— А теперь, когда воспитательный процесс окончен, я кое-что поясню тебе, наивной дубине. — Начал, как преподаватель на лекциях, головорез — Во-первых, без моих парней ты и твои хвалёные «друзья» к этому городу и на выстрел катапульты бы не приблизились. Я церковников режу сколько себя помню и всё-ещё жив, а значит воевать умею, а крепость не беру, потому что только идиот бросит все свои силы на рыцарей Индерварда в укреплённом сооружении, да ещё и их собственном: входы выходы как свои пальцы гляди знают. Ты тут никто, советник, прихлебатель, так и помалкивай, пока язык ещё есть. — Лютер метнул нож Эдварду в голову, тот возился в землю в дюйме от цели. — Хех, всё ещё меток. — Ухмыльнулся наёмник.
— Я не никто! — Заорал барон. — Я наследник престола, без меня этого переворота не было бы!
— Переворота не было бы без денег глупеньких роялистов, им нужен дурак-король, что будет им потакать, так что ты что-то вроде знамени, суть в том, что знамя можно и сменить. Вроде умный, а таких простых вещей не понимаешь? Как у тебя голова-то работает?
— Я всё расскажу Данте, и тогда посмотрим, кто будет смеяться! — Не унимался барон, его всё ещё держали люди Лютера, но уже не били. Эдвард орал, исходил слюной от гнева.
— Твой дружок? — Удивился наёмник. — У него нет ни денег, ни армии, ни влияния, он просто собрал нас вместе. Помню, он вечно шерстил списки наследников престола, искал самых молодых и наивных, остановился на тебе. — Лютер замолчал, на улицу на вспотевшей лошади внёсся посланник из штаба и что-то прошептал на ухо командиру. — Ты идиот?! Конечно, прикончи его! Блюмберг ещё утром уплатил, ну же, ну же, пошёл! — Разъярённый наёмник дал непутёвому курьеру под зад и случайно озвучил собственные мысли, от этого он часто страдал, особенно в борделях. Однажды его выгнали из подобного заведения за безнравственность. — Взял бабки у Данте за голову Блюмберга, взял бабки у Блюмберга за голову Данте… Лютер, ты гений! Жаль, что жирдяй дал больше, от него воняет на три мили вокруг…
Эдвард уже не слушал наёмника. Он вскочил с мостовой, выскользнув чудом из рук бандитов, у него открылось второе дыхание. Кашляя и спотыкаясь, он бросился к лошади, на пути возник самый быстрый головорез. Сам не зная как, но барон мигом выхватил подаренный в начале штурма Данте кинжал и пробил врагу горло одним ударом, оттолкнулся от тела, разбежался и запрыгнул на лошадь. Он понёсся в центр города, где должен был сражаться Данте. Нужно было во что бы то ни стало его предупредить об опасности!
«Нет, Данте первым меня нашёл, предал церковь ради короля, Данте предать не мог! Посланник поскакал в сторону главной площади, он там, нужно его предупредить, хоть как-то помочь…» — Неопытный в политической грызне барон не хотел верить, что всё пошло не по плану. Однако, всё пошло не по плану.
— Босс, догнать мальчишку? — Спросил один из наёмников.
— Не заморачивайся, Данте наверняка давно уже выпотрошили, паренька оприходуют на месте без проблем. — Отмахнулся наёмник — Давайте лучше повеселимся с дочуркой губернатора, прежде чем вести этот бриллиант к папаше!
Наёмники радостно заулюлюкали, забыв об убитом товарище, и стащили связанную по рукам и ногам мадмуазель с лошади. Они предвкушали сношения и золото.
Через полчаса шайка головорезов притащила обессиленную девушку в изорванном платье прямо во двор губернаторского дома, у нею свело ноги, она еле ими шевелила, на лице не осталось места без ссадины или синяка. Переговоры длились ровно минуту.
— Вот ваша дочь, если вспорете себе брюхо сами и отдадите губернаторский перстень, то возможно она будет жить! — Прокричал Лютер в сторону витражного окна градоправителя.
— Засунь своё предложение себе в зад! Я нормальный мужик, ещё детей наделаю, тем более это не сын. — Ответил губернатор, на секунду открыв, а затем вновь захлопнув окно. Лютер довольно хмыкнул: такой поворот событий ему был по душе.
Кричащую от возмущения девушку прирезали сразу, всё равно ноги у неё больше не раздвигались. Губернатор давно держал у себя личную охрану и был уверен, что это надежная защита. Он ошибался. Лютер велел облить дом смесью Корин и поджечь, затем наёмникам оставалось только добивать выбегающих стражей, как куриц, спасающихся из курятника с лисой. Губернатора взяли отдельно. Он, под не очень сильными пытками рассказал какие семьи в Тассоре располагают большими богатствами и поспешно отправился вслед за дочерью в загробный мир с разбитой камнем головой. Булыжник Лютер сохранил на память.
— Вся жизнь — прекрасная картина. Мы должны ценить каждый её момент. Этот камушек будет напоминать мне об этом чудесном дне, когда я обнажил мозги этого тупого урода. — Мечтательно сказал Лютер, его люди привыкли к заскокам командира. — Чего застыли черти?! Город сам себя не ограбит! — Эту фразу наёмники восприняли с куда большим воодушевлением и бросились грабить…
***
Кардинал Данте Мортимер стоял посреди безлюдной площади в тени нависавшего над ним готического форта. Многочисленные бойницы и арки молчали, боясь показать свой истинный лик. Лишь это место в обуянном пламенем городе осталось оплотом тишины, мёртвой тишины.
Из мрачного укрепления доносились шепотки тех, кто таились за гротескными колоннами и витыми узорами. Они все наставили на одноглазого человека тайком самострелы, но боялись привести в действие спусковой механизм, ибо не знали, действительно ли кардинал Данте — предатель. И хоть сомнений почти не оставалось, но та малая часть, что всё же противилась голосу здравого смысла в головах церковников хранила Мортимера целым и невредимым. А он стоял и ждал своих убийц, которые вот-вот должны были подойти.
Тишину нарушил цокот сотен копыт — на округлую площадь повалили вооружённые всадники. Ещё великий генерал Мандорелли говорил: «Сильные наёмники выиграют битву и захватят власть, слабые проиграют битву и власть захватят твои враги». Цитата отличная, и будь у Данте выбор, он никогда бы не нанял армию Лютера, но выбора у него не было.
Солдат с грязными зубами и в меховых шкурах возглавлял граф Блюмберг. Бедный скакун сгибался под весом наездника. Графа усаживали с помощью бывшего портового крана примерно час. К тому же жирдяй ещё и додумался облачиться в тяжеленный парадный доспех. Его лошадь мечтала о смерти.
Блюмберг выехал вперёд, Данте знал, что он сейчас скажет.
— Ты мне больше не нужен. — Граф очень часто говорил эту фразу торговым партнёрам, даже слишком часто. Блюмберг нацелил на товарища арбалет. Данте не шелохнулся, продолжал смотреть на неприступные стены мечтательным взором, изредка вздыхая.
— Ты думаешь, что я собрал вас всех вместе, придумал план и не предвидел твоего предательства? — Всё с тем же мечтательным лицом Данте выхватил из-за голенища кинжал и отпрыгнул вбок от выпущенного болта. Воздух пробила ещё сотня стрел, но Данте стоял, не падал, хоть и принял на себя удар трёх снарядов. В одной руке трость, в другой — кинжал.
— Однажды ты спросил: владею ли я магией — губы кардинала тронула улыбка и он погладил прохладный набалдашник трости — Позволь же я отвечу! — Со всей силы он ударил ножом по вене и фонтан крови хлынул на костюм, лицо и трость кардинала. Серебряный набалдашник тускло замерцал, с каждой секундой всё ярче и ярче!
Блюмберг хотел было перезарядить оружие, но всё его тело сковало по рукам и ногам, вены медленно наполнял отупляющий холод. Застыли и все наёмники. Они испуганно переглядывались — только глаза их были им подвластны, остальное же тело пленила неведомая и могучая сила.
Данте всё продолжал шептать нечто пугающее себе под нос, упал на землю в экстазе, встал и начал рисовать на мостовой символы окровавленными руками. Он выводил поначалу бессвязные линии и фигуры, но в итоге вся эта бессмыслица соединилась воедино, и картина была теперь ясна. С площади в небо взирала кровавая морда лиса с тремя парами глаз.
Все скованные одной цепью монотонно пели жуткий гортанный гимн, сами того не желая. Контуры рисунка вспыхнули пурпурным пламенем, огонь потянул свои лапы к бандитам, те даже не смогли завопить от ужаса, лишь смотрели, как разумное пламя «облизывается», глядя на них.
