Поклонился он гостю и спрашивает:

— Что угодно вашей милости?

— Нельзя ли у тебя, хозяин, отдохнуть, коней напоить? — спрашивает солдат.

— Да тут и постоялый двор недалеко, — отвечает старик. — Но уж коли ты моим домом не побрезгуешь, то милости просим.

Вошел солдат в дом и видит, сидят две сестры за прялками, а младшая, Ингрид, пряжу мотает.

— Соберите гостю закусить, — говорит дочерям старик.

Тут две старшие дочки зашептались меж собою:

— До чего же пригожий молодец! И собою видный, и одежа на нем богатая!

Забегали они, захлопотали, наставили всяких кушаний на стол.

А младшая, Ингрид, как сидела за работой, так и с места не двинулась.

— Эти девушки — дочки твои? — спрашивает гость старика.

— Угадал, господин, дочки, — отвечает старик.

— А не отдашь ли мне в жены вот эту? — говорит гость и на Ингрид показывает.

— Нет, господин, я уже просватана, — отвечает ему Ингрид.

— А где же твой жених?

— Да ныне три года минуло, как ушел он, и с той поры никаких вестей о себе не подавал.

— Так он, верно, давно тебя забыл. Нечего тебе его дожидаться, выходи за меня замуж, — уговаривает ее гость.

А Ингрид свое твердит:

— Нет, он непременно вернется, я знаю!

Тут две старшие сестры наперебой зашумели:

— И на что она вам сдалась? Пускай себе сидит да своего страхолюда дожидается. Берите нас в жены, любую выбирайте, чем мы ее хуже?

Только гость на них и смотреть не хочет и опять у Ингрид спрашивает:

— А как же ты своего жениха признаешь? Он, может, теперь совсем другой стал?

— Оставил он мне половинку кольца, — отвечает Ингрид. — У кого другая половинка объявится, тот, стало быть, и есть мой суженый.

— Тогда, выходит, это я и никто другой, — говорит гость, — вот она, половинка-то, у меня!

Обрадовалась Ингрид и жениху на шею кинулась. Созвали они гостей и веселую свадьбу сыграли.

Прикупил себе солдат земли и стал жить припеваючи с молодой женой и ее стариком отцом.

На острове Зеландия, близ озера Арре, жил старый холостяк; звали его Пер, а по прозвищу Сквалыга. Досталась ему в наследство богатая усадьба и куча новехоньких далеров. Но был Пер такой жадный, что даже жениться боялся.

«А ну как попадется мне такая жена, что хозяйство вести толком не сможет и все мое имение по ветру пустит!» — думал он.

И еще вбил он себе в голову, что женщины — объедалы заправские. День-деньской только и знают, что едят да едят: то тут кусок схватят, то там. Не успеешь оглянуться — проедят все твое добро.

Как подумает про то Пер — в дрожь его кидает!

Ну, а ежели с другой стороны взять, так без помощи ему в усадьбе все равно не обойтись, а чертовых работничков кормить-то тоже надо!

Одолели Пера черные думы, и никто никогда не видел, чтоб богатей веселился. День и ночь выискивал он, как бы ему прожить подешевле да тратить поменьше.

Был Пер уже в летах, и ломота в костях докучать ему стала. А присматривать за ним некому. И еще стал Пер к старости поболтать охотник, а словом перемолвиться ему тоже не с кем. Вот и пришло Перу на ум, что не худо бы, может, и жениться. Пускай жена за всем в хозяйстве приглядывает и его, Пера, старость покоит. Только жену надо сыскать такую, чтоб была не обжориста, ела б поменьше, а работала б побольше. Иначе и расчета нет жену брать, очень уж накладно выйдет.

Прослышал один бедняк хусман, что Пер жениться надумал. А была у того хусмана дочка по имени Грете. Вот и стал бедняк дочку уламывать, чтоб замуж за Пера шла да помогла б своим из нужды выбиться. Заупрямилась, было, Грете поначалу. Да и то сказать: ведь старик не бог весть что за находка для молодой пригожей девушки!

А потом подумала Грете про братьев и сестер: «Вечно они голодные сидят! А уж обновки-то и в глаза не видят! Пойду-ка я за Пера. Пускай хоть моим хорошо будет».

Только надо было, чтоб Пер поверил, будто Грете мало ест. Вот и уговорились Грете с отцом, что богачу сказать.

А как дальше было — сейчас узнаете.

Однажды утром проходил Пер-сквалыга мимо хусмановой лачуги и глядит — у обочины Грете гусей пасет. Пасет она гусей и чулок на ходу вяжет, а сама все приговаривает:

— Гуси, милые, вперед! Пасет вас та, что не ест, не пьет!

Заслышал те слова Пер-сквалыга, да так и обмер. Стоит, подслеповатыми глазами моргает и ушам своим не верит.

А Грете знай себе повторяет:

— Гуси, милые, вперед! Пасет вас та, что не ест, не пьет!

— Кто это не ест, не пьет? — спрашивает Пер.

— Да я! — отвечает Грете.

— Слыханное ли дело! Как это ты можешь — не есть, не пить?!

— Дома-то семь голодных ртов, а еды только на шестерых хватает. Вот я и привыкла почти что вовсе без еды обходиться.

— Чем же ты тогда живешь?

— А воздухом! Просверлил отец дырки в столбе, что посреди горницы стоит, вот я и сосу из них воздух. Видно, и воздухом можно жить!

— И не такая уж ты тощая! — сказал Пер.

Откашлялся он и говорит:

— Может, ты слыхала, я жениться надумал. Только нужна мне жена такая, чтоб за всем приглядывала. Девушка ты пригожая и мне по сердцу пришлась. Скажи, хочешь стать в усадьбе хозяйкой?

— Отчего ж не стать! — ответила Грете.

Сыграли они свадьбу, и переехала Грете к богатею в усадьбу. Поставил Пер-сквалыга столб посреди горницы, провертел в нем дырки, чтоб Грете могла из них воздух сосать и тем воздухом питаться.

Прошло немного времени, и однажды говорит Пер своему работнику Нильсу:

— Сдается мне, будто жена моя раздобрела! Уж не подкармливается ли она случаем в поварне? Как бы мне про это разузнать?

— Вот что, хозяин, — отвечает Нильс. — Подсажу-ка я тебя в дымовую трубу, а ты оттуда в поварню подглядывай, не ест ли Грете там чего?

— Ловко придумано! — обрадовался Пер. — Давай подсаживай!

Подсадил Нильс хозяина в дымовую трубу, уселся там Пер на доске; сидит, будто в люльке.

А тем временем пошел Нильс к хозяйке и говорит:

— Берегись, не ешь ничего в поварне, хозяин в дымовой трубе сидит!

— Ладно! — сказала Грете.

Знала Грете и раньше, что Пер — сквалыга. Только хотелось ей своим помочь. Потому и пошла за него. А как насмотрелась, что богатей людей своих голодом морит, надумала проучить этого толстосума. Работники да служанки в усадьбе все на ее стороне были. Если б не Грете, вовсе бы они с голоду померли. Она их всех тайком подкармливала.

Вот позвала Грете служанок и велит:

— Наносите сырых дров да зеленых сучьев и подложите их в очаг!

От такого топлива, ясное дело, больше дыму да копоти, чем тепла!

А как смекнул Нильс, что хозяин уж довольно в трубе подкоптился, забрался он на крышу к самому коньку и вытащил Пера на свет божий. Смахивал теперь Пер-сквалыга на копченую баранью ногу; и слова вымолвить не мог, не то чтоб лаяться. Пришлось Перу тут же в постель улечься.

— Ну как, ела она что в поварне? — спросил Нильс хозяина.

— Нет, там она ничего не ела, — ответил Пер-сквалыга.

Прошло какое-то время, и опять Пер говорит:

— Сдается мне, Нильс, что Грете еще ядренее стала. Щеки у нее круглые, да и сама она — бочка бочкой, такая дородная да гладкая. Уж не подкармливается ли она чем? Как бы мне про это разузнать?

— Вот что, — говорит Нильс, — может статься, она наверху в клети разными кушаньями лакомится. Давай распорем большую перину, что в клети лежит, запихну я тебя туда и снова зашью. А ты дырку в перине проткни и подглядывай. Так и узнаешь, не подкармливается ли хозяйка чем в клети.

— Ловко придумано! — обрадовался Пер. — Давай распорем!

Зашил работник хозяина в большую перину, а сам пошел к Грете и говорит:

— Не вздумай ничего наверху, в клети, есть, там хозяин в перине зашит.

— Ладно! — сказала Грете.

Позвала она служанок и велит:

— Выволоките-ка постели из клети на солнышко да выколотите их хорошенько! А то они давно не проветривались. Лежат там и плесенью покрываются.