Дед проследил за моим взглядом и усмехнулся.

— Азамат кебера, — сказал он, когда мы снова вышли на дорогу. — Слыхал, почему так называют радугу? Нет?

…Давным-давно жил у большой реки человек по имени Азамат. Был он красильщиком, с утра до позднего вечера собирал на лугах да в лесных чащобах разные травы, коренья и готовил из них краски, да такие яркие, что и самому на диво.

Но вот беда — никто их не покупал у Азамата. Ну, какой, мол, от красок толк, кому они принесут радость?

…Однажды, как обычно, трудился Азамат в своей красильне. Готовые краски сливал в глиняные горшки и ставил на землю, чтобы краски охладились и приняли естественный цвет.

Кончив работу, он сел на камушек и задумался. Может, зря он возится с красками, раз они никому не нужны. Вдруг видит — на том берегу — человек выбежал из лесу, заметался. А за ним волчья стая, вот-вот настигнет беднягу.

Закричал Азамат, будто и впрямь крик его мог испугать зверей.

— Э-хе-хе!

— Эй! — откликнулось эхо. Только и всего. А волки уже совсем близко.

Схватил Азамат первое что попалось под руку — это были горшки с красками — и давай их кидать на тот берег.

В это время пошел дождь.

Краски выплеснулись из горшков, смешались с дождем, и над рекой повис радужный мост.

— На мост! — закричал Азамат беглецу. — Взбирайся на мост.

Человек взобрался на разноцветную радугу и по ней спустился к Азамату. Волки остались ни с чем, только зубами лязгали.

— Ты волшебник, — сказал спасенный человек Азамату. — Как тебя зовут, добрый человек?

— Азамат, — ответил красильщик.

— Мост Азамата! Мост Азамата! — повторял человек. А красильщик думал:

«Мои краски никто не покупает. Пусть же они хоть таким образом служат людям».

Взял Азамат свои горшки и разбросал их в разные стороны.

С тех пор как только идет дождь, вода мешается с красками, и в небе загорается чудесная радуга.

Люди называют ее Азамат кебера, что значит мост Азамата.

— А что, в городе у вас бывает радуга? — прищурился дед.

— Бывает.

— Ага, ну вот ты по ней и прибегай к нам в деревню почаще.

На дворе уже осень. Идет мелкий дождик, и кажется, что деревья плачут, роняя мокрые листья. Лес словно осиротел, потеряв зеленое убранство.

Изредка выглянет солнце и снова скроется в облачной хмури.

Пусто на полях, птицы улетели. Земля будто притихла, съежилась, ожидая грядущих холодов.

И только в селе стало людно, шумят по вечерам посиделки-улахи. Шутки, песни, смех. Девчата под гармошку пляшут, частушки поют.

Послушаешь — душа радуется. В то же время немного грустно. Пора расставаться с дедом. Давно уже перестали мы выгонять табун в ночное, но видимся с ним каждый вечер.

Вот и сегодня я заглянул к Ендимеру в просторную, светлую комнату. В ней пахнет свежевымытыми полами и типографской краской: газет на столе целая груда.

Молодые конюхи ушли гулять. Дед, упершись локтями в стол, пыхтит своей трубочкой.

— Пожил бы еще, ай наскучило?

— Нет, мучи, ехать надо. Отпуск кончается.

— Отпуск, — шевелит губами дед. — Это, конечно. Причина…

В этот вечер мы долго засиделись, толкуя о том о сем: какой выдался год урожайный и сколько домов в деревне прибавилось.

— Мучи, — попросил я, — много я слышал от тебя интересного, может, расскажешь еще чего-нибудь напоследок. Ну, хотя бы про тот холм возле Сугутского леса. Шевлеби, кажется, он зовется.

— А-а, — закивал дед. — Шевлеби там похоронена. О, это давно было, во времена Патька-патши, так у нас Пугачева звали. А Шевлеби у него атаманшей была.

— Расскажи, мучи, пожалуйста…

…— Пришла она как-то к Патьке-патше, к Пугачеву то бишь, — начал дед, — он как раз со своим войском Волгу перешел и остановился возле города Сербю, по-иному — Цивильск. Пришла и сказала: — Возьми, отец, в отряд. Я все умею: и на коне неоседланном скакать, и из лука стрелять. И держать ангар и саблю. Возьми, прошу тебя, а уж я отомщу врагам за все мои беды и несчастья.

— Кто же твои враги? — спросил Пугачев.

И рассказала Шевлеби, как убили сельские куштаны ее отца и как ушла она жить к дедушке. Но и тут ее горе настигло. Рассердился сельский поп на деда, что тот отказался девчонку крестить, подговорил ярыжек, те драку затеяли да сгоряча деда насмерть прибили.

С малых лет пошла Шевлеби по чужим людям: овец пасла, детишек нянчила, табуны гоняла. А выросла, расцвела цветком луговым, тут ее схватили куштаны, задумали силком просватать. Но не далась им, ночью жениха связала, а сама — в степь. Тут и прослышала про Патьку-патшу.

Пожалел ее Пугачев, а взять к себе отказался:

— Куда нам девушки, жизнь у нас кочевая. Лучше дам тебе денег, сколько пожелаешь. Найдешь себе жениха по сердцу и живи на здоровье, детишек воспитывай. А воевать — не женское дело.

Опустила голову Шевлеби, однако перечить не стала. «Дай, — думает, — погляжу, что тут и как…»

А был в стане Пугачева молодой воин, сынок дворянский.

Переметнулся он к Патьке-патше еще под Казанью, стал верно служить. Звали его Калюн, настоящее имя или прозвище, никто не знал…

Влюбился Калюн в чувашку и научил ее уму-разуму. Я, мол, выдам тебе мужскую одежду да еще охранную грамоту. Соберешь в своих землях отряд да с ним и к Пугачеву явишься. Тогда уж он тебя примет.

Сказано — сделано.

Попрощалась она с Патькой-патшой, с Калюном — и на коня. Поскакала по родным местам созывать баторов под знамена пугачевские. А народ уже бунтовал. Давно ему поперек горла были злые попы, что крестили всех правдой и неправдой, да жадные куштаны, которые отбирали у бедняков последнюю землю за долги.

— Пойдем к Патьке-патше! — говорили люди. — Покажем мироедам, на чьей земле они животы растят.

Вернулась Шевлеби с отрядом. Не признал в ней Пугачев девушку, думал — молодец-джигит к нему явился. Назначил Шевлеби атаманом.

Дошла Шевлеби с отрядом до Курмыш-города, а потом и до самого Алатыря. Не отставал от нее и Калюн. Вместе и громили барские усадьбы.

Полюбили девушка и юноша друг друга и решили свадьбу сыграть. Узнал Пугачев, как его обвели вокруг пальца, но не рассердился, а лишь посмеялся. «Что поделаешь, дело молодое. Пускай любятся да с врагами рубятся».

Однажды под Алатырем ушла Шевлеби с отрядом по селам поднимать народ на борьбу.

Край наш в то время был что улей растревоженный. Больно злы были мужички на куштанов. Подати, поборы, обман — не продохнешь. А тут свободу почуяли, ну и кинулись на мироедов… Есть на Карле водопад Пуп Каснавыран, может, слыхал? Вот в него-то и побросали самых злых попов со всей округи. Шевлеби всю окрестность прошла, стала в ней главной силой. Тронулись к ней люди со всех сторон. И как стало их больше тысячи, поспешила Шевлеби вслед Пугачеву.

А по пятам за Патькой-патшой уже шло царское войско. Редели отряды Пугачева. А тут еще кое-кто из бывших друзей врагу продался, заговор учинил, — только и ждали случая выдать атамана.

Калюн-то обо всем этом знал, да Шевлеби не сказывал.

На коротких привалах, положив голову на седло, предавалась Шевлеби девичьим своим мечтам.

— Вот одолеем врагов, — говорила она Калюну, — заживем с тобой счастливо.

— Хорошо бы, — вздохнул Калюн, — да только не верится.

— Почему, — удивилась Шевлеби, и в глазах ее мелькнул испуг, — нас вон сколько, большая сила.