Вот именно такая манера отлично подходит для чтения новостей. Это – профессионализм для тех, кто по роду деятельности должен спрятать свое отношение к событиям, и подать аудитории некие факты в максимально нейтральном ключе для последующей оценки и интерпретации. Хотя, даже такая манера может быть пространством для гения: вспомните интонации диктора Юрия Левитана. До каких высот мастерства надо подняться, чтобы сам Адольф Гитлер объявил тебя, диктора, личным врагом из-за того, как ты читаешь сводки «От советского информбюро»! Но это как раз исключение, подтверждающее правило.

«Просто читать» текст вслух могут все. Но мы – исполнители, артисты – берем на себя право и смелость передавать волю и мысль автора. Не слушатель режиссирует произведение, а исполнитель.

Поэтому анализ произведения – обязательное условие для пробуждения внутреннего режиссера.

А сейчас я вас удивлю. Большими золотыми буквами каждый исполнитель должен написать табличку и повесить ее перед глазами:

Вы скажете «Здрасьте, приехали! А что же тогда? Кроме текста-то у нас ничего нет!»

Есть. У нас есть то, что этот текст вызвало к жизни.

Режиссура – это умение увлекательно рассказать поучительную историю. Да, любая история должна быть занимательной, как ни крути. «Все жанры хороши, кроме скучного», говорил Вольтер. Текст, который мы произносим у микрофона, это результат определенных мыслей автора. Текст – это лишь надводная часть айсберга. А его подводная часть – как раз авторская мысль. Почему автор не мог не написать этот текст? Почему эта история взволновала его настолько, что он взялся нам её рассказать? Вот какими вопросами нужно задаться в первую очередь!

К примеру, известный всем со школы чеховский рассказ «Толстый и тонкий». Два бывших однокашника при встрече узнали, что стоят на различных ступенях социальной лестницы – один выше, другой несоизмеримо и безнадежно ниже, и выяснение этого факта моментально губит человеческие взаимоотношения между ними. На первый взгляд – этакая юмористическая зарисовка. Но просто так юмористические истории не возникают. «Театр – это жизнь человеческого духа», учит К. С. Станиславский. И этот дух может подниматься до бог знает каких высот, а может опускаться на немыслимые глубины. Как у персонажа Тонкого в чеховском рассказе. И если мы понимаем, что автор был глубоко взволнован этой темой (как в считанные секунды может пасть человеческое достоинство), то наша задача, как исполнителя, – выявить это авторское переживание.

Профессиональный исполнитель присваивает текст и благодаря этому становится убедительным. Это помогает ему будоражить воображение и фантазию слушателя. И в этом смысле аудиолитература – исключительный культурный феномен. Потому что для апелляции к слушателю у меня ничего кроме голоса нет. Ни мимики, ни пластики, ни декораций, ни костюмов. Только интонация! И только с ее помощью я могу передать волю и мысль автора, природу конфликта, своё отношение к произведению.

Итак, прежде чем взяться за прочтение, необходимо определить жанр: драма, комедия, трагедия или трагикомедия etc.

Природа жанра – это природа конфликта. Возьмите любой художественный текст: он всегда о том, что кто-то с кем-то конфликтует. Не в бытовом смысле, конечно, когда бьют посуду на кухне. Имеется в виду конфликт драматический. Схема любой драматической сцены такова: одному персонажу что-то требуется от другого, а другой, условно говоря, в чем-то ему уступает или, напротив, упирается и не уступает. И тогда первый персонаж начинает прилагать какие-то усилия, использовать ухищрения и так далее.

Давайте попробуем проанализировать природу конфликта на примере театральных постановок «Моцарта и Сальери» Пушкина. Итак, вначале нам представлен монолог Сальери о зависти, а затем на свет является пузырек с ядом, и мы понимаем, что кого-то отравят. И тут возникает вопрос: почему это трагедия? Трагедия – это не обязательно, когда умирает человек, как нам сказали в школе. Трагедией может быть и история, в финале которой все остаются живы, а вот что-то светлое и высокое в человеке (собственно, человеческое) умирает.

Продолжаем анализировать. Тема произведения – зависть. В большинстве постановок этой пьесы берутся два одинаковых бокала, наполняются вином, в один из бокалов бросается яд, бокал без яда остается у Сальери, а отравленное вино передается Моцарту – «Ну, пей же!» – и после пары монологов Моцарт уходит за кулисы, и мы понимаем, что он уходит умирать.

А теперь представьте, что на сцене стоят два бокала, один из которых отравлен, и Сальери, произнося «Ну, пей же!», отворачивается. И предлагает Моцарту выбрать бокал самостоятельно. Этакая русская рулетка: Сальери не знает, какой бокал выберет Моцарт.

В чем разница? В природе конфликта. В первом случае один богатый дворянин отравил дворянина победнее – это типичная буржуазная драма. А во втором случае Моцарт как личность не очень-то и интересен Сальери. У него конфликт побольше масштабом, чем простое сведение счетов с молодым гениальным выскочкой. Это конфликт с теми Силами, которые посылают священный дар.

В самой пьесе нет авторского указания на то, какие именно манипуляции совершаются с бокалами, и как ведет себя Сальери в тот судьбоносный момент, но именно режиссерская интерпретация этого события открывает нам видение на жанр произведения. В драме главные герои могут друг другу противостоять, и в финале кто-то может даже умереть, но атмосфера их конфликта приближена к реальности. Даже гибель персонажа – это чаще всего результат человеческого выбора. В трагедии же над всем происходящим властвует неумолимый фатум. Конфликт трагического произведения неразрешим.

Чехов пошел еще дальше. Его пьесы, по авторскому определению, – комедии, но уже больше 100 лет в театральных и литературоведческих сообществах спорят: ну как же так, у него же практически в конце каждой пьесы труп! Моя версия – в то время еще не был изобретен термин «трагикомедия». Точнее, он уже встречался в литературной среде, но еще не наполнился определенным драматическим смыслом.

Точное определение жанра помогает вашему внутреннему режиссеру выбрать интонацию повествования.

У вас может возникнуть вопрос: а какой же должна быть интонация в прочтении того или иного жанра? Неужели трагедию мы читаем скорбным замогильным голосом, а комедию на широкой улыбке? Конечно же, нет. Когда мы говорим об интонации повествования, мы в самую последнюю очередь имеем в виду чтение драмы со слезами, а комедии – со смехом. Да, в некоторых случаях можно прочесть трагедию как комедию и достигнуть нужного эффекта. А можно комедию прочесть драматическим тоном так, что слушатель будет утирать слезы от смеха. Этот прием называется «контркраска». Но чтобы добиться такого эффекта, нужно точно знать – от чего ты отталкиваешься, чего ты хочешь достичь, какими инструментами ты можешь пользоваться и как именно.

Марк Розовский писал о режиссере Георгии Товстоногове:

«…мастер высококлассного прочтения текста, тонкий, мыслящий человек, чувствующий все сложности и оттенки драматургических связей и сценической атмосферы, – это режиссёр-логик, режиссёр-аналитик и лишь вследствие этого – творец. Художник в нём возникал при условии полного знания, чего он хочет».