***

Лютер и его наёмники были отменными воинами, но никак не солдатами. Большее количество времени они просто грабили и убивали, кого попало, не особо заботясь о захвате города. Пригодные для обороны здания, башни, каменные казармы — всё рушилось. Наёмники хотели пронестись по Тассору разрушительной волной, закончить начатое в одночасье, как бывало десятки, если не сотни раз. Такая халатность всегда наказывается — жизнь любит ловить на ошибках. Заспанные воители церкви быстро сориентировались, и хоть потери в рядах инквизиции уже исчислялись сотнями, но они смогли нанести ответный удар. Маги круга превратили в пылающую жаровню несколько узких улочек, где промышляли грабежом наёмники. Лютер в истерике велел отступать и перегруппировываться. Разрушительный цунами головорезов на время остановился.

Тем временем с огромными потерями передовой отряд, возглавляемый самим Данте, совершил провальную атаку на центр города. Армия мятежников в основном состояла из легковооружённой пехоты и кавалерии, которая отлично умела грабить, но уж никак не осаждать город. Остатки не подкупленной дворянами стражи отстреливались сквозь бойницы из луков и самострелов. Центр города превратился в крепость. Мрачный каменный форт полнился засадами и ловушками, именно там и обосновались основные силы инквизиции.

Ситуацию удалось немного улучшить Эдварду. Вместе с Ренаром и его мародёрами барон захватил старый военный склад, где обнаружилось несколько древних катапульт. С помощью учёной Корин барон смог починить две из них. Машины, хоть и со скрипом, но работали.

Однако, когда дело дошло до атаки — барон начал упираться и отказываться настраивать машины. Корин этого сделать не могла: баллистикой не увлекалась.

Причиной негодований барона была цель обстрела — Университет неба и земли. В его высоких, но хрупких стенах пряталось множество солдат и церковников, но Фон Грейсу было плевать — нельзя рушить святая-святых.

Убедила его только записка от Данте (к кардиналу пришлось послать сразу семь гонцов, чтобы хоть один вернулся живым, в итоге повезло — вернулось двое)

«Вы, мой лорд, верно не желаете принести смерть образованным господам, засевшим в университете? Не хотите разрушить эти прекрасные стены? Неужели вы прощаете предателям измену? Столераст закладывал сию Альма-Матер при короле. Приняв власть новых богов и студенты, и преподаватели, и даже сами эти стены предали вас! А как должен поступать с предателями мудрый правитель?»

Барон не оставил и камня на камне от величественного здания. Он велел стрелять, даже когда остатки выживших из университета подняли белое знамя. «Извините, офицер. Мне взор застлал дым, а в нос ударил запах гари. Я не обратил внимания на белое знамя» — так после обстрела ответил барон Ренару, посмеиваясь в душе. Он сам уже толком не помнил, как направлял снаряды катапульт в самые уязвимые точки величественного здание, из-за чего оно и обрушилось, словно песчаный дворец. Когда барона захватывал азарт, всякий здравый смысл покидал его голову. Оставался только фанатизм, с которым он и мечтал бороться.

Нападающие одержали несколько символических побед, но неприступный форт в центре города позиций не сдавал. Коллегиально был составлен новый план атаки: силы Лютера и Данте ударили одновременно с двух сторон, идя под защитой мантелетов. Деревянных заслонов на всех не хватило: склад, с которого их позаимствовали, особым размером не отличался. Так или иначе, частичная защита лучше, чем никакая.

Тем временем Эдвард и набранная наспех из хоть что-то сведущих в цифрах людей инженерная команда вела беспрестанный обстрел укреплений противника. Новая атака оказалась гораздо успешнее предыдущих, получилось пробить первую линию обороны и занять наружные секции форта, но не более. Дальше людей Нового рассвета ждала только непреодолимая стена щитов: в глубинных комнатах крепости засели лучшие рыцари церкви Индерварда. Их доспехи весили в несколько раз больше хозяев и только магия священников помогала воинам управится с такой неподъёмной ношей. Никто из людей Лютера не мог даже поцарапать такую гору металла. Всего десятка таких воителей хватило, чтобы стереть в порошок передовые отряды Ренара. Бывший офицер Отца Настоятеля смог проложить путь в могилу для большинства своих людей. Из четырёх сотен солдат-предателей уцелело тридцать, считая командира.

Нападение захлебнулось, удерживать уже захваченные пункты становилось всё сложнее: многие дворяне оставались на стороне церкви и их люди всячески мешали мятежникам. Слабые аристократы подобны флюгеру — смотрят куда ветер дует. Многие же горожане просто решили выбрать сторону сильного, а с годами в головы к людям засела идея, что слуги Индерварда проигрывать не умеют, хоть обратное сотни раз и было доказано.

Спустя два часа Высшее командование решило переменить цель и послушать совета Эдварда (барон считал, что люди исполняют приказ, но идеи его рассматривались именно на уровне совета. Благо, идеи были хорошие): использовать ранее полученное преимущество. Фон Грейс и Лютер отправились на переговоры с губернатором, захватив с собой украденную ранее дочь градоначальника: девушку прятали в одном из домов в центре города, на самом видном месте.

Барон и Лютер за полчаса добрались до Сапфирового квартала: обитель богатейших граждан Тассора, где и находилась резиденция губернатора Рейта Барицка. Данте под страхом смерти запретил разорять дома богачей: они требовались целыми для будущего «широкого жеста», барон смысл выражения не уловил.

Огонь почти не тронул квартал, каждое имение располагало личным забором и садиком. Опрятные особняки с черепичными крышами будто находились не в осаждённом городе, настолько здесь было спокойно. Только вот при виде воинской процессии обитатели домов без промедлений захлопывали окна и запирали двери на засов, надеясь, что это спасёт их от пламени мародёров. Страх изображали и тайные союзники мятежников, чтобы не раскрыть себя перед остальными слишком рано. Лютер думал «случайно» уронить факел во двор одного из особняков. Что такое один крохотный сгоревший домик? Только игра света.

— Так, сэр, говорить буду я. Думаю, вы не против. Дом губернатора уже совсем близко. — Обронил барон и посмотрелся в зеркало клинка: ему не нравилось, как дикая скачка испортила причёску, которую он приготовил к такому случаю.

Наёмник бросил на Эдварда презрительный взгляд: он на дух не переносил умников, но их часто приходилось терпеть — денег много платили. Переговоры Лютера не устраивали, согласившись последний раз вести культурную беседу с противником он потерял кисть руки, которую теперь заменяла деревянная болванка. Бандит не слишком переживал за утерянную конечность: вкупе с его мертвенно бледной кожей и почти полностью чёрными глазами она вселяла ужас в сердца врагов, а иногда и друзей, что было полезно.

— Хватит сюсюкаться, мы тут на войне и переговоры — это полный бред. Нужно просто сжечь к чертям весь город и выгрести ценности. — Проворчал он и вслушался в тишину улиц: вдруг засада. Кроме методичного цокота копыт и ветра ничего он не разобрал.

— Но как нам это поможет взять форт? Пока последний человек инквизиции не преклонит колено перед наследником престола, нельзя будет считать город захваченным, таков древний обычай.

— Нахер обычаи. — Ругнулся Лютер — В крепости золота нет, баранов-церковников там как чертей в аду, вынесем ценности и сказочке конец!

— Неужели это о вас мне столько рассказывали? Грозный маркграф Лютер! Неуловимый и непобедимый враг церкви! Да вы просто идиот, основ тактики не знае…

Наёмник резко развернул лошадь и со всей силы вдарил Эдварду кулаком в лицо. Барон выпал из седла и его сразу окружили возникшие из неоткуда головорезы, Лютер встал над «товарищем» и жестом велел «выбить из барона дурь». Жадные до насилия бойцы маркграфа с удовольствием выполнили приказ. Эдвард не смог удержать: он визжал и стонал, глаза лезли на лоб. Тридцать секунд мучений казались вечностью при том, что мучители всего лишь немного «разукрасили» тело ножом, смазанным соком особого муравья: укус такого будто пронзает плоть насквозь и прожигает на много вглубь.