— Будет, уважаемый академик, антибокал, антикристальный, антипрозрачный, антивысокий, антиузкий и будет он наполнен антивином — дистиллированной водой или касторкой! Папа, милый, я ничего, ничего не понимаю во всех этих «анти». Да и зачем они мне нужны!

С великой любовью и, одновременно, с сожалением смотрел академик на свою дочь. Ему было хорошо оттого, что она такая жизнерадостная, и в то же время обидно, что между ними никогда не было и не будет трогательного единения мнений людей одной профессии.

— Тесси, Тесси! Если бы это услышала твоя мать!

Девушка вмиг погрустнела, покачала головой.

— Не надо, папа. Ведь я выполняю ее волю…

— Да, не надо… — академик вздохнул, погладил ладонями свою шарообразную голову. — Ты совсем такая, как была она, и противоположная во всем. Если хочешь знать, честь открытия антивещества принадлежит не мне, а твоей матери. Она теоретически доказала существование новой формы материи, еще когда тебя на свете не было. И вот теперь…

— Не надо, папа… Ты начал говорить о антибокалах.

— Ну, ладно. Антибокал… Если бы тут, на столе, появился такой антибокал с воображаемым антивином, то, дочь моя, мы не успели бы на него взглянуть! Через две десятимиллиардные доли секунды все вокруг, насколько хватит взора, было бы уничтожено. Страшная это вещь — антивещество!

— И ты его… создал.

— Да, моя дорогая… — академик поднял бокал, посмотрел сквозь него на огни в окнах лаборатории. Сказал тихо: — Я пью за самое выдающееся достижение науки Атомной эры! Ты знаешь: я никогда не хвастался. Но то, что я сделал сейчас, не может сравниться ни с чем.

Потрясенная Тесси замолчала. Она смотрела на своего отца с почтительным страхом. В сумерках его приземистая, округлая фигура расплывалась, сливалась с окружающими предметами. И только огни фонарей, отражаясь в выпуклых стеклышках очков, мерцали, мигали, придавая силуэту загадочный, даже зловещий образ.

— Не думай, доченька, что антивещество — нечто сверхъестественное: в бесконечной Вселенной есть целые звездные системы из антивещества. Каковы законы существования данного вида материи, может ли существовать антибелок, а следовательно, и какая-то другая жизнь — «антижизнь» — сейчас ответить трудно. Единственное, что предсказала твоя мать теоретически, а теперь я подтвердил практически, — две такие формы материи сосуществовать в одном пространстве не могут. Если вещество сталкивается с антивеществом, происходит молниеносно быстрый процесс взаимодействия, так называемая аннигиляция. При этом выделяется огромное количество энергии в виде света и тепла.

— Очень интересно… и страшно. — Тесси задумалась. — А как же хранить такое антивещество?

Торн не спешил с ответом. Он закурил трубку, несколько раз глубоко затянулся. Потом сказал торжественно:

— Я добился этого, Тесси. Когда хочешь знать, в этом и заключается мое открытие. Ну, ладно. Пойдем.

— Куда, папа?

Тлеющий огонек трубки прочертил оранжевую дугу в направлении лаборатории.

— Не боишься?

— Нет, папа.

— О том, что увидишь, — никому ни слова.

— Ладно.

В лабораторию не имеет права зайти даже дочь профессора Торна, и куда запрещен вход даже самому президенту Монии. Но это — формально. На самом деле — только и всего, что пришлось пройти не через вестибюль с охранниками, служащими Кейз-Олу, а запутанным подземным переходом.

Это уже второй раз отец приглашает свою дочь посетить лабораторию.

Три года назад Торн показал дочери атомный реактивный двигатель. Ученый сиял от счастья, рассказывал Тесси о квантах и атомах, коэффициенте полезного действия и защитных устройствах, а она послушно кивала головой и пугливо отодвигалась от экрана аэродинамической трубы, на котором виднелась окутанная дымом красная сигара — первая, еще несовершенная модель будущей космической ракеты.

Теперь такие ракеты летают к «Звезде Кейз-Ола» ежедневно. Тесси из долговязого подростка превратилась в высокую стройную девушку. А отец не изменился ничуть. Он все еще не теряет надежды соблазнить дочь своей непонятной и страшной атомной физикой!

Вот и лаборатория. Она тянется длинным нешироким полукольцом и напоминает мастерскую титанов: везде вдоль стен стоят монолитные бетонные блоки и свинцовые плиты, а над ними мертво висят крюки многотонных передвижных кранов.

Все вокруг залито светом, таким ярким, что грани предметов кажутся раскаленными добела. Тихо. Безлюдно… Но нет — вот шевелится какая-то фигура. Она крошечная по сравнению с высотой лаборатории и массивными плитами. Это старый Кольридж. Верный помощник академика Торна, улыбаясь, спешит им навстречу.

— О, Тесси! Жива-здорова? Я так давно тебя не видел!

Он всегда такой, этот «папаша» Кольридж, — даже «вчера» для него уже давно.

— А где конфета, папа Кольридж? — смеется Тесси.

— Конфета есть! — Он лезет в карман комбинезона и, покопавшись, вытаскивает что-то помятое, серое, бесформенное. — Сама виновата, что не приезжала так давно. Я тебя ждал, ждал…

Тесси знает, с какой любовью относится к ней старик. Его жена и дети погибли семнадцать лет назад. Поэтому все лучшие чувства Кольридж отдал дочери своего друга и руководителя.

— Спасибо, папочка Кольридж! Конфета очень вкусная! Давно я такой не ела!

— Ну, Тесси, уже влюбилась?

Это тоже обязательный вопрос. Можно отвечать как угодно — Кольридж все равно будет доволен.

— Влюбилась, папа Кольридж!

— Гм… и очень?

— В миленького мальчика, папа Кольридж!

— Кто же он?

— Их даже двое!

— Ну вот… — Кольридж бьет руками об полы. — И что, теперь ты забудешь не только отца, но и меня?

— Ни за что в мире, папе Кольридж!

Такая шуточная беседа может длиться сколь угодно долго, поэтому Торн прерывает ее с напускной строгостью:

— Довольно, довольно! А ну, старый, покажем нашей дочке, на что мы способны!

Пока отец с Кольриджем налаживали аппаратуру, Тесси бродила по лаборатории. Все, что она слышала дома в течение многих лет, невольно откладывалось в ее голове. Девушка помнит почти все термины и названия аппаратов. Она знает: там, за толстенной железобетонной стеной, в огромном зале, стоит второе в мире по мощности сооружение, которое называют космотроном. В колоссальном кольцевом туннеле, из которого выкачан воздух, под влиянием магнитного и электрического полей вращаются элементарные частицы материи. С каждым кругом они приобретают все большую скорость и, наконец, вылетают с такой энергией, что могут разбить первое попавшееся атомное ядро. Для работы космотрона нужен ток нескольких мощных электростанций, а для охлаждения — пропускать через трубы целую реку воды. И все это для того, чтобы создать микроскопически малое количество доселе не существовавшего на планете вещества.

— Ну, Тесси, готово! Иди сюда.

Все приготовления завершены. Поперек лаборатории встали бетонные и свинцовые плиты. Узкую щель между ними закрывает аппарат, немного похожий на электрический холодильник. Рядом стоит «мисс Долли» — огромная, неуклюжая машина с клешнями, как у краба. Когда начнет работать космотрон, в лаборатории «хозяйничать» останется только она, потому что излучение установки для человека смертельно.

Бункер, из которого исследователи руководят работой космотрона, смог бы выдержать какие угодно бомбардировки. Его двери имеют такую толщину, что Тесси не хватит рук, чтобы измерить. Но Кольридж, ловко оперируя подъемником, пододвигает к двери еще и огромный бетонный блок.

— Готово!

— Ток! — командует Торн.

Щелкнул выключатель. Померк свет электрических ламп в бункере. Вспыхнул экран.

— Смотри внимательно, Тесси! — голос у Кольриджа стал хриплым, взволнованным. — Сейчас ты увидишь то, чего не видел, кроме нас, никто!

Прошло еще несколько секунд. И вдруг сквозь стены бункера донесся тихий свист. Он становился все громче, повышаясь в тоне, потом стих. А на экране вспыхнул неестественный желто-фиолетовый свет. Он бил столбом из промежутка между защитными кирпичами, легко пронизывал подставленный аппарат, толстую свинцовую плиту, бетонный блок, и за ним прерывался затупленным, чуть распушенным концом, как отрезанный.