«Хороший вопрос», – подумал Люциус. Он и сам толком не знал, как выразить словами охватившее его странное чувство. Да и поддавалось ли оно вообще описанию? Эта тоска, находившая на него всякий раз при мыслях о маме. И эта… эта невыразимая смесь злости, удивления и да, ещё восхищения, которую вызывала в нём каждая встреча с Шерлоком Холмсом.

– Вот что, твой отец… – начал он. – Он… Он ведь иногда берёт тебя с собой в экспедиции, да?

У сына путешественника засветились глаза от восторга:

– О да. Постоянно. Мы уже побывали в Африке, России, Индии…

– Но почему?

– Что «почему»? – с недоумением спросил Себастиан.

– Почему он берёт тебя с собой? Разве ты не отвлекаешь его от работы? – Люциус подумал о химической лаборатории Шерлока Холмса и о его доме, в котором нельзя шуметь и в котором даже солнце было нежеланным гостем.

Себастиан вскинул брови:

– Отвлекаю? Иногда, может, случается. Эти путешествия бывают весьма утомительными, а порой и опасными. Когда отец знает об этом заранее, он оставляет меня в Лондоне. На всякий случай. – Он улыбнулся. – Но обычно он берёт меня с собой.

– Просто так?

– Ну конечно. Мы же отец и сын, Люциус. Мы единое целое. И его работа очень, очень классная!

Сплочённость. Вот оно, это слово – нет, это чувство, которого так не хватало Люциусу. Себастиан и его отец были единым целым – так же, как Люциус и Ирэн Адлер на протяжении двенадцати лет. Неразлучные путешественники, вместе объездившие полмира и пережившие множество приключений. Раньше это было для Люциуса само собой разумеющимся, нормальным. Но теперь…

– Мы с Шерлоком Холмсом друг другу не подходим, – пробормотал он, обращаясь больше к себе, чем к Себастиану. – Это точно. Мы никогда не станем друзьями.

Он сам удивился, как его это опечалило. Одно дело – смириться с тем, что придётся на время остаться в Лондоне. Другое – пытаться отделаться от ощущения, что тебе здесь не рады, что великий сыщик тебя лишь терпит. Он вспомнил, как Холмс отчитывал его накануне: «Ты имеешь хоть малейшее представление, от чего ты сейчас меня отвлекаешь?» Демоны или нет – это были очень, очень типичные слова для сыщика с Бейкер-стрит.

Задумавшись, Себастиан вопросительно посмотрел на друга.

– Возможно, пока нет, – согласился он. – Но судя по тому, как ты сейчас рассуждал о его методах, о невероятном и невозможном, тебе его работа кажется такой же увлекательной, как мне – работа моего отца. Верно?

– Да, – признался Люциус.

– Тогда дай себе и мистеру Холмсу ещё один шанс. Ведь вы с ним довольно похожи. – Люциус открыл было рот, чтобы возразить, но Себастиан поспешно продолжил: – По крайней мере в том, что оба интересуетесь загадками. Может, это послужит началом вашей дружбы.

Люциус фыркнул про себя: «Я и мистер Зануда – друзья? Обхохочешься!»

– Но тогда и ты на него похож. И Тео, и Харольд.

Себастиан тихо засмеялся и положил руку ему на плечо:

– И поэтому мы четверо – отличная команда.

Теперь и Люциус засмеялся. Мальчики заметили, что чересчур расшумелись, только когда у подножия лестницы кто-то недовольно кашлянул. Они поспешно скрылись за дверью «Воронова гнезда».

Люциус, Себастиан, Харольд и Джеймс брели в лучах полуденного солнца по оживлённой Пиккадилли к Берлингтон-хаусу, где располагалось Лондонское королевское общество, как вдруг на них надвинулась громадная тень. Солнце закрыла огромная парящая машина. Урча моторами, всего в каких-то двухстах футах над их головами проплывал здоровенный дирижабль бронзового цвета. Он направлялся к высокой металлической конструкции, которая возвышалась над зданиями неподалёку и служила пристанью сигарообразному летательному аппарату.

– Вы только посмотрите! – Харольд, запрокинув голову, округлившимися глазами наблюдал за дирижаблем. – Я бы тоже на таком полетал.

– Мы с мамой однажды летели в дирижабле из Нью-Йорка в Париж, – сказал Люциус. – Года два назад. Там можно было удобно сидеть за столами, есть и пить. А ещё там был музыкант, игравший на специальном лёгком пианино. Казалось, будто находишься в клубе – только более оживлённом, чем тут внизу, на Темзе. Лишь в окно было заметно, что на самом деле находишься высоко над морем.

– А вы знали, мастер Харольд, что такие дирижабли могут весить до двухсот сорока тонн? – вмешался Джеймс. Автомат сопровождал троих мальчиков на этой прогулке в солнечный денёк и явно этим гордился. – По весу это почти как сто двадцать паровых кебов.

У Харольда округлились глаза:

– Сто двадцать паровых кебов пролетают сейчас над моей головой?!

– Если можно так выразиться.

Себастиан запрокинул голову:

– Интересно, как они держатся в воздухе. Они используют ту же технологию, что дядя Харольда, который делает эти летающие металлические шары, чтобы полететь на них на Луну?

– Вовсе нет, мастер Себастиан. – Джеймс покачал металлической головой. – Кейворит, который вы имеете в виду, – новое изобретение. Но если он будет надёжно работать, это может навсегда изменить воздухоплавание. Нет, дирижабли удерживает в воздухе так называемый наполняющий газ; обычно это гелий, потому что он не воспламеняем. В этом дирижабле над нами, наверное, около семи миллионов кубических футов наполняющего газа. Поэтому он такой большой.

– Откуда ты столько всего знаешь о дирижаблях? – удивился Люциус.

– Я знаю множество фактов о множестве вещей, – ответил автомат-дворецкий, и Люциусу почудились весёлые нотки в его голосе. – Если вы не забыли, Харольд внёс в меня всю информацию из научной библиотеки своего отца.

Люциус понимающе кивнул. Он не забыл – ведь Джеймс упоминал это при каждом удобном случае.

– Точно. Ты ходячая энциклопедия. Надо почаще брать тебя с собой. Ты можешь оказаться полезным.

– Я почту за честь помогать всем вам и за пределами «Воронова гнезда», мастер Люциус. Должен признаться, мне скучновато постоянно присматривать за мисс Софи: эта змея хоть и милая, но, честно говоря, не слишком общительная.

– Тогда тебе повезло, что Тео идёт после обеда с мисс Софи к ветеринару и ты сегодня свободен, – заметил Себастиан.

Зачем тигровому питону к врачу, никто из них не знал. Тео сказала только: «Это змеиная проблема. Мисс Софи не любит об этом говорить».

Из металлических швов Джеймса вырвались весёлые облачка пара:

– Обещаю вам, мастер Себастиан, вы не пожалеете, что взяли меня с собой. Мы с Элизой знакомы ещё с тех пор, как её ввели в эксплуатацию. Вы намного скорее выясните у Элизы то, что хотите, если я пойду с вами. Она – как бы подипломатичнее выразиться? – несколько своеобразная.

– Аналитическую машину Лондонского королевского общества зовут Элиза? – уточнил Люциус.

«И у неё свои причуды, как у Шерлока Холмса?» – он недоверчиво переводил взгляд с Себастиана на Харольда и механического человека.

– Совершенно верно, – кивнул Джеймс. – Кажется, изобретатель назвал её в честь своей юношеской любви. Но это лишь слух, который не подтвердили ни Элиза, ни сконструировавший её мистер Баббидж.

В ответ на растерянный взгляд Люциуса Себастиан лишь пожал плечами.

– Сначала, как договаривались, побеседуем с моим отцом, – сказал Харольд, который, похоже, не прислушивался к их разговору. – Если он не сумеет нам помочь, обратимся к аналитической машине.

– А твой дядя разве не член Общества? – спросил Себастиан.

Мальчик в очках покачал головой:

– Уже нет. Он купил дом за городом и устроил там мастерскую. Как сказал отец, дядя Джозеф считает, что в одиночестве лучше работается. Наверное, ему просто надоело слыть чокнутым из-за того, что он хочет полететь на Луну.

– Что-то безумное в этой затее есть, – заметил Себастиан.

Харольд решительно поправил очки и упрямо возразил:

– Не бывает чокнутых учёных. Есть только учёные с мелкими замыслами и учёные с крупными. И, если первые завидуют последним, потому что у них самих нет таких удачных идей, это ещё не повод кого-то порочить.