригрозила она, – я не буду с тобой работать.
Сердце Альберта забилось, как в истерике. Он понимал, какой бриллиант он теряет, если они станут любовниками. «Служебные романы разбивают не только семьи, но и бизнес», – вспомнил он слова своей матери. Со стороны Вики это был неприкрытый шантаж, и самое главное, что он никогда не догадывался, что в ней клокочат такие страсти. Ему нравились в ней организованность, деловитость, ум, но он ни разу даже в страшном сне, не мог представить себя с ней в постели. Она совершенно не интересовала его как женщина. Несмотря на свое замужество, она выглядела иногда угловатым подростком, но сейчас, когда она медленно обнажалась, снимая джинсы, блузку, бюстгальтер и стринги, она стала казаться ему чужой и некрасивой.
– Ты не хочешь меня? – покусывая губы, шептала она. Он смотрел на ее втянутый живот с большим родимым пятном и не понимал, что ему надо делать. А самое главное – он не хотел ни словом и ни делом – обидеть Вику.
Она подошла к нему, он обнял ее и поцеловал в голову.
– Сейчас ночь, – сказал он, – и кажется, что можно все, что хочется. Но завтра нам обоим будет стыдно смотреть в глаза друг другу. Я люблю свою жену. Я очень долго добивался ее. И я люблю тебя, как свою сестру. Я понимаю тебя и понимаю, что с тобой происходит. Я не могу и не хочу тебя обидеть. Пожалей меня.
Вика заплакала на его груди, он гладил ее темные волосы, потом она отошла от него, отвернулась, быстро оделась и ушла.
А утром в его номер позвонил давний приятель по университету и рассказал ему как он попал на деньги, когда решил войти в строительный бизнес фирмы «Зори над Днепром».
– Оказалось, что у них есть проект коттеджного поселка без отвода земли и разрешения на строительство. Я продал две свои квартиры и квартиру тещи. А самое страшное, что с них ничего нельзя срубить назад. В арендованном офисе арендованные столы и компьютеры
С той ночи у них больше ничего не было. Вика как будто выздоровела, пришла в себя и никогда ни взглядом, ни словом не напоминала о происшедшем. За это он еще больше стал ее уважать и ценить. Как-то сразу они превратились в очень близких людей, объединенных тайной. Они стали, как брат и сестра, заботиться друг о друге и оберегать друг друга от неприятностей. Иногда поглядывая, как Вика, прощаясь, укутывает шарфик вокруг его шеи и целует в щеку, или подает кофе, смахивая с его плеча перхоть, он невольно вспоминал свою мудрую мать, и искренне радовался тому, что есть рядом человек, который, как и его мать, принимает близко к сердцу и его радости, и его проблемы, а самое главное, может помочь умным советом.
Автомобиль, в котором они сидели, стоял на привокзальной площади, в рядах других машин. В метрах тридцати от них расположился стихийный вечерний рынок, откуда доносились запахи вяленой рыбы, домашней кровяной колбасы и свежесорванной сирени.
– Сегодня задержали полковника Снаткина при получении взятки в размере ста тысяч баксов, – сказал Альберт. – Самое интересное, что о его задержании я узнал по телефону от неизвестного мне человека.
– И кто же тебе звонил? – спросила Вика, нахмурившись.
– Снаткин сказал, что, по его данным, никто не звонил. Но когда мы с ним беседовали, отключенный телефон включился и мне сообщили, что ты находишься в травмопункте железнодорожного вокзала.
– Включить отключенный телефон могут только спецслужбы, – предположила Вика.
– Ну наверное, ты на правильном пути, – задумчиво произнес Альберт. – Вопрос только в том, зачем мы им нужны. Я политикой не интересуюсь. Мой принцип жизни – моя хата с краю, я ничего не знаю. Слушай, – оживился Альберт, – я вспомнил, они же или он, предлагали мне сотрудничать с ними. Я их отшил.
– Вот видишь, – рассудительно заметила Вика, – ты – известный адвокат в нашем городе, а ведешь себя неразумно, как мальчишка. После предложения о сотрудничестве, я непременно договорилась бы о встрече, обсудила все вопросы, удостоверилась бы, что это спецслужбы и только потом приняла бы решение.
– Я презираю эти спецслужбы. И ты предлагаешь мне заключить с ними сделку?
– Я тебя не понимаю, – сказала Вика. – Мы живем и работаем в этой стране и при этой власти. Значит мы с ней согласны, или с ее политикой. Иначе невозможно.
– Пока власть не мешает мне работать, я плевать на нее хотел. Но я никогда не буду рассказывать им, о чем я говорю с обвиняемыми. А спецслужбы, наверное, хотят знать, что мне рассказал начальник полиции города, где у него спрятаны деньги, какие у него есть связи, и не опасно ли заносить над ним меч. Они даже в аквариум с пираньями поставили микрокамеру, чтобы отслеживать каждое его слово. Но видно облажались, потому что Павлуша тертый калач и его трудно разгрызть. Они могут подойти к нам со стороны правильности уплаты налогов?
– Нет, – уверенно сказала Вика. – С этой стороны у нас все в порядке. Но у нас есть проблемы с твоим нестандартным пониманием деятельности адвоката.
– Что ты имеешь в виду? – недовольно спросил Альберт.
– Я уверена, что Снаткин попросил тебя что-то сделать, что может поставить крест на твоей работе. Особенно сейчас, когда они организовали негласную слежку за нами. Ты уверен, что сейчас нас с тобой никто не слушает?
