— Вон она, церквушка, стоит на нейтралке, — сказал майор. — Всего-то метров двести до нее, а не подойдешь… Надо ночью да по-пластунски… Будем думать, как выполнить вашу задачу. Что у вас с продовольствием? Не густо?.. Вижу, купались в Волге…

— Не густо, — согласился Семакин. — Лодки потопило бомбежкой, все, что было в вещмешках, промокло. Осталось немного консервов.

— Ладно, поможем вам и с этим, — пообещал майор. — Располагайтесь, пока осмотритесь. Действовать начнем с наступлением темноты… Буду просить командование, чтобы оставили вас хотя бы на несколько дней, пока не прибудет подкрепление. Воевать некому, от батальона и трети не осталось.

— В городе тоже фронт, много и своей работы, — ответил Семакин. — Как еще посмотрит на это дело наше руководство…

— Сейчас вы здесь больше нужны: восемнадцать бойцов, два командира, два медработника — это же сила! С минуты на минуту ждем приказа наступать.

— Если будет такой приказ, и нам будет легче. Пока что мы должны выполнить задачу, поставленную перед группой первым секретарем обкома.

— Вы думаете, мы сами не ломали головы, как выручить гражданских? Для начала попытаемся доставить туда медицину и продукты с водой, а потом будем решать, что делать дальше…

Весь следующий день ушел на изучение переднего края противника, лишь ночью Семакин с Сергеевым, а за ними и Вера с Хачатуровым стали пробираться к вознесшейся на холме церквушке.

…Серая предрассветная мгла. Небо затянуто тучами. Изредка вспыхивают ракеты, выхватывают из темноты поросшие кустами открытые плешины нейтралки. Мертвенно-белый свет опускающихся ракет порождает движущиеся тени, и, когда, затухая, ракета падает, тени мечутся, словно живые существа. Погаснет «фонарь» — еще больше сгущается темнота: ни зги не видно. Лишь в северной части над Сталинградом тучи по-прежнему полыхают багровыми отсветами зарева. Даже отсюда, на таком немалом расстоянии, слышен шум боя, видны эти зловещие сполохи пожаров.

Возле белевшей в темноте церкви, в дальнем конце огороженного чугунной решеткой кладбища темнели чудом уцелевшие кресты. Подходы к ограде прикрывала разросшаяся на склонах колючка, но до этой колючки надо было еще одолеть открытое пространство.

Подтаскивая за собой сумку в том же прорезиненном мешке, Сергеев оглянулся, увидел, что Вера и Хачатуров с трудом продвигаются вслед за ним: Хачатуров волоком тащит канистру с кипяченой водой, Вера — вещевой мешок с перевязочным материалом. Аккумулятор и провода в вещмешке с сухим пайком были у Семакина и двух сопровождающих их бойцов.

«Как там Вера? Справляется ли с таким необычным для нее способом передвижения?» Ясно, в школе криминалистики полосу препятствия преодолевали и курсанты-девушки, но то были учебные занятия, а тут ошибаться нельзя… Идти медикам вместе с разведчиками-командирами настоял Хачатуров. И действительно, опыт подсказывал, что когда кому-то нужна хирургическая помощь, дорога каждая минута.

Позади остались растянувшиеся вдоль верхнего среза оврага, заросшего кустами, бойцы майора Буланова и милицейского отряда. Их задача: если потребуется, прикрыть огнем ушедших к церквушке, обеспечить выход гражданских к своим.

Сергеев дождался, когда подползут ближе Вера и Хачатуров, снова двинулся вперед, перебегая от куста к кусту, подтягивая за веревку брезентовый мешок. Наконец-то они добрались до чугунной, исковерканной взрывами церковной ограды.

«Как вывести людей из церкви?.. Это же не одного и не двух. А дети? Достаточно вскрикнуть ребенку, и немцы откроют огонь. Детям кричать не запретишь…»

Все шестеро лежали у ограды и ждали, когда перестанет гореть очередная ракета.

Наконец и этот «фонарь» погас, навалилась чернильная темнота. Перебежав открытое пространство, остановились возле узкого, как бойница, окна, закрытого кованой узорчатой решеткой. Стекла в окне выбиты — Семакин приподнялся и крикнул:

— Открывайте! Свои!..

Некоторое время было тихо, кто-то выглянул в окно, потом послышались голоса:

— Да откуда вы взялись?

— Батюшки! Наши пришли!

— Неужто немцев отогнали?..

Железная дверь, слабо скрипнув, отошла от дубового притвора, Сергеев и Семакин, пропустив вперед Веру и Хачатурова, вошли внутрь.

— Больные есть? Раненые есть?

— Есть! Есть!.. Ой, родненькие, никак и доктор с вами?..

Их тотчас же обступили, стараясь рассмотреть в темноте, даже пощупать. Сергеев видел вокруг себя встревоженные обрадованные лица изможденных женщин, совсем малых ребят, стариков, старух, потерявших надежду на помощь, на то, что когда-нибудь выберутся отсюда.

— Помогите оборудовать место для операционной, занавесьте окна чем только найдете, чтобы не проникал наружу свет, — распорядился Хачатуров.

Сергеев видел, что и ему, и Вере сейчас ни до кого из сопровождающих. Путь от оврага до церкви показался всем шестерым неимоверно длинным, но добраться сюда было всего лишь первой частью задачи. Теперь предстояло решить, как выполнить вторую…

Медики тут же занялись своим таким нелегким в этих условиях, но привычным и необходимым делом: включили свет от аккумулятора, зажгли спиртовку, стали распаковывать инструменты и бинты.

— Мы пришли, чтобы вывести вас отсюда, — сказал Семакин, — но вижу, что у вас есть и раненые, и ребятня. И все же, на войне всякое может случиться: что, если немцы продвинутся вперед? Уничтожат ведь всех… Надо решать, что делать…

— А вы не давайте нас захватывать, — выступив вперед, ответил совсем белоголовый старик, очевидно старший среди укрывавшихся здесь. — И так, гляди, сколько отдали фашистам, да и что проку в старых и малых?

— Не пощадят они ни старых, ни малых, — ответил Семакин. — Раз уж мы пробрались сюда, и вы сможете уйти…

Женщины заговорили наперебой:

— А дети?.. Вы взрослые, вон какие здоровые, да и то ползком — вся одежда в грязи. А как с малыми ребятами? Всех ведь перестреляют.

С этими доводами невозможно было спорить.

— Мы уж лучше тут подождем, пока не вышибите фашистов, — снова вступил в разговор старик. — А вышибить обязаны беспременно! Ежели молодки, у кого детей нет, решатся, пускай идут, а мы, старые, тут подождем… Докторов привели, продуктов доставили, спасибо…

Сергеев видел, что и Семакин сомневается, имеют ли они право настаивать на эвакуации гражданских? Придется изыскивать другие средства спасения блокированных в церкви. Какие?

В это время снаружи возле узкого, как бойница, окна с узорчатой, каслинского литья, решеткой послышался голос:

— Товарищ старший лейтенант Сергеев!.. Это я, сержант Зинченко… Вам передана из Сталинграда радиограмма. Срочно вызывают в Сталинградское управление НКВД, а старшему лейтенанту Семакину, товарищ майор передал, приказано остаться с милицейским взводом в распоряжении майора Буланова.

— Спасибо, сержант, понял вас… Слышал, Герман Александрович?

— Слышал, — отозвался Семакин. — Все-таки добился своего Буланов. Может быть, он и прав… Пошли обратно на КП, будем разбираться…

— Мы с Верой остаемся, — донесся голос Хачатурова.

— Вера, мне приказано вернуться, — сказал, скрепя сердце, Сергеев, видя, что она уже готовит раненого подростка к операции, разрезая на его плече жесткую, как кора, от запекшейся крови повязку.

— Хорошо, Глеб, иди и не беспокойся, — ответила она таким тоном, будто провожала его в довоенное время на службу. — Будь осторожен, — добавила она. — Мы с Арамом Тиграновичем остаемся: тут много работы…

Обратную дорогу к Сталинграду — ползком через нейтралку к командному пункту майора Буланова, оттуда через Луковый овраг и открытое пространство к Волге, переправу на левый берег, а после броска на попутной машине снова на правый, в район штолен управления НКВД, — Сергеев проделал как во сне, с мучительным чувством вины перед Верой, которую он сам, как ни оправдывайся, отвез к врагу и оставил между позициями на нейтралке.