— Подарочки пошли, поцелуйчики будут?

— Я слишком суровый для поцелуйчиков, а ты не можешь в интересное, пока на тебя не смотрят пять-десять женщин, портящих мебель в процессе, — хмыкнул Эзель.

Он бросил взгляд на Рале и Ласи, но те явно не собирались оставлять господина в одиночку. Слишком уж внимательно тот смотрел на битву, слишком ярко светились его глаза. По собственному признанию Зерба, лечить и менять Эзеля оказалось проще всего. Накладка случилась лишь в сексуальной ориентации и эмоциональной привязке. Изначально он должен был стать идеальным партнером для Рале. Где и что пошло не так господин выяснил, но переделывать не стал. Теперь Рале игнорировала белоголовых, Ласи им доверяла и порой ластилась, обе не отлипали от господина и физически не интересовали ни Эзеля, ни Фареля.

— Не пялься на них влюблёнными глазами, Рале подумает, что это внимание предназначено ей, — ехидно бросил Фарель перезаряжая своё оружие и снаряжая запасные барабаны. — И не жалуйся, что твой тощий зад не привлекает господина.

— Было бы на что жаловаться, — пожал плечами Эзель. Узел эмоциональных связей между спутниками Зерба и самим Иланом невозможно было распутать или понять.

Для себя он решил просто: чтобы добраться до Илана и девушек, врагам следовало убедиться, что Эзель мёртв окончательно и бесповоротно. И для этого сначала придётся избавиться от Фареля. Белоголовые обменялись взглядами и кивнули друг другу.

Внизу раздались детские крики. Зерб и его спутники прильнули к щелям. Эзель поднял излучатель искромёта, но Илан качнул головой. Пробиться сквозь защиту артельцев эта игрушка не смогла бы.

А те времени не теряли. Из замаскированного хода в самой глубине зала вытянули десять детей: по пять мальчиков и девочек. Орденцы пошли на штурм сразу же. Закованные в тяжёлые доспехи электростражей воины словно маленькие, но неудержимые горы металла, шли вперёд. По ним били искромёты, и молния бессильно плескались об их монументальные торсы. По ним били скорострелки, и снаряды рикошетили во все стороны от покатых плечей и шлемов. Магия бессильно разбивалась о сияющую ауру вокруг них.

Но Зерб видел главное: вся эта мощь на стыке технологий и магии не сможет продавить защиту артельщиков. «Бронзовый ветер» не поскупился на артефакты и магов. Вспыхнувшая перед баррикадой пленка щита переливалась голубыми и синими цветами, а значит пробить её ручным оружием почти невозможно. Элекростражи замерли.

На баррикаду вышел мужчина, плохо различимый за магической преградой.

— Сегодня вы проиграли! Мы обратимся к Царю, призовём Его, и пророки укажут путь к Возрождению! А после, шавки Семерых, вы падёте ниц перед Его гневом, ибо сказано…

В барьер ударила титанических размеров и яркости молния, но защита устояла. Один из орденских магов пожертвовал собой напрасно.

— Предатель пред лицом истинного Царя лишь пустое место, — закончил он торжественно.

Илан лишь покачал головой на подобную театральщину. Хотя внимание атакующих этот оратор привлёк, а значит выиграл несколько секунд для тех, кто готовил ритуал.

С высоты галереи Илан прекрасно видел все детали подготовки. Служки укладывали детей попарно в рунические круги, нарисованные на полу. Никто не сопротивлялся. Они двигались неторопливо, словно одурманенные. Зерб идел такое не раз и не два. Каждый, кого он излечил или изменил, проходил ритуалы аналогичным образом.

Пять артельщиков отошли от баррикад, встав у каждого круга. Сквозь возобновившуюся какафонию боя пробилась тягучая песня, сопровождавшая ритуал. Под монотонный речитатив на полу между парами детей проявлялись руны. Они испускали нежное голубое свечение, а значит процессом руководил сильный маг Крови.

Накал боя рос, но не считавшиеся с потерями орденцы не могли пробиться через щит. В барьер били ветвистые молнии и потоки огня — бестолку. Уже два десятка трупов в белых одеждах лежали у баррикад, а ритуал продолжался. Песня набирала мощь и глубину, линии символов объединили рунические круги в пентаграмму. Волосы Илана чуть приподнялись от той силы, что сейчас начала концентрироваться в центре магической фигуры.

Откуда появилась обнажённая женщина с девочкой на руках, Зерб не понял. Секунду назад их не было, а вот ребёнка в белой сорочке уже кладут в центр пентаграммы и встают рядом с ней на колени.

— Кровавая Звезда да поднимется над миром! — в исступлении проорали из-за баррикады.

У артельщиков, тянувших песню, сверкнули в руках ножи, а для Илана время застыло. Нет, он не испугался за жизни будущих жертв — что он мог для них сделать? Проломить лбом щит шестой градации силы? Нет. Илан испытал самое неуместное и ужасное чувство, которое только мог. Узнавание. Сколько раз в своей жизни он уже видел эту пентаграмму? Десятки, сотни. Не было в магии Крови универсальных рунных схем.

— Да возвестит Восьмое дитя о воле Его!

Вскинутый для удара фиолетовый магический нож засветился в руке женщины. Дети в вершинах пятиугольника взлетели над полом. Зерб не хотел смотреть, понимая, что произойдёт дальше. Клинок устремился вниз.

— Это так глупо… — тихо сказал Зерб.

Девочка, восьмой ребёнок лежала в центре пентаграммы и не проявляла признаков жизни. Её пульс был едва слышен, и казалось, что она скорее мертва, чем жива. Такая знакомая картина. Только вот Илан видел, чувствовал в этой чужой девочке всё тоже самое, что и в своей любимой сестре, которая уже годы спала мёртвым сном в такой же пентаграмме! Разница между ним и сестрой заключалась в пятнадцати минутах. Ровно столько времени разделяло принцессу семьи и восьмого сына. Или принца семьи и восьмую дочь?!

Горло Илана сдавил спазм, а пальцы сжались с такой силой, что начали крошить камень стены. Всё оказалось неожиданно просто: если нет свидетелей, что седьмым родился не самый сильный мальчик, а восьмой — очень сильная девочка, то почему бы не смухлевать? Память Зерба услужливо подкинула ему такие родные и ненавистные картинки унижений и терзаний, которые он перенёс просто за то, что он восьмой. Перенёс несправедливо. Без вины. Без причины. По чужой прихоти.

Треск, разнёсшийся по галерее, казалось, услышали даже внизу. Рале повернулась на звук и увидела, как быстро и судорожно дышит вожак. От него веяло силой и болью. Волны горечи расходились от Илана во все стороны, приправленные ненавистью словно жгучим перцем. Он повернулся лицом к своим спутникам, и они содрогнулись: радужка глаз Зерба из зеленой стала глубокого синего цвета. Этого не могло быть, но было. Четвертая градация силы на их глазах сменилась шестой просто по щелчку пальцев.

— Возвращайтесь на «Ласточку»! — низкий рык мага был прекрасно различим за грохотом боя.

Рале не сразу поняла, что успела выйти вместе с остальными в основной коридор подземелья, когда по нему пронеслась волна силы, стряхнувшая с них наваждение приказа.

— Господин!

Они ринулись обратно.

Зерб отослал спутников и упёрся кулаками в стену галереи. Уже давно его так не распирало силой. Голая мощь грозила вырваться из груди, выжигая всё вокруг. Коридор осветился ярким синим светом, а вокруг Илана закружилась метель из кровавых лезвий. Каждый кусочек магического металла оставлял в воздухе за собой дымчатый синий след.

— Узрите же явление Его!

Рука артельщицы пошла вниз, направляя клинок в грудь ребёнка. Илан склонил голову на бок, прищурился и, повинуясь его воле, вместо худощавой детской груди, остриё ударило в пол. Мигнула фиолетовая искра, и мир на мгновение померк. Гигантский выброс силы волной разошёлся во все стороны, сметая артельщиков и орденцев, как ветер сметает сухую листву.

Зерба подкинуло к потолку, а пол под ним начал проваливаться вниз. Маг успел отдать мысленный приказ, и его собственные кровавые лезвия пригвоздили руки и ноги Илана к камню, уберегая от падения. Это было не больно, но неприятно. Он бросил взгляд вниз.

Первое, что стало очевидным, дети выжили. И будущего пророка, и жертвенные пары окружили фиолетовые купола щитов.