И когда в следующем диалоге Чехов опосредованно сообщает нам о сути происходящего, когда Лаевский прикрывает рассказ о себе разговором о некоем третьем лице, то становится очевидным авторское предупреждение – «здесь не все так просто».

– Ответь мне, Александр Давидыч, на один вопрос, – начал Лаевский, когда оба они, он и Самойленко, вошли в воду по самые плечи. – Положим, ты полюбил женщину и сошелся с ней; прожил ты с нею, положим, больше двух лет и потом, как это случается, разлюбил и стал чувствовать, что она для тебя чужая. Как бы ты поступил в таком случае?

Вообще, актерское исполнение – это набор приемов. Просто их надо точно и желательно «без швов» соединять в соответствии с партитурой текста. Вот мы поговорили о перспективе, о связках между смысловыми блоками, о том, что нужно внимательно следить за тем, когда отношение нужно выявить, а когда спрятать. Теперь давайте рассмотрим такой приём, как «отказ». Он, конечно, больше сценический, но для работы перед микрофоном тоже вам пригодится.

В актёрском арсенале существует такое понятие как «предыгра»: прежде чем начинается реплика, у актера проявляется определенная мимика, это такая чисто анатомическая фаза, по которой можно предугадать, что сейчас он начнет говорить. «Отказ» – это когда персонаж уже практически открыл рот, чтобы что-то сказать, а потом передумал, и не стал ничего говорить, потом опять вроде бы начал, но опять передумал – и, в конце концов, после нескольких попыток все-таки решается и произносит свою реплику.

Немного странно звучит? «Отказ» на самом деле длится обычно долю секунды. Чем же хорош этот прием? Удивительно, но после него всегда органично звучит речь! Вот такая непостижимая штука. Конечно, нельзя на таком приеме выстраивать всю роль, тогда это будет слишком бросаться в глаза, приём начнет «стучать», как заевший механизм, но использование его к месту обогащает вашу исполнительскую палитру.

«Отказ» демонстрирует такую крайнюю степень драматического существования, как «тупиковая ситуация». Ведь что такое драматургия? Это создание тупиковых ситуаций и их описывание (в литературном смысле). Если самолет взлетел и опустился – это не драматургия. А если самолет взлетел, и у него загорелось крыло – то мы начинаем осознавать, что дело связано с жизнью и смертью. Мы переживаем – долетят ли пассажиры благополучно или погибнут, или кто-то один погибнет ради всех остальных. Пошли вариации. Драматургия начинается там, где кто-то (один, как Костя Треплев в «Чайке» или все сразу, как в «Вишневом саде» Чехова) оказывается в тупиковой ситуации. И вот приём «отказа» демонстрирует человека в драматичной, крайне напряженной ситуации, когда исчерпаны все аргументы. Тут исполнитель должен работать через паузы, через дыхание, когда не сразу находятся нужные слова и он долгое время лишь подбирает их, пытаясь что-то произнести.

Дальше. Наверняка вам пригодится такой приём, как «драматический шепот». Он отличается от бытового тем, что в нем есть «полезный сигнал». Бытовой шепот не предполагает звучания громкости голоса, есть только некое «шипение». На записи это слушается очень напряженно, иногда даже нельзя разобрать слов. А вот драматический шепот – это как бы показывание шепота бытового с обязательным звучанием на минимальной громкости «полезного сигнала» голоса.

Также обращайте внимание на нередко встречающиеся в художественном тексте повторы одного слова дважды подряд. Их не следует играть одинаково. Скажем, «Я вам обещаю! Слышите! Слышите!» Здесь необходимо вскрыть контекст, и интонационно его выразить.

«Я вам обещаю: слышите! (восклицание) Слышите? (вопрос, допустим, с угрозой)».

Или вот еще пример повтора: реплика Ирины Аркадиной из чеховской «Чайки». Героиня ностальгирует. «Помню, смех, шум, стрельба, и всё романы, романы…» Маленькая запятая посреди повторяющихся слов вмещает в себя огромный пласт памяти о волнующих событиях. Между этими двумя «нотами» – целая судьба.

«…и всё романы (в верхнем регистре теплым голосом, а потом – пауза, и на октаву ниже) романы…»

Наработать использование подобных приемов на уровне автоматизма – это, конечно, высший пилотаж для исполнителя.

Теперь давайте немного поговорим о воображаемой аудитории исполнителя, о тех, кому он, находясь у микрофона, рассказывает свою историю.

Профессиональный актер умеет имитировать аудиторию, к которой он апеллирует. Воображать ли какого-то конкретного человека или представить некий зал, заполненный публикой, – это уж кому как нравится. Но важно помнить, что история «на двоих», рассказчик-слушатель, случается очень редко, это, как правило, что-нибудь в духе сказки для ребенка на ночь. Аудиокнига – это моноспектакль на некий камерный зал, примерно 40–50 человек. Осознание этого факта должно, в первую очередь, повлиять на уровень вашего полезного сигнала (динамику голоса, но не громкость!). Иначе это будет какой-то совсем интимный шепот. Ну, конечно, если шёпот является какой-то частью книги (диалог матери с сыном, или тихий разговор влюбленных), тогда это обосновано. Но всю аудиокнигу читать «для двоих», в одной манере, не стоит, слушатель этого не выдержит. Монотонность уместна в проповеди (хотя и в проповеди есть движение мысли: от частного к общему, от цитаты к обобщению, и так далее), а драматургия – это все-таки подвижная, динамичная история.

И тут мы подходим к понятию темпоритма.

Ритм – это чередование слабых и сильных долей, а темп – это скорость, с которой мы их воспроизводим. Вот, видите, опять упираемся в музыкальные термины. Все-таки здорово бы всем изучить эту грамоту! Поскольку в человеческой речи темп и ритм соединены, надо учиться управлять темпоритмом.

По Станиславскому различают 10 темпоритмов:

1. полная апатия, безразличие, почти умирание;

2. оказывается надо что-то делать;

3. делаю с художественным размахом (для себя);

4. делаю, потому что надо: не хочется, а надо (воля);

(2, 3, 4 – постепенный переход к энергичному, бодрому самочувствию).

5. ясное видение цели, готовность плодотворно действовать;

6. темпоритм настороженного внимания, чётких решений;

7. бурная радость, преодоление препятствий, первое появление тревоги или опасности;

8. 9. лихорадочный пульс жизни;

10. миг перед падением в пропасть, перед расстрелом, начало безумия, потеря способности осознавать и регулировать свои действия.

Это – базовые. Есть, разумеется, и промежуточные, и комбинированные. Всё опять-таки зависит от организации автором текста.

Обычно темпоритм диктуется предлагаемыми обстоятельствами, в которых протекает действие. Но часто случается, что персонаж существует на контрастах внешнего и внутреннего, и тогда исполнитель может ярко выявить драматическое напряжение, или наоборот – комический эффект. Например, персонаж удручен плохой новостью, но не хочет показывать это другим (замедленный, тяжелый ритм – мрачный блюз), старается вести себя весело и непринужденно (синкопированный, подвижный темп – полечка!). Или наоборот, человек, который чему-то обрадовался, по каким-то причинам вынужден скрывать эту радость, пытаясь казаться равнодушным. Проанализировав предварительно текст, вы отметите эти черты для персонажа, и уже у микрофона будете стараться выразить этот контраст. А уж когда вы сможете сочетать разные темпоритмы нескольких участников одной сцены, вот тогда сами почувствуете удивительную атмосферу подлинности жизни.

Вы наверняка слышали аудиокниги, в которых вдохи чтеца вырезаны безжалостно. Моё безапелляционное мнение: убирать дыхание из начитки нельзя! Дыхание – это движущая сила вашего голосового механизма. Слушатель дышит в такт вашему дыханию. В пустой бездыханной начитке он начинает задыхаться, как рыба на берегу. И в итоге – отключается.