— Да, о выводах говорить рано, — сказал Трофимов. — А вот задуматься над некоторой странностью этой дружбы начальника и подчиненного, человека пожилого с молоденьким пареньком, — задуматься над этим следует. Добро бы, если бы они только вместе охотились, но ведь они и пили вместе. Зачем? Зачем понадобилось Глушаеву спаивать Лукина? Неспроста это… Вот что, товарищ Находин, — обращаясь к своему помощнику по уголовным делам, продолжал Трофимов: — Глушаев, по его словам, местный житель, коренной уралец. Допускаю. Но уж очень он любит об этом и к месту и не к месту разглагольствовать. Да и влюбленность его в родные края какая-то странная, с затхлым душком… Прошу вас подобрать для меня биографические данные о Глушаеве.

— Будет сделано, товарищ младший советник юстиции, — понимающе кивнул Находин.

— И сделайте это до суда над Лукиным, — сказал Трофимов.

Через несколько дней после ночного разговора с Трофимовым Марина по телефону условилась с Рощиным о встрече и вечером прямо с работы пошла в райком.

Рощин принял Марину точно в условленное время, сам вышел ей навстречу и, дружески взяв под руку, ввел в кабинет.

— А у меня для вас сюрприз, Марина Николаевна, — сказал он по обыкновению негромко и так приветливо улыбнулся, что Марина сразу почувствовала себя просто и хорошо.

— Какой же, Андрей Ильич?

— А это уж вы сами решайте, какой, — рассмеялся Рощин. — Может быть, по душе, а может быть, и нет. — И он указал Марине на сидевшего в кресле у стола Степана Чуклинова.

— Степан Егорович? — Марина вопросительно взглянула на Рощина.

— Разве вы не по городским делам ко мне? — спросил тот ее.

— По городским, но… — Марина замялась, не зная, что сказать.

— Небось, опять с жалобой на меня, — добродушно сказал Чуклинов, поднимаясь навстречу Марине. — Здравствуйте, Марина Николаевна.

— Здравствуйте… Нет, на этот раз вы не угадали, Степан Егорович. — Марина обернулась к Рощину. — Я к вам по личному делу, Андрей Ильич, но это даже хорошо, что здесь товарищ Чуклинов.

— Выходит, пригласив председателя горсовета, я не ошибся? — спросил Рощин. — Вы же с ним неразлучные друзья…

Он усадил Марину в кресло и уже серьезно сказал:

— А теперь рассказывайте нам, Марина Николаевна, о своем деле.

— Вот. — Марина протянула Рощину бумаги и чертежи. — Это работа моего отца: проект Ключевого, каким представлялся ему наш город лет через десять-пятнадцать.

— Проект Николая Николаевича Белова? — бережно принимая из рук девушки чертежи, сказал Рощин. — Вот за это спасибо. Уверен, что мы найдем тут много ценного.

— Почему вы так думаете? — спросила Марина. Ее обрадовало, что Рощин сразу заинтересовался проектом. Ведь то же самое говорил и Швецов, когда Марина рассказала ему о работе отца.

— Я, Марина Николаевна, не привык да и не люблю расточать ненужные похвалы, — пристально взглянул на девушку Рощин. — А думаю я так потому, что вашего отца хорошо знал.

— Проект не закончен, — неуверенно заметила Марина. — И все же я решила, Андрей Ильич, что…

— И правильно, — Рощин поднялся и подошел к Марине. — Жаль только, что слишком уж долго раздумывали. Город строится, растет, а вы колеблетесь — нести или не нести эту работу в райком партии. Ведь нам теперь каждый добрый совет вот как дорог!

— Признаю, это моя ошибка, — виновато улыбнулась Марина. — Спасибо Трофимову за совет, а то я бы так и не решилась.

— Так это Трофимов вас надоумил?

— Он.

— Смотри ты! — одобрительно покачал головой Рощин и, видно, вспомнив свой разговор с новым прокурором, добавил: — Быстро, быстро осваивается…

— Когда же, Андрей Ильич, я смогу узнать ваше мнение? — спросила Марина.

— Мое мнение? Дело не в моем мнении, Марина Николаевна, а в мнении народа… Вот почитаем в райкоме, в горсовете, а там и на общественное мнение вынесем. — Рощин оглянулся на Чуклинова. — Я думаю, Степан Егорович, что настало время обсудить наши планы городского строительства с жителями города и поселка.

— Верно, Андрей Ильич, — согласился Чуклинов. — У меня даже и докладчик для такого обсуждения намечен.

— Кто же?

— Инженер Острецов.

— А справится? Ведь это должен быть не простой доклад.

— Понимаю, Андрей Ильич. Разговор так надо повести, чтобы люди поняли: не о новом доме и даже не о новой улице идет речь, а о будущем нашей районной столицы.

— Да, о том, каким станет наш Ключевой к исходу второй послевоенной пятилетки, — сказал Рощин. — Потому-то я и спрашиваю: справится ли Острецов с таким делом?

— Олег Юрьевич помогал отцу в его работе над проектом, — сказала Марина. — Я помню, с каким увлечением принялся он тогда за дело. Острецов — очень знающий инженер, — добавила она и, прощаясь, протянула Рощину руку.

— Ну, тогда лучшей кандидатуры и не найти! — Рощин крепко пожал Марине руку и с лукавым удивлением спросил: — Вы не уходить ли надумали?

— Уходить.

— А как же наши санитарные дела? Я как раз собирался с вами и с Чуклиновым побывать в общежитии молодых рабочих.

— Правда? — обрадовалась Марина.

— Правда. Сейчас прямо и отправимся.

Большой трехэтажный дом общежития молодых рабочих стоял на окраине, у самого шоссе, соединяющего город с комбинатом.

Строили этот дом еще при Белове, строили красиво, добротно. Белову хотелось, чтобы молодые бессемейные рабочие чувствовали себя в общежитии удобно и хорошо, чтобы оно не превратилось для них лишь в место ночлега, а по-настоящему стало их домом. Ключевцы, говоря о достопримечательностях своего города, никогда не забывали упомянуть и про молодежное общежитие. Многие даже утверждали, что здание это ничем не хуже семиэтажной гостиницы в Молотове.

И так случилось, что со временем общежитие молодых рабочих комбината превратилось для молодежи города и поселка в своеобразный клуб.

Часто бывало, что в общежитии, в просторной комнате отдыха, справлялись праздники, даже свадьбы, а еще чаще происходили здесь импровизированные комсомольские собрания. Это были не обычные собрания с президиумом, с повесткой дня и докладом. Собирались просто так, не сговариваясь. Собирались, чтобы обсудить какой-нибудь важный вопрос, решить который в одиночку было невозможно.

Вот и сегодня, накануне суда над Лукиным, в комнате отдыха собрались друзья Константина и Тани. Многим из них предстояло завтра выступать на суде в качестве свидетелей. Дело это было не простое. Редко кто из них заглядывал в суд, а уж свидетелем выступать не приходилось никому.

В комнате отдыха, где обычно стоял несмолкаемый гул голосов, на этот раз было тихо и сумрачно, хотя сегодня здесь собралось человек двадцать. Все в молчании ждали Бражникова: ведь он был следователем, имел звание младшего юриста. Все это сейчас в глазах его друзей приобрело неожиданно большое значение.

Бражников пришел последним. На нем был парадный форменный костюм, маленькие звездочки на погонах ослепительно сверкали. Бражников был необычайно серьезен и важен. В другое время друзья обязательно подшутили бы над ним за его несколько напыщенный вид, но сейчас им было не до того.

— Я, кажется, немного запоздал? — спросил Бражников, окидывая собравшихся медленным взглядом, совершенно так же, как это делал Трофимов на совещаниях в прокуратуре.

— Ничего, ничего, — подошел к нему Василий Краснов, высокий вихрастый парень, комсорг гаража, где работал Лукин. — Хорошо сделал, что пришел. Надо с тобой посоветоваться…

— Ну что ж, докладывайте, — делаясь серьезным, кивнул Бражников. И опять это «докладывайте» прозвучало у него совсем, как у Трофимова. — Только учтите, товарищи, я, как работник следственных органов, подсказывать вам, что вы должны говорить на суде, не имею права.

Бражников присел на пододвинутый ему стул и вопросительно посмотрел на Краснова, точно ждал возражений.

— Это мы понимаем, — сказал Краснов. — Зачем Же подсказывать?