Маша коснулась его руки:

— Кто ж знал… Мне надо идти. Хорошо, хоть повидались…

— Маша! Куда ты? Двух слов не сказали!

— Очень много раненых, Коля. Смотри, что делается… Пойду я… Мы с Соней тут дежурим, тут и живем. Когда сможешь, найдешь нас здесь, приходи…

— Но ведь отбоя воздушной тревоги еще не было! — Николай все надеялся удержать Машу.

Та, пригибаясь и прячась в промоинах дождя, побежала к штольне, куда уже переносили раненых с только что прибывшей машины. Вот она оглянулась, помахала рукой, скрылась в темном проеме входа.

— Вы оба пока живы, свиделись… — сказал Сергеев, чтобы как-то подбодрить Николая, оглушенного гибелью взводного и такой встречей с Машей.

— Лучше бы меня, чем сержанта! — ответил Николай. — Чего я хорошего в жизни сделал? Если бы не вы с Куренцовым, шлепнули бы меня уже давно Хрыч или дядя Володя…

— Жаль Петра, — еще раз сказал Сергеев. — Такой человек, и так нелепо погиб!

К ним уже подходили санитары с носилками — пожилые призывники из похоронной команды.

— Прощай, Петро, — сняв фуражку, сказал Сергеев, стараясь не смотреть на мокрое от слез лицо Рындина, тоже стащившего с головы пилотку.

После того как унесли Куренцова, они еще некоторое время сидели молча, пока не послышался голос ротного командира Скорина: «Становись!»

Батальон майора Джегурды прямо с переправы шел в бой.

Над Сталинградом висела, заполняя все небо, черная мгла. Ветер гнал над Волгой клубы дыма и пыли. Пожары в городе не прекращались. После каждого налета фашистских самолетов они вспыхивали в нескольких местах одновременно, тушить их было некому. Город остался без воды и связи.

Серия тяжелых мин накрыла берег Волги. Ударили разрывы. Оглянувшись, Сергеев увидел бегущего к нему запыхавшегося красноармейца в окровавленной гимнастерке.

— Товарищ старший лейтенант! — закричал он. — Майор Джегурда велел передать: немцы на станции Сталинград-1, заняли пивзавод! Рота лейтенанта Скорина ведет бой на привокзальной площади!

Сергеева словно ошпарило: «Немцы в городе!»

— Все, кто может держать оружие, за мной! — крикнул он.

Тут же увидел Комова, уже поднимавшегося в кузов машины, с ручным пулеметом в руках, подхватил коробки с дисками, вскочил в полуторку вслед за ним. Туда же запрыгивали и красноармейцы, и гражданские, и дежурившие на переправе милиционеры.

Только сейчас Сергеев увидел, что на Комове лица нет.

— Павел Петрович, что с тобой?

Ответил Комов не сразу, с усилием разжимая спекшиеся губы:

— Немцы потопили теплоход… Все мои погибли…

Что мог сказать ему на это Сергеев? Тоже не знал, где Ольга, что с нею? Да и говорить не оставалось времени…

Чудом пробились через дымящиеся развалины, остановились, не доезжая до привокзальной площади. Встретил их лейтенант Скорин, жестом показал позиции своей роты. Площадь простреливалась, согнутые фигуры в дыму перебегали открытое пространство, спешно занимали в грудах кирпичного щебня стрелковые ячейки. Через площадь пыталась проскочить наша артиллерийская батарея на конной тяге: испуганно ржали лошади, вырываясь из рук ездовых. Одна из них была ранена, артиллеристы ее выпрягли, на руках вкатили орудие между глыбами кирпичных блоков и тут же, почти без подготовки, открыли огонь прямой наводкой.

Сергеев побежал вслед за лейтенантом Скориным, стараясь не отстать от опередившего его Комова, по команде которого занимали позиции бойцы прибывшего с ними милицейского взвода.

Увидев, как среди развалин на другой стороне площади замелькали силуэты в чужой серо-зеленой форме, Комов, не прячась, установил пулемет на сошки и выпустил полный диск по наступающим фашистам.

— Павел Петрович! Не подставляйся под пули! Толку от этого никакого! — крикнул Сергеев.

Но Комов словно не слышал его, сменил диск, продолжая бить по немцам длинными очередями. Сергеев подтащил к нему запасные обоймы — коробки с дисками, их тут же заметили: засвистели пули, выбивая щебенку, Комов застонал, ткнулся лбом в бетонное крошево.

— Санитара! — крикнул Сергеев. Сам он не мог оказать помощь Павлу Петровичу: гитлеровцы пошли на штурм.

Прячась за глыбой кирпичного блока, Сергеев переменил позицию, уйдя с пристрелянного немцами места, стал расчетливо бить по возникающим в дыму перед прицелом серо-зеленым фигурам. Оглянувшись, увидел склонившуюся над Комовым медсестру в закопченной гимнастерке — голова забинтована, рядом санитарная сумка… Расстегнув китель Павла Петровича, она торопливо бинтовала ему грудь и плечо.

«Хоть бы выжил», — мелькнула мысль, но думать было некогда: немцы наседали, от лейтенанта Скорина, державшегося рядом, Сергеев узнал, что враг уже в нескольких местах вышел к Волге. Бои завязывались не только на окраинах города, но и в центре.

Над руинами, где продолжалась скоротечная перестрелка, одна за другой рвались гранаты, от горящих зданий ползли клубы дыма, озаренные зловещими сполохами непрекращающихся пожаров. Перестрелка становилась все ожесточеннее, но вот впереди и справа показались перебегающие группами красноармейцы, послышалось «Ура!» — это прибыло подразделение какой-то части. Огонь со стороны фашистов стал слабеть, зато усилился почему-то позади засевших в развалинах немецких автоматчиков.

— Лейтенант! — крикнул Сергеев. Что там происходит? Почему немцы притихли?

— А это разведчики вашего милицейского отряда скрытно провели гвардейцев Родимцева в тыл фашистам, вышибли их с площади, правда недалеко… Нам приказ: укрепить позиции, оставаться на месте.

До темноты наступило относительное затишье, ночью над позициями гитлеровцев стали взлетать сигнальные и осветительные ракеты. Видно, немцы запрашивали подкрепление, боеприпасы. Вывод этот Сергеев сделал, услышав над головой гул фашистского самолета.

— Над нами кружит. Сейчас даст прикурить, — только и сказал он вполголоса.

Ранение Комова вызывало тревогу, томила неизвестность, что с Ольгой, где она, жива ли? Но и о самом близком и больном подумать не было времени. Отблески пожаров багровыми сполохами ложились на груды развалин, в этих отблесках высветился в небе парашют, плавно опускающийся между немцами и ротой Скорина.

— Счас рванет… Небось замедленная, — послышался молодой голос.

— Увидим, никуда не денемся, — ответил, вжимаясь в землю, Сергеев. — Ждать недолго.

Но ждать пришлось около часа. Бомба не взрывалась, и никто не решался подползти к сброшенному предмету. А спускавшийся парашют наверняка видели многие.

— Погляжу-ка я, что там, — сказал Сергеев и пополз в сторону развалин, отметив про себя, что еще несколько человек двинулись вслед по-пластунски к тому месту, где белел в камнях парашют.

Обдирая руки об арматуру взорванного бетона, вымазавшись в кирпичной крошке и пыли, Сергеев с несколькими бойцами добрался наконец до белеющего в темноте шелка, привязанного стропами к какому-то ящику. Это оказался немецкий контейнер с продуктами и патронами. Подкрепление попало не по назначению, но пришлось бойцам роты Скорина и группы Сергеева очень кстати.

После того как начальники милицейских подразделений выделили своих опытных командиров и те провели батальон гвардейцев в тыл немецким автоматчикам, центр города был очищен до самого вокзала, наступила хоть небольшая, но все-таки передышка, во время которой можно было немного прийти в себя, подумать и о повседневных заботах… Начиная с двадцать третьего августа, когда сражающийся город лег руинами под чудовищной бомбежкой гитлеровских самолетов, всех уголовников, бандитов и матерых рецидивистов, карманных воров, как метлой вымело из Сталинграда. Но в окрестных районах часть из них осталась. Добавились еще враги рангом посерьезнее, такие, как Гайворонский.

Сергеев не был уверен, что исчезнувший из поля зрения Гайворонский сыграл какую-то роль в массированной бомбардировке города. Как ему стало известно, Сталинград перед решительным штурмом гитлеровцев бомбила тысяча «юнкерсов» с целью подавить сопротивление советских войск. Немцы бомбили и центр, и окраины, и заводские районы. Для чего, конкретно была заброшена группа Гайворонского? Возможно, планировались диверсия на железной дороге, ограбление банка, иначе как объяснить появление сигнальных ракет, замеченных одним из охранников кассира, выбиравшегося с ценностями из подвала? И еще раздумывал Сергеев: «Если Хрыч был связан с „самим“, „шефом“, кто этот „шеф“?.. Обязательно ли Саломаха? И что он успел сделать для Гайворонского? Платить „три куска“ за здорово живешь никто не будет. Так за что намеревался получить этот самый „шеф“ столь солидный куш?..»